В отличие от многих русских аристократов XVIII и XIX веков, выросших в сельских усадьбах, Андрей Кириллович не питал пристрастия к деревенскому быту, поскольку очень мало с ним соприкасался. Отец решил дать сыновьям образование европейского типа, что в пределах России было возможно лишь в Петербурге. В столице Кирилл Григорьевич владел великолепным дворцом на набережной Мойки[156], но для своих сыновей он организовал закрытое учебное заведение, «академию», устроенную в снятом им дворце на Васильевском острове. В какой-то мере «академия» Разумовского была прототипом будущего Царскосельского лицея, разве что имела гораздо более домашний вид и совсем короткую историю. Однако цели и методы обучения были сходными: никакой унылой зубрежки, никакого казарменного насилия, индивидуальный подход к каждому ученику, наивысшее качество знаний, специально составленные программы и пособия.
Учебой юных графов руководил историк и филолог Август Людвиг Шлёцер (1735–1809), который прибыл в Россию в 1761 году по приглашению историографа Фридриха (Фёдора Ивановича) Миллера. Учениками стали три брата, Пётр, Алексей и Андрей Разумовские (13, 11 и 8 лет), и еще три мальчика из дружественных семей, в том числе восьмилетний Алексей Теплов, которого Шлёцер считал «гениальным» за его умственные способности и искусную игру на скрипке[157]. Андрей Разумовский также хорошо играл на скрипке, но у кого он учился в детстве, источники не сообщают. Возможно, наставником Андрея и его братьев стал кто-то из придворных музыкантов Кирилла Григорьевича, среди которых имелись как украинцы, так и иностранцы.
Педагогический состав включал в себя гувернера-француза (потом его сменил другой соотечественник), некоего австрийца, ученика иезуитов из Вены, русского – математика из Академии (Степана Румовского) и самого Шлёцера. Поначалу обучение велось на французском, поскольку дети еще не владели немецким. Шлёцер начал обучать воспитанников немецкому, затем эти обязанности были возложены на австрийца, а Шлёцеру достались уроки латыни, которые он вел по собственному методу, основательному и в то же время творческому, без зубрежки и схоластики (этот метод описан в его мемуарах).
Уклон в обучении был прежде всего гуманитарным: иностранные языки, история, рисование, музыка. Однако математику, как уже упоминалось, вел выдающийся ученый из Академии. Шлёцер же предложил преподавать и статистику, что было встречено с большим одобрением и интересом. Фактически он применил методы статистики к изучению истории и тесно связанной с ней экономической географии, что было в то время совершенно новым подходом, сближавшим историю с точными науками и максимально отдалявшим ее от богословия и беллетристики. Впоследствии Шлёцер стал одним из основоположников государствоведения, науки о закономерностях развития государства и о методах государственного управления. Хотя главные научные труды Шлёцера были опубликованы гораздо позднее, идеи ученого вызревали постепенно и «обкатывались» в процессе его общения с братьями Разумовскими. Общение это носило дружеский и непринужденный характер, и Шлёцер вспоминал о годах, проведенных в «академии», как о лучшем времени своей жизни[158]. В конце 1764-го или в начале 1765 года «академия» на Васильевском острове прекратила свое существование, поскольку граф Кирилл Григорьевич решил, что пора отправлять сыновей в Европу, в Страсбургский университет, где когда-то учился и сам.
Блестящее образование, полученное Андреем Кирилловичем в 1760-х годах, отнюдь не было помехой военной службе, к которой его, как и прочих братьев, также готовили с ранних лет. По возвращении в Россию в 1769 году он поступил на флот, в 1770-м участвовал в Чесменском бою в качестве командующего фрегатом «Екатерина», а в 1775-м был удостоен звания генерал-майора, в котором и завершил военную карьеру. Нетрудно подсчитать, что ему в этот момент исполнилось всего 23 года. Но полученный им в юности походный и боевой опыт оказался для будущего дипломата нелишним; Разумовский не стал профессиональным военным, однако и «паркетным» офицером также не был. Тем не менее светские успехи манили его куда сильнее, чем воинские лавры.
Красивый, как и все мужчины в роду Разумовских, неотразимо обаятельный, обладавший безупречными манерами, Андрей Кириллович вошел в круг немногочисленных личных друзей великого князя Павла Петровича. Их дружба упрочилась еще сильнее после женитьбы в 1773 году великого князя на принцессе Вильгельмине Гессен-Дармштадтской, принявшей в православии имя Натальи Алексеевны. Однако под покровом дружбы развивался роман, отчасти схожий с историей Тристана и Изольды. Великая княгиня, обладавшая незаурядным умом и сильным характером, приобрела огромное влияние на супруга, который не замечал ее связи со своим ближайшим другом. Все это завершилось трагедией: Наталья Алексеевна скончалась в 1776 году мучительными родами, а чтобы утешить глубоко скорбевшего Павла, императрица Екатерина решила познакомить его с тайной перепиской великой княгини и Андрея Разумовского, из которой явствовало, что они находились в интимной связи и мертворожденный младенец, возможно, был плодом адюльтера.
Андрей Кириллович некоторое время скрывался от гнева Екатерины у своей сестры, Натальи Загряжской. Казалось, что его карьера закончена, и его ждут опала и ссылка. Но императрица распорядилась судьбой Разумовского иначе. Из Петербурга он действительно был выслан, однако не в Сибирь, а поначалу в Ревель (ныне Таллин), затем в отцовское украинское имение Батурин, после чего неожиданно получил в 1777 году назначение послом в Неаполь, став первым русским дипломатом такого ранга в этом королевстве. Должность отнюдь не являлась синекурой: у России были важные интересы в Средиземном море в связи с участием русского флота в военных действиях против Турции. Впрочем, Разумовский добрался до Неаполя лишь осенью 1779 года, долгое время ведя служебную переписку из Вены. Его назначение было воспринято в высших сферах европейской политики неоднозначно, поскольку граф Андрей уже заработал себе репутацию опасного сердцееда. Наталья Кирилловна Загряжская откровенно писала брату: «Мне сказали, что императрица-королева [Мария Терезия] против твоего отъезда в Неаполь, она совершенно не хочет, чтобы ты спал с ее дочерью. Это не шутки, поскольку я слышу это не в первый раз»[159].
Разумовский не имел дипломатического опыта, но личный шарм и выдающиеся способности сделали его работу в Неаполе чрезвычайно успешной. Он сумел очаровать королевскую чету. В отличие от предыдущей злосчастной истории, здесь обошлось без сердечных драм: флегматичный король Фердинанд IV не испытывал никакой ревности к симпатичному русскому графу, фавориту своей энергичной жены Марии Каролины. Королева же увлеклась Разумовским настолько, что ради него были изменены строгие правила испанского этикета, принятые при неаполитанском дворе и запрещавшие иностранным дипломатам личные контакты с королевской семьей[160].
Влияние Разумовского на королевскую чету оказалось очень благотворным для России. Казалось бы, столь успешно работавшего посла следовало ценить и поощрять. Но представители других держав, прежде всего Испании и Франции, дружно ополчились против Разумовского, и Екатерина II во избежание осложнения отношений с этими странами решила перевести Андрея Кирилловича в 1785 году из Неаполя как можно дальше – сначала в Копенгаген, а в следующем году в Стокгольм. При этом графу было запрещено заезжать по пути в Россию.
В Стокгольме деятельность Разумовского привела к очередному скандалу, на сей раз совсем не на амурной почве. Король Густав III искал повода начать войну против России, а в задачу Разумовского входило выставить короля зачинщиком этой войны, спровоцировав недовольство шведского дворянства и купечества, желавших прочного мира с соседней державой. Война в 1788 году все-таки началась и длилась до 1790 года, но ей предшествовало объявление Разумовского персоной non grata и требование короля, чтобы посол покинул Швецию. Граф дерзко саботировал это предписание, объявив, что не может его исполнить, не имея приказа своей государыни. Екатерина II полностью одобрила поведение Разумовского.
В жизни Разумовского обозначился новый центр притяжения: Вена. Впервые, как уже говорилось, он оказался в этом городе в 1777 году, направляясь в Неаполь, и задержался здесь по разным причинам до сентября 1779 года[161]. Во второй раз он остановился в Вене на несколько недель весной 1785 года, когда добирался из Италии (через Рим и Пизу) в Копенгаген. В Вене он сблизился с графским семейством Тун-Хоэнштейн, оказавшим ему теплый прием еще в первый приезд. Семейство было весьма примечательным: графиня Мария Вильгельмина (1744–1800), женщина очень образованная, любезная и обаятельная, состояла в личной дружбе с императором Иосифом II, который запросто, без свиты, посещал ее салон. Графиня хорошо разбиралась в музыке и покровительствовала, в частности, Моцарту (а после 1792 года – молодому Бетховену). Отец ее мужа, Иоганн Йозеф фон Тун, живший в Линце, также был большим почитателем Моцарта. Супруг графини, Франц Йозеф фон Тун, увлекался естественными науками и дружил с видными учеными своего времени, однако граф предпочитал жить не в Вене, а в своих поместьях в Чехии. Несмотря на родство со знатнейшими домами Австрии и Чехии, семья фон Тун поддерживала в своем салоне дух сердечного дружелюбия, лишенного чопорности и чванства.
В семье фон Тун подрастали сын Йозеф Иоганн (1767–1810) и три красавицы-дочери, которых в Вене называли «тремя грациями»: Мария Элизабет (1764–1806), Мария Вильгельмина Кристиана (1765–1841) и Мария Каролина (1769–1800). Во время первого пребывания Разумовского в Вене они были еще девочками, но к 1785 году превратились в очаровательных барышень. Родители не могли дать за ними значительного приданого, но все три сестры вышли заму