ж за людей весьма высокого положения. Мария Кристиана в 1788 году стала женой князя Карла Лихновского, на Марии Каролине в 1793 году женился, вопреки недовольству своей семьи, ирландский пэр Ричард Мид, он же граф Клануильям и лорд Гилфорд, а в Марию Элизабет страстно влюбился Андрей Кириллович Разумовский, сделавший ей в 1785 году предложение руки и сердца, которое было ею с радостью принято.
Однако на пути влюбленных стояло немало препятствий. Отец, Кирилл Григорьевич, поначалу не хотел даже слышать о браке с иностранкой-католичкой и дал свое согласие на свадьбу лишь при условии, что сын соблюдет верность трем главным жизненным принципам: «отечество, вера и Государь»[162]. Андрею Кирилловичу тем самым запрещалось принимать австрийское подданство, переходить в католицизм и покидать государственную службу. С другой стороны браку противилась бабушка невесты, графиня Анна Мария Ульфельд, урожденная княжна Лобковиц. Аргументы были примерно теми же, к тому же довольно сомнительное по происхождению графское достоинство Разумовских не было тайной для старинной австрийской знати. Необходимо было также получить разрешение на брак у императрицы Екатерины II и императора Иосифа II. Влюбленных всячески поддерживала мать невесты, которая позволила им вести переписку, в которой все действующие лица этой романтической истории выступали под вымышленными именами. Переписка велась на французском, и графиня фон Тун также активно в ней участвовала, сообщая будущему зятю сведения о самочувствии Элизабет и описывая светскую и музыкальную жизнь Вены. Так, в письме от 8 августа 1785 года графиня сообщила Разумовскому, что Моцарт сыграл в ее салоне фрагменты из только что законченной оперы «Свадьба Фигаро»: «музыка восхитительная»[163].
Свадьба состоялась в ноябре 1788 года в Вене; венчание происходило в Михайловской церкви (Michaelerkirche) по католическому обряду. Каким образом удалось преодолеть трудности, связанные с разницей вероисповеданий жениха и невесты, источники умалчивают. В России молодая графиня Разумовская стала именоваться Елизаветой Осиповной, хотя русского языка не знала и, по мнению князя Адама Чарторыйского, по каким-то причинам «ненавидела, как и ее сестры, всех русских вообще»[164]. Возможно, свидетельство Чарторыйского не вполне достоверно, поскольку иначе вряд ли у графини сложились бы добрые отношения с родственниками мужа.
Весной 1789 года новобрачные смогли приехать в Россию. Императрица Екатерина больше не держала зла на графа Андрея, хотя по-прежнему не разрешала ему посещать Петербург (наследник, Павел Петрович, продолжал испытывать яростную ненависть к бывшему другу[165]). Граф Кирилл Григорьевич более одиннадцати лет не видел своего любимого сына и был счастлив познакомиться с прелестной и милой снохой. Старый граф продал свой петербургский дворец и переехал в подмосковное имение Петровское, где и принимал молодую пару. Все лето и часть осени Андрей Кириллович с женой посещали московских родственников и знакомых, а в октябре 1789 года Екатерина II наконец-то позволила Разумовскому явиться ко двору. В январе 1790 года состоялось его примирение с великим князем Павлом Петровичем (свидетельницей их трогательного доверительного разговора была Елизавета Осиповна). Молодая графиня очень понравилась императрице, а Разумовскому намекнули, что всерьез рассматривают вероятность его назначения послом в Вене.
Сложившийся во время правления императора Иосифа II российско-австрийский военно-политический союз, основанный не только на общих интересах двух держав, но и на личной дружбе монархов, оказался под вопросом после смерти императора 20 февраля 1790 года. С наследником Иосифа, его братом Леопольдом II, великим князем Тосканы, у Екатерины не было столь тесных связей. Хотя Леопольд был не менее просвещенным правителем, чем Иосиф, и исповедовал сходные принципы, он должен был проводить несколько иную внешнюю политику. Должность российского посла в Вене приобретала в этой ситуации особую важность. Разумовский успел зарекомендовать себя как талантливый дипломат, способный как завоевывать симпатии влиятельных особ, так и действовать чрезвычайно решительно. Для него назначение в Вену было верхом желаний; он любил этот город и чувствовал себя там счастливым. Екатерина II после письменных переговоров с князем Потёмкиным, находившимся на театре военных действий, приняла решение послать Разумовского в Вену: «Жена его венка и он там связь имеет, не глуп и молодость уже улеглась, et il paraît être devenu beaucoup plus prudent[166]; обжегся много, даже до того, что оплешивел»[167]. Что касается последнего замечания, то нужно заметить, что даже на более поздних его изображениях пресловутая «плешивость» не бросается в глаза (возможно, волос у него не хватало на затылке).
Главным препятствием для назначения Разумовского послом в Вене было наличие действующего посла, князя Дмитрия Михайловича Голицына (1721–1793). Он проработал на своем посту в общей сложности 32 года. Имя этого уважаемого дипломата оставило след даже в венской топонимике: улица, на которой находилась его загородная резиденция в районе Ландштрассе, стала называться «улицей Голицына» (Gallitzinstrasse), а находящийся рядом лесистый холм – «горой Голицына» (Gallitzinberg); там были охотничьи угодья князя, пожалованные ему Марией Терезией. Голицын стал личным другом императрицы и ее канцлера князя Кауница; хорошие отношения у него сложились и с императором Иосифом. Дом Голицына стал одним из очагов культурной жизни Вены: князь был ценителем живописи, покровительствовал художникам и приглашал выступать у себя самых выдающихся музыкантов. Так, Моцарт не без гордости писал отцу Леопольду в 1782 году, что князь Голицын, приглашая его выступить в своей венской резиденции, всегда привозит и отвозит его в собственном экипаже, а во дворце обращается с ним «благороднейшим в мире образом»[168]. После смерти Моцарта в венском доме, принадлежавшем Голицыну, несколько лет жила овдовевшая Констанца с двумя сыновьями, Карлом Томасом и Францем Ксавером Вольфгангом.
Сместить 70-летнего Голицына с дипломатического поста и отозвать его в Россию было невозможно прежде всего по моральным соображениям, поэтому в официальном назначении Разумовского от 30 сентября 1790 года граф именовался «посланником при дворе короля Богемии и Венгрии», хотя правителем всех этих стран являлся австрийский император. Разумовскому предписывалось «помогать» князю Голицыну в его деятельности, которая после смерти императора Иосифа II требовала новых подходов: Леопольд II заключил мир с Турцией и начал налаживать взаимоотношения с Пруссией – обе эти страны были враждебны России. Кроме того, во Франции в 1789 году разразилась революция, которая отнюдь не сразу приняла форму кровавого террора, но страшно обеспокоила и напугала всех европейских монархов.
Хотя назначение состоялось в 1790 году, различные дела заставили Разумовского задержаться в Петербурге до марта 1791 года. Затем граф с супругой двинулись в Вену с остановками в Москве и в Киеве. В австрийскую столицу они прибыли в июне.
Князь Голицын принял новоназначенного коллегу в штыки. Он отказывался допускать его к дипломатической переписке и к архивам посольства. Разумовский пустил в ход свои связи при венском императорском дворе и в российской Коллегии иностранных дел. В итоге старый посол проиграл это закулисное сражение и в апреле 1792 года был вынужден подать в отставку, оговорив себе право доживать свой век в любимой Вене. Это право ему было даровано, а Разумовский 23 апреля был официально назначен на его место. Родственники и друзья Голицына считали, что действия «самозванца» Разумовского ускорили кончину князя или, в любом случае, сильно омрачили последние годы его жизни. Голицын скончался в Вене 19 сентября 1793 года. Не имея прямых наследников, он завещал свое состояние на постройку общедоступной больницы в Москве (до 1917 года она именовалась Голицынской, ныне – Первая градская больница). Возможно, такая идея могла возникнуть у него не без влияния покойного императора Иосифа II, построившего в Вене в 1784 году обширный комплекс зданий Общедоступного госпиталя.
Притом что у князя Голицына, безусловно, были основания считать себя незаслуженно оскорбленным, назначение на его место Разумовского имело веские причины. После Французской революции 1789 года резко изменилась обстановка в Европе; события разворачивались очень быстро, и российско-австрийские отношения ориентировались уже не на противостояние с Турцией и Пруссией (впрочем, их упускать из внимания тоже не следовало), а на активную борьбу с революционной Францией и с революционными настроениями в других странах, в частности в Польше. С Пруссией был заключен тайный договор об очередном разделе Польши, и в 1793 году она была оккупирована русскими и прусскими войсками.
Кроме того, во всех странах, участвовавших в ключевых событиях конца XVIII века, в течение нескольких лет сменились правители. В 1792 году внезапно умер император Леопольд II, и на престол Священной Римской империи взошел его старший сын Франц II (после 1804 года – австрийский император Франц I); в том же году королем Пруссии стал Фридрих Вильгельм III; в Швеции 16 марта 1792 года был заколот на балу-маскараде король Густав III; в России в 1791 году скоропостижно скончался князь Потёмкин – верный сподвижник (и, как многие полагали, тайный супруг) Екатерины II, а в 1796 году умерла сама императрица. Cтрашная участь ожидала французскую королевскую чету: король Людовик XVI был казнен на гильотине 21 января 1793 года, королева Мария Антуанетта – 16 октября того же года. Началась эпоха бурных перемен, которую впоследствии стали называть «наполеоновской», хотя в начале 1790-х годов о молодом военачальнике-корсиканце Наполеоне Бонапарте за пределами Франции еще мало кто знал.