[184]. В 1850-х годах тетрадь принадлежала графу Михаилу Юрьевичу Виельгорскому, страстному поклоннику Бетховена. Эта книга эскизов, хранящаяся в РНММ в Москве, была в 1962 году опубликована Н. Л. Фишманом. Все эти подробности лишний раз говорят о том, что венские меценаты Бетховена составляли один круг, иногда довольно узкий, иногда более широкий, и нередко в центре этого круга оказывался граф Разумовский с его обширными родственными, деловыми и дружескими связями.
Представляется почти несомненным, что в числе отосланных в Петербург сочинений «выдающихся композиторов» должны были оказаться и бетховенские Трио ор. 1, которые Разумовский слышал в доме Лихновского, а возможно, и в своей резиденции.
Какие еще ноты мог послать Разумовский Зубову, учитывая пристрастие Платона Александровича к камерной музыке с участием струнных? В объявлениях издательства «Артариа» и нотного магазина Иоганна Трэга в течение весны и лета 1795 года рекламировались, в частности, квартетное переложение балета Йозефа Вейгля «Ричард Львиное Сердце», переложения для различных составов зингшпиля Франца Ксавера Зюсмайра «Зеркало Аркадии», инструментальные произведения Франца Антона Гофмейстера, Йозефа Фиала, Адальберта Гировца и других композиторов, которых вряд ли можно причислить к «выдающимся»[185]. Из сочинений Гайдна вышли в свет три сонаты для скрипки и фортепиано ор. 71[186] – по всей вероятности, они и были отправлены Зубову.
В постскриптуме упоминается одна из поздних опер Антонио Сальери, «Пальмира, царица Персии». Она была поставлена в венском Кернтнертортеатре 14 октября 1795 года, то есть за три дня до отправки письма Разумовского Зубову. «Пальмира» пользовалась большим успехом, но партитура не предназначалась для печати, поэтому «достать» ее было трудно: следовало пустить в ход свои связи и заказать рукописную копию. Тем не менее Разумовскому, очевидно, это удалось, и уже 1 сентября 1796 года «Пальмира» была поставлена в Петербурге в Эрмитажном театре, причем с участием некоей «приезжей великанши»[187]. Добытая же Разумовским копия партитуры хранится в Центральной музыкальной библиотеке при Мариинском театре и, возможно, ждет своего второго открытия.
В переписке Разумовского с Зубовым за 1795–1796 годы мелькает также имя «художника Мюллера». Историки до их пор не обращали внимания на этот сюжет, который оказался чрезвычайно занимательным и отчасти даже сенсационным. Казалось бы, что могло бы заставить нас перечислить в одном ряду имена Моцарта, Бетховена, Екатерины II и ее последнего фаворита? Всех этих людей, которые кажутся принадлежащими разным мирам и разным эпохам, связывают между собой «художник Мюллер» и граф Разумовский.
Под скромным псевдонимом «Мюллер» долгие годы скрывался граф Йозеф Дейм фон Штритеж (1750–1804), который в молодости, как считалось, убил на дуэли противника (или полагал, что убил) и был вынужден несколько лет провести в изгнании за границей, где, чтобы заработать на жизнь, обучился профессии скульптора. Он не имел дела с бронзой и мрамором, а изготавливал восковые портретные бюсты и гипсовые слепки с античных статуй. Хотя оригинальным художественным талантом граф не обладал, его работы, отличавшиеся необыкновенным сходством с оригиналами, пользовались успехом. Вернувшись с разрешения императора Иосифа II в Вену, он стал придворным скульптором. Именно Мюллеру-Дейму было даровано разрешение снять посмертную маску с императора Иосифа сразу после его кончины 20 февраля 1790 года, а в 1792 году император Франц заказал ему восковые портреты членов своей семьи для их отсылки родственникам в Неаполе. Скульптор сам привез эти изображения в Неаполь, и там же изготовил фигуры членов неаполитанского королевского семейства (давних друзей графа Разумовского). Некоторые из его восковых портретов, созданных в сотрудничестве с другим скульптором, Леонхардом Пошем, сохранились; они находятся, в частности, в Вене, в фонде изобразительных материалов Австрийской национальной библиотеки.
Все это время граф продолжал жить под нейтральной фамилией Мюллер и увековечил ее в созданном им частном музее – Мюллеровской галерее, где выставлялись слепки греческих и римских статуй из Рима и Неаполя, восковые бюсты современников, различные курьезы и чудеса техники – музыкальные автоматы и часы с механическими органчиками[188]. Некоторые экспонаты оформлялись в виде причудливых инсталляций, включавших в себя интерьерные композиции, скульптуры, световые эффекты и музыку.
В 1797 году Мюллеровская галерея переместилась из самого центра Вены в огромный дом-дворец на берегу Дунайского канала близ Красной башни и сделалась одной из архитектурных и музейных достопримечательностей города. В изданной в 1801 году книге Антона Пихлера о венских обычаях на единственной иллюстрации, помещенной на фронтисписе, – изображение Мюллеровской галереи[189]. Галерея оставалась популярной и во время Венского конгресса 1814–1815 годов, но потом из-за нехватки средств она пришла в упадок, коллекции были распроданы, а залы в течение ряда лет использовались для балов и концертов. К сожалению, в 1889 году по решению венских властей это импозантное здание было уничтожено. Но к тому времени оно уже давно перестало быть музеем, а его историческая ценность тогда, очевидно, не осознавалась.
Разумовский с его широким кругом знакомств и тайных осведомителей, безусловно, должен был знать, кто такой на самом деле «художник Мюллер», но в переписке с Зубовым не раскрывал его инкогнито. Возможно, Разумовский тоже считал, что титулованному дворянину зазорно зарабатывать себе на жизнь ручным трудом или коммерцией.
Между тем граф Дейм был интересен не только как автор скульптур и создатель музея. Он сыграл некоторую роль и в истории музыки. Не будучи собственно меломаном, Мюллер-Дейм общался и с Гайдном, и с Моцартом, и с Бетховеном. Многочисленные музыкальные автоматы из Мюллеровской галереи нуждались в пополнении репертуара при помощи новых съемных валиков. Граф Дейм заказывал пьесы лучшим композиторам, а валики для автоматов создавали искусные мастера, включая ученика Гайдна – монаха, композитора и механика Примитивуса Нимеца.
Моцарту же граф заказал ряд пьес для «часов с флейтами», встроенных в так называемую «Гробницу Лаудона» – архитектурно-скульптурную инсталляцию, посвященную памяти знаменитого австрийского полководца фельдмаршала Эрнста Гидеона фон Лаудона (1717–1790). Этим обусловлен глубоко серьезный и даже траурный характер моцартовских пьес, Adagio и Allegro KV 594 и Фантазии KV 608 (оба сочинения в тональности f-moll). В 1791 году граф собственноручно изготовил гипсовую посмертную маску Моцарта, с которой позднее была сделана бронзовая отливка (к сожалению, оригиналы не сохранились).
Из писем Разумовского к Зубову явствует, что Андрей Кириллович высоко оценивал мастерство Дейма как скульптора и считал его точные слепки античных статуй и восковые портреты современников достойными приобретения для коллекции Екатерины II.
Приведу фрагмент письма Разумовского к Зубову от 10 (21) ноября 1795 года, касающийся творчества Мюллера-Дейма[190].
Вот уже много лет здесь находится человек, обладающий превосходным талантом в искусстве изготовления восковых изображений, вызывающих иллюзию полнейшего правдоподобия. Этого человека зовут Мюллер, и он собрал весьма примечательный кабинет изображений подобного рода, где он представляет в подлинном виде самых знаменитых в Европе особ, сходство которых было ими самими признано. Ему была предоставлена счастливая возможность запечатлеть всех членов Императорской семьи после Императора Иосифа, и это удалось ему превосходно, так что его послали в Неаполь с той же самой целью[191]. Король и Королева были настолько удовлетворены его работой, что ему было позволено изготовить гипсовые копии прекрасных статуй из Геркуланума, чего ранее никому еще не разрешалось. Но, едва ему была дарована эта милость, он не преминул о ней пожалеть, учитывая, что Мюллер со своим мастерством должен был достигнуть предельной точности в выполнении такой задачи. Наконец, господин граф, его труд закончен, и он вернулся в Вену, привезя с собою великолепное собрание этих предметов. Тем временем он явился ко мне с прошением предложить их Нашему Двору, и я с готовностью поддержал его, расценив сей объект как достойный угодить Нашей Августейшей Государыне. Однако в качестве основного условия я потребовал от него предоставить мне полнейший каталог с подробнейшим указанием предметов и их стоимости, указав как полную сумму за всё сразу, так и по отдельности за каждую часть его собрания.
Этот каталог я прилагаю здесь и прошу Ваше Превосходительство милостиво передать мне приказания Нашей Августейшей Государыни по сему поводу, если вы рассудите, господин граф, что это предложение в самом деле окажется угодным Ее Императорскому Величеству.
Имею честь питать к вам неизменные чувства глубокого уважения, господин граф,
Вашего Превосходительства смиреннейший и покорнейший слуга
г[раф] А. Разумовский[192].
В письме к Зубову от 19 (30) августа 1796 года Разумовский еще раз заговорил о своем протеже. В начале этого письма он поздравил Платона Александровича с присвоением ему княжеского титула, что произошло при активном содействии Разумовского (по указу императора Франца граф Зубов стал князем Священной Римской империи, а Екатерина II разрешила ему принять этот иностранный титул и пользоваться им в России). А далее он вновь вспомнил о «Мюллере»:
Художник Мюллер, которого по моему представлению Ее Императорское Величество удостоила приобретением великолепного собрания гипсовых слепков с прекрасных статуй из Рима и Неаполя, владеет также предприятием, которым он руководит с большим разумением и вкусом, производя разнообразные светильники из богемского хрусталя в бронзовой оправе. Будучи у него, я нашел это совершенно новым, а он держался со мной чрезвычайно учтиво. Я сделал покупку до того, как ее кто-либо увидел, и