[252]. В XVIII веке самые искушенные историки музыки считали «Оду Пиндара» подлинной. Поэтому Львов с восторгом обнаружил сходные принципы композиции в кирхеровской подделке и в некоторых русских песнях, что было отчасти верно в силу общих закономерностей песенного жанра и бесспорной старинности выбранных Львовым образцов.
Работа Львова над сборником проходила параллельно с осуществлением другого крайне амбициозного коллективного проекта – сценической постановки и подготовки к изданию «Начального управления Олега», пьесы Екатерины II с музыкой Василия Пашкевича, Карло Каноббио и Джузеппе Сарти. Спектакль, оформленный с невероятной помпой, был впервые показан 22 октября 1790 года в Эрмитажном театре в Петербурге, и затем состоялось еще несколько представлений. Поскольку чета Разумовских находилась тогда в Петербурге и пользовалась благосклонностью императрицы, Андрей Кириллович мог присутствовать на одном из спектаклей.
Партитура «Начального управления Олега» вышла в свет в 1791 году в той же типографии Горного училища, которая издала и сборник русских песен. Львов принимал самое активное участие в реализации театрального проекта Екатерины II, хотя его имя также не предавалось огласке: он предпочитал держаться за кулисами. Опубликованные в издании партитуры иллюстрации, отражающие основные эпизоды постановки, были выполнены по рисункам Львова; он делал эскизы декораций и костюмов; ему же принадлежал перевод на русский язык обширного предисловия, написанного Сарти по-французски и содержавшего описание древнегреческой музыки, духу которой Сарти пытался подражать, сочиняя в пятом акте «Начального управления Олега» сцену из «Альцесты» Еврипида[253]. Львов, по-видимому, выступал и в качестве консультанта и помощника Каноббио и Сарти, предлагая им мелодии русских песен, использованные в увертюрах Каноббио к первому и четвертому актам и в симфонических антрактах к пьесе (эти мелодии также имеются в сборнике Львова).
Особенно интересным было сотрудничество с Сарти, хотя Львов находился в Петербурге, а Сарти – либо в Кременчуге, либо в военной ставке князя Григория Александровича Потемкина. К сожалению, переписка Сарти со Львовым не сохранилась: огромная часть архива Львова была утрачена вследствие халатной оплошности одного из слуг, о чем Львов с досадой сообщал своим корреспондентам в 1795 и 1796 годах[254]. Но важно, что именно во время подготовки сборника песен к печати Львов штудировал все, что античные и новые авторы писали о музыке древних греков, рисовал ключевые сцены из пьесы Екатерины II.
Мысль о живой преемственности между древнегреческой и русской культурой была дорога не только Львову, но и самой Екатерине II в связи с ее «греческим проектом», предполагавшим полную победу над Турцией и раздел ее территории между Россией, Австрией и Венецианской республикой. «Начальное управление Олега» заключало в себе идеологическое и художественное обоснование «греческого проекта», поскольку завершалось сценой торжественного приема русских гостей в Константинополе и заключения дружеского союза между князем Олегом и византийским императором Львом. Именно для музыкальных эпизодов в пятом акте от Сарти потребовалось создание хоров и мелодекламации в «древнегреческом» духе, что и было им осуществлено с максимально возможной на тот момент тщательностью. В частности, в одном из хоров Сарти процитировал ту самую «Оду Пиндара», на которую Львов ссылался в предисловии к сборнику русских песен. Не исключено, что идея ввести столь важную цитату в партитуру «Начального управления Олега» могла исходить именно от Львова. Следовательно, красивые заблуждения, высказанные Львовым в предисловии к сборнику 1790 года, принадлежали не только ему самому, но и находились в русле общественно-политических устремлений конца екатерининской эпохи.
Второе издание сборника вышло в свет в 1806 году, когда Львова уже не было в живых, а от «греческого проекта» Екатерины остались лишь воспоминания. По своему составу второе издание было полнее первого и состояло уже не из одного, а из двух томов. При этом предисловие Львова оказалось сильно отредактированным и урезанным. Второе издание сборника готовилось еще при жизни Львова, но его выход в свет задержался из-за нехватки средств или других трудностей. В настоящее время практически доказано, что новую версию предисловия успел написать сам Львов.
Интересны и другие детали. Первое издание 1790 года выходило в свет при Екатерине II, и, хотя в полиграфическом отношении выглядело импозантно (гравюра на фронтисписе, четкая широкая печать, хорошая бумага), оно не имело посвящения и не распространялось по подписке. Второе издание посвящено Александру I от имени Прача; гравюры с поющим крестьянином здесь уже нет, зато есть обширный список подписчиков, заранее внесших деньги на издание или поддержавших его другими способами. В списке – все основные члены императорской семьи: обе императрицы – правящая, Елизавета Алексеевна, и вдовствующая, Мария Фёдоровна, все братья и сестры императора, представители высшего света и другие лица. Однако ни одного представителя семейства Разумовских в этом перечне мы не найдем. Что касается Андрея Кирилловича, то причины понятны: он находился в Вене, и у него уже имелось первое издание сборника.
Почему граф Разумовский мог питать интерес к изданию 1790 года, в какой-то мере объясняется подробностями биографии Николая Львова. В юности Львов служил в Коллегии иностранных дел курьером и часто бывал за границей. Нет сведений о том, что он пересекался с Разумовским в 1770-х годах или в 1781 году во время своей поездки в Италию, но, поскольку они являлись сослуживцами, Львов, находясь в мае 1781 года в Неаполе, должен был доставить какие-то документы русскому послу[255]. Львов, увлекавшейся изобразительным искусством, был допущен в галерею при дворце Каподимонте, резиденции неаполитанских королей, чего вряд ли мог добиться рядовой курьер, не заручившийся поддержкой посла, а у Разумовского, как мы помним, были особые отношения с королевой Марией Каролиной.
Позднее, когда Львов вошел в круг архитекторов, художников и поэтов поздней екатерининской эпохи, он общался с Алексеем Кирилловичем, братом Андрея Разумовского. В 1800 году Алексей Разумовский начал строительство грандиозной усадьбы на Гороховом поле в Москве, близ Яузы. Считается, что архитектором дворца мог быть Львов[256]. Согласно другой версии, дворец строил ученик Львова, Адам Менелас (1753–1831), который спроектировал другую усадьбу Алексея Разумовского в подмосковных Горенках. В любом случае стиль и дух усадьбы на Гороховом поле были проникнуты идеями палладианства, которые вдохновенно воплощал в своих архитектурных творениях Львов. Нет сомнений, что имя Львова было хорошо известно братьям Разумовским, и Андрей Кириллович, возможно, встречался со Львовым во время своего пребывания в Петербурге с января 1790-го по март 1791 года. Львов был очень близок к семье Державина – он проектировал усадьбу Державина на берегу Фонтанки, а в 1794 году архитектор и поэт породнились, поскольку Гаврила Романович женился на свояченице Львова, Дарье Алексеевне Дьяковой.
Поскольку сборник Львова вышел из печати в 1790 году, Разумовский, как мне представляется, привез его в Вену непосредственно из России. Не исключена вероятность и того, что Львов мог сам подарить свое детище Разумовскому. В контексте культурных и политических событий того времени (премьера «Начального управления Олега», где Русь прославлялась как «Третий Рим») концепция сборника Львова, декларированная в предисловии, заметно выходила за рамки задач, стоявших перед обычным приятным изданием для бытового музицирования. Хотя в 1806 году «греческий проект» Екатерины II утратил актуальность, активная роль России в борьбе с Наполеоном нуждалась в идеологической поддержке, в том числе посредством искусства.
Поэтому закономерен следующий вопрос: мог ли Бетховен знать о том смысле, который Львов вкладывал в свой сборник?
Библиотекарь графа, Поль Биго де Морож (1765 – после 1856), француз эльзасского происхождения, принадлежал в 1806–1807 годах к кругу близких друзей Бетховена[257]. Но Биго, насколько это известно, не владел русским языком, так что, даже если передача книги состоялась через него, он не мог дать каких-либо разъяснений по ее содержанию. Возможно, Бетховен изучал сборник и делал из него выписки, находясь в библиотеке Разумовского, а взять уникальный экземпляр домой ему не позволили.
Более того, в первом издании текстовая часть сборника была отделена от нотной. Сначала давались полные тексты песен, иногда довольно длинные, а затем мелодии в гармонизациях Прача, и там воспроизводился лишь текст первого куплета. Во втором издании тексты были напечатаны вслед за нотами, однако если оно и попало со временем в Вену, то уже явно после завершения работы над квартетами ор. 59.
Однако, зная, насколько пытлив и временами въедлив был Бетховен, невозможно представить себе, что он ограничился только изучением нотного текста, нисколько не интересуясь ни названиями и словами песен, ни предисловием. Ведь в своей переписке с Джорджем Томсоном, шотландским издателем и фольклористом, который начиная с 1807 года заказывал Бетховену обработки шотландских, ирландских и уэльских песен, композитор настойчиво просил и требовал, чтобы Томсон присылал ему не только мелодии, но и тексты песен, а Томсон этого упорно избегал (вероятно, опасаясь, что обработки могут быть изданы на континенте без его ведома). Так что содержание народных песен было Бетховену отнюдь не безразлично, и это, очевидно, распространялось также и на русский фольклор.
Думается, что каким-то образом Бетховену перевели (вероятно, сугубо устно и очень бегло) и предисловие Львова, и слова заинтересовавших его песен. Остается лишь гадать, сделал ли это сам граф Разумовский или кто-то из русских сотрудников посольства. Согласно официальному «Месяцеслову» на 1806 год, при Разумовском в Вене находились (если учитывать только сотрудников, безусловно хорошо знавших русский язык): советники Алексей Васильевич Васильчиков, Иван Осипович Анстедт, Михаил Иванович Отто, а также служащие канцелярии Василий Петрович Волынский, Константин Яковлевич Булгаков, Фёдор Алексеевич Скрыпицын, Александр Петрович Званцов и Емельян Афанасьевич Кудрявский