ьностью, однако не с тем широковещательным размахом, с которым это делала Мария Фёдоровна. Здесь сказывалась разница натур двух императриц: Мария Фёдоровна предпочитала основывать и опекать институты и учреждения; Елизавета Алексеевна предпочитала помогать конкретным лицам, хотя во время войны 1812 года и после нее сочетала частную благотворительность с попечением над некоторыми организациями.
Способами выразить себя стали для Елизаветы Алексеевны сугубо приватные занятия: никогда не прерывавшаяся переписка с любимой матерью, Амалией Баденской, урожденной принцессой Гессен-Дармштадтской, а также чтение разнообразных книг и музицирование. Читала она и стихи, и популярные романы, но предпочтение отдавала познавательной литературе: «Излюбленное мое чтение – история и все к ней относящееся», – сообщала она в 1804 году в письме к матери[353]. В альбоме Елизаветы Алексеевны за 1810-е годы содержатся переписанные ее рукой стихотворения на французском языке, в том числе «Ода Фортуне» Жан-Батиста Руссо, «Прощание с Францией» королевы Марии Стюарт и другие; общий тон привлекавших ее стихов – созерцательный и лирико-философский[354].
Музыкой Елизавета Алексеевна занималась с самого детства и имела к ней талант и склонность. Она обладала очаровательным, хоть и не сильным сопрано и пела так искусно и задушевно, что даже императрица Екатерина II, неоднократно заявлявшая о своей природной немузыкальности, называла юную жену Александра «сиреной»[355]. Разумеется, по правилам русского придворного этикета и в согласии с собственной застенчивостью Елизавета Алексеевна никогда не музицировала на публике, даже великосветской. Слышать пение и игру Елизаветы Алексеевны могли лишь родные и близкие, то есть члены императорской семьи и избранные представители двора, а также ее наставники в музыкальном искусстве.
В Петербурге она в разные годы брала уроки у таких выдающихся музыкантов, как Иоганн Вильгельм Гесслер, Людвиг Теппер де Фергюсон, Джузеппе Сарти и Осип Антонович Козловский. Сарти и Козловский помогали составить нотную библиотеку императрицы, которая ныне хранится в КР РИИИ в Санкт-Петербурге[356]. Там представлены партитуры и клавиры многих серьезных опер (в частности, Глюка, Моцарта, Сарти); большое место занимают произведения для камерного музицирования, посвященные императрице или рассчитанные на ее исполнительские возможности. Это относительно нетрудные пьесы для фортепиано, гитары, арфы, романсы и песни на разных языках, переложения оперных арий и дуэтов для камерного ансамбля[357].
Постепенное душевное сближение Елизаветы Алексеевны с ее царственным супругом началось, вероятно, в период войны 1812 года, когда она всячески поддерживала императора Александра в его непримиримом противостоянии Наполеону. По инициативе императрицы 12 ноября 1812 года в Петербурге было создано Патриотическое общество, целью которого было оказание помощи пострадавшим от войны и разоренным вследствие военных действий, а также попечение о сиротах, прежде всего о дочерях погибших на поле боя офицеров[358]. Она, конечно, радовалась победам русского оружия, но была крайне далека от внешнего ура-патриотизма, сознавая и страшную цену, заплаченную за триумф, и меру моральной ответственности, возложенную на победителей. В письме от 8 (20) апреля 1814 года она писала Анне Степановне Протасовой (цитирую с сохранением стилистики подлинника): «Бог милостив к нам, он возвысил Государя и Русский народ на не слыханные до их пор степени славы, но гордиться не должно и только чувствовать благодарность ко всемогущему Богу. Тоже поздравить всех жен и матерей, имевших счастие сохранить мужей и детей посреди такой ужасной войны»[359].
На Венский конгресс она отправилась не очень охотно, повинуясь повелению императора, собственному чувству долга и страстному желанию после долгих лет разлуки увидеться в Германии с матерью и другими родственниками. Пережитые несчастья наложили отпечаток на внешность и характер императрицы. Она все еще была очаровательной женщиной, но черты ее лица выражали печаль и задумчивость. Во время Венского конгресса Александр I находился в центре событий, успевая участвовать в парадных действах и зрелищах, держаться в курсе всех дипломатических переговоров и связанных с ними политических интриг и при этом считаться самым галантным в Вене кавалером, танцором и сердцеедом, пользовавшимся благосклонностью многих великосветских красавиц. Его супруга в это время посещала все предписанные программой публичные мероприятия, но занималась также благотворительностью и встречалась с представителями искусства.
Достоверные источники, на которые можно было бы сослаться, освещая эту тему, на удивление отрывочны. Кажется странным, но именно период Венского конгресса должным образом не отражен ни в переписке императрицы, ни в других документах из ее архива, будь то записные книжки, перечни выплат и подарков разным лицам, выписки из газетных сообщений и т. д. Мною были изучены соответствующие фонды в РГИА, ГАРФ и в РГАДА, но новые находки, которые касались бы взаимоотношений Елизаветы Алексеевны и Бетховена, оказались довольно скудными. Имя Бетховена упоминается в рассмотренных мною документах из архива императрицы всего два раза: в письме Елизаветы Алексеевны к матери от 29 ноября 1814 года (подробнее о нем будет сказано далее)[360] и в выписке, сделанной рукой неустановленного лица из Rigasche Zeitung за декабрь 1814 года о денежном подарке Бетховену со стороны императрицы[361]. Что касается историков – биографов императрицы, то они этой темой вообще не интересовались; упоминаний о Бетховене нет даже в самой подробной трехтомной биографии Елизаветы Алексеевны, написанной великим князем Николаем Михайловичем[362].
Намного чаще имя Елизаветы Алексеевны встречается в документах из архива Бетховена – письмах и разговорных тетрадях. Соберем в один перечень все эти источники.
Переписка Бетховена и его разговорные тетради.
– Письмо к неустановленному лицу, названному «уважаемый друг», написанное Бетховеном в декабре 1814-го или в начале января 1815 года (БП 2. № 544; BG. № 766). Композитор просит друга составить текст письма, обращенного к императрице или к вельможам из ее свиты, в частности к князю Александру Львовичу Нарышкину. К этому времени Елизавета Алексеевна уже проявила интерес к творчеству Бетховена и благосклонно приняла посвящение ей фортепианного Полонеза ор. 89; Бетховен хотел заверить ее в бескорыстности этого преподношения и изъявлял желание посвятить ей фортепианное переложение Седьмой симфонии.
– Письмо Бетховена от 14 января 1815 года в Прагу к его приятелю, адвокату Иоганну Непомуку Канке (БП 2. № 543; BG. № 778). В письме говорилось, в частности, о концерте Бетховена, состоявшемся 29 ноября 1814 года, на котором присутствовали все августейшие гости конгресса, однако единственным меценатом, вознаградившим композитора должным образом, оказалась Елизавета Алексеевна: «Если бы не щедрый подарок императрицы, я остался бы почти ни с чем».
– Письмо Бетховена к Фердинанду Рису в Лондон от 20 января 1816 года (БП 2. № 615; BG. № 879), в котором подтверждается намерение композитора посвятить клавираусцуг Седьмой симфонии «русской императрице». Речь шла об английском издании, которое должно было выйти в свет параллельно с венским. Действительно, на титульном листе клавираусцуга, выпущенного в свет лондонским издателем Робертом Бёрчеллом, значилось: «Посвящается Ее Величеству императрице России»[363].
– В разговорной тетради № 32 от второй декады мая 1823 года имеется запись, сделанная рукой Антона Шиндлера[364]. В ней Шиндлер напоминал Бетховену, что золотой перстень с рубином и жемчугом – «подарок от русской императрицы». В отличие от множества других записей Шиндлера, оказавшихся, как было установлено в 1970–80-х годах, фальсификациями, подлинность этой записи не подвергается сомнению.
Существуют также письма Бетховена 1823–1826 годов, в которых упоминаются Елизавета Алексеевна и Александр I, но мы коснемся их в последнем разделе этой главы.
Вторая группа источников включает в себя отчеты о мероприятиях Венского конгресса, документы, дневники современников, мемуарную литературу.
– Официальный отчет о праздничных мероприятиях в Вене, организованных австрийским правительством по возвращении в столицу императора Франца I и во время Венского конгресса, опубликованный в Вене в 1816 году[365].
– Записки экипажмейстера императрицы Елизаветы Алексеевны Василия Михайловича Иванова (?–1832), изданные вскоре после его смерти[366]. К сожалению, эти интересные записки носят отрывочный характер, а приводимые Ивановым даты зачастую ошибочны.
– Дневник, который вел во время Венского конгресса журналист из Веймара Карл Бертух[367]. В этом дневнике и фактически только в нем содержится информация о том, что на спектакле оперы Бетховена «Фиделио», данном в Кернтнертортеатре 28 октября 1814 года, присутствовали императрица Елизавета Алексеевна и две сестры императора Александра, великие княгини Екатерина Павловна и Мария Павловна.
– Мемуары тенора Франца Вильда, процитированные в биографии Бетховена, написанной Тейером[368]