Среди венценосных любителей виолончели следует прежде всего упомянуть прусского короля Фридриха Вильгельма II (ему посвящены две сонаты Бетховена ор. 5). На виолончели играли некоторые знатные друзья Бетховена (князь Франц Йозеф Максимилиан Лобковиц, барон Николаус Цмескаль фон Домановец, граф Франц фон Брунсвик). В России в первой половине XIX века, помимо Голицына, пристрастием к виолончели славились граф Николай Петрович Шереметев и графы Виельгорские, братья Матвей и Михаил Юрьевичи (Голицын был с ними дружен, особенно с графом Матвеем). Виолончелистом-любителем был и великий князь Михаил Николаевич, которому на Рождество 1847 года родители, император Николай I и императрица Александра Федоровна, подарили «прекрасный виолоншель», и по его примеру старший брат, Константин Николаевич, также начал «учиться на виолоншеле»[503]. И Виельгорские, и Голицын, не столь сильно скованные придворным этикетом, как великие князья, владели инструментом абсолютно профессионально и давали публичные концерты – естественно, бесплатно, в благотворительных целях или просто ради удовольствия.
Эта склонность принесла Николаю Борисовичу светское прозвище «Голицын-виолончелист». Поскольку ветвей рода Голицыных было очень много, некоторым из носителей этой фамилии ради их различения в свете давали забавные прозвания, и «виолончелист» оказалось отнюдь не самым курьезным из них[504]. Возможно, оно даже льстило своему обладателю, который совсем не считал профессию артиста слишком низкой для человека дворянского сословия, но не мог пойти против установившихся обычаев.
Голицын, к огорчению своих родителей, поначалу не питал никакой склонности к навязанной ему военной карьере. Закончив обучение в корпусе, шестнадцатилетний князь поступил 2 сентября 1810 года портупей-юнкером в лейб-гвардейскую Конную артиллерию и уже в декабре был произведен в подпоручики. Однако 6 декабря 1811 года он был уволен со службы по Высочайшему повелению «за неприлежание и всегдашнее нерадение» (а вовсе не по причине слабого здоровья, как иногда указывается в трудах, основанных, вероятно, на высказываниях самого князя)[505]. Всем этим была очень обеспокоена княгиня Анна Александровна, о чем неоднократно упоминается в переписке княжны Варвары Туркестановой, которая дружила с княгиней Голицыной.
Судьба юного аристократа-меломана резко изменилась летом 1812 года, после вторжения в Россию огромной армии Наполеона. Николай Борисович вернулся в строй, поступив унтер-офицером в Киевский драгунский полк. Его взял к себе ординарцем родственник Анны Александровны и друг Бориса Андреевича – князь Пётр Иванович Багратион (к тому времени – главнокомандующий Второй Западной армией). В полку Багратиона служили и два брата Николая, Андрей и Александр. Вместе с Багратионом 18-летний Голицын участвовал в ряде августовских сражений; в бою за Шевардино был ранен и контужен в голову (это случилось 24 августа). Багратион успел произвести храброго юношу в чин подпоручика, но, как известно, во время Бородинского сражения выдающийся полководец получил тяжелую рану, от которой скончался 24 сентября. Последние дни Багратиона прошли в селе Сима на Владимирщине, в имении его друга и родственника князя Бориса Андреевича Голицына. В Симы раненого Багратиона сопровождал Николай Борисович. Позднее прах героя был перенесен на Бородинское поле.
Князь Борис Андреевич, вышедший в отставку в чине генерал-лейтенанта еще в 1800 году (он угодил в немилость у императора Павла I), вновь надел мундир и возглавил Владимирское ополчение, созданное 24 июля 1812 года и включавшее шесть полков. О развернутой им весьма активной деятельности свидетельствуют материалы, хранящиеся в ГАВО. За мужество и храбрость, проявленные во время войны, он был удостоен ордена Святого Георгия.
Раннее наступление чрезвычайно сильных октябрьских морозов 1812 года сказалось не только на боеспособности французской армии, но и на здоровье молодого Голицына: оказавшись на фронте без теплой одежды, он сильно простудился и заболел. Некоторое время Николай Борисович лечился в Москве, а потом отправился догонять свой полк, находившийся в 1813 году уже в Саксонии, под Дрезденом. Голицын состоял на службе при ряде известных военачальников: графе Карле Карловиче Сиверсе, графе Александре Ивановиче Остермане-Толстом, генерал-майоре Георгии Арсеньевиче Эмануэле (его фамилия писалась в XIX веке также как «Емануель»)[506]. Все они были героями войны против Наполеона, людьми огромного мужества и стойкости.
Хотя в России война закончилась, в Западной Европе она была в полном разгаре. И в 1813, и в 1814 году продолжались кровопролитные битвы. Голицын всегда смело скакал в атаку, неоднократно был ранен; под ним убивали коней – но ничто его не пугало и не останавливало. За воинскую доблесть он был удостоен орденов Св. Анны 4-й степени (сражение при Баутцене), Св. Владимира 4-й степени (сражение у Марны), а за взятие Парижа – шпагой с золоченым эфесом[507].
О бурных событиях военных лет Николай Борисович много лет спустя поведал в автобиографической книге «Офицерские записки»[508]. По ней можно судить не только о храбрости и о страстном патриотическом чувстве автора, но также о его литературных способностях. Вот как, например, Голицын описывал события, предшествовавшие вступлению в 1814 году русской армии в Париж:
На другой день, 19 марта, мы заняли Булонь, пройдя сначала через лес того же имени, который совсем не соответствовал моим ожиданиям. Мы нигде не встречали сопротивления, и хотя нас уверяли, что под Сен-Клудским мостом устроена мина, однако мы перешли его благополучно и поспешили осмотреть великолепный тамошний дворец, который еще не успели запереть. Найдя флигель [рояль] Марии Луизы еще открытым, мы не упустили этого случая поиграть на этом инструменте, привыкшем издавать звуки под нежными пальцами Императрицы Французов; теперь жилистые, почерневшие от пороху руки воинов, прибывших из недр России сквозь тысячи опасностей и сражений, оглашали удивленные стены замка звуками гимна god save the king в честь нашего великодушного и обожаемого Монарха[509]. О, какие это были восхитительные минуты для Русского сердца! Они вполне вознаграждали нас за все опасности и лишения, через которые надобно было пройти, чтобы достичь до такого дивного события. В тот же день союзные Монархи торжественно вступили в Париж в голове Русских колонн[510].
Военную кампанию против Наполеона двадцатилетний князь Голицын закончил в чине капитана, а в конце своей долгой военной карьеры дослужился до звания полковника. Так что этот рафинированный аристократ, любитель изящных искусств, на самом деле оказался отважным воином и ветераном легендарных сражений. Но, похоже, боевитость он проявлял только во время военных действий. В обычной жизни Голицын представал мягким и интеллигентным человеком, галантным кавалером и интересным собеседником. Его внучка Елена Юрьевна Хвощинская вспоминала: «Несмотря на свою застенчивость и рассеянность, он был всегда приятным в обществе; говорил умно, красноречиво и был до старости поклонником прекрасного пола»[511].
В истории русской культуры Николай Борисович остался не только как «Голицын-виолончелист» и поклонник Бетховена. Литературоведы знают его как приятеля Александра Сергеевича Пушкина и переводчика на французский язык поэмы «Бахчисарайский фонтан» и стихотворения «Клеветникам России» (оба произведения были напечатаны после смерти Пушкина, в 1838 и 1839 годах, но перевод стихотворения Пушкину был известен по рукописи; он поблагодарил Голицына за этот перевод в своем письме от 10 ноября 1836 года[512]). Из гипотетически существовавшей переписки Голицына с Пушкиным уцелело только вышеназванное письмо поэта, являвшееся ответом на несохранившееся письмо Николая Борисовича. Князь в то время находился в Крыму, в селении Артек, на даче своей сестры Татьяны Борисовны Потёмкиной, и Пушкин, помимо прочего, адресовал ему строки, неизменно привлекающие исследователей своей загадочностью: «Как я завидую вашему прекрасному крымскому климату: письмо ваше разбудило во мне множество воспоминаний всякого рода. Там колыбель моего “Онегина”, и вы, конечно, узнали некоторых лиц»[513].
Помимо стихов Пушкина, Голицын перевел на французский поэму «Чернец» Ивана Ивановича Козлова (1779–1840), а также канонический славянский текст «Литургии Иоанна Златоуста» (издано в Париже и в Петербурге в 1846 году). Писал он и стихи – правда, в отличие от прозы, только на французском языке, как и его сестра Елизавета. Авторский сборник Голицына «Поэтические опыты» (Essais poétiques) был опубликован в 1839 году в Москве, а спустя десять лет переиздан в Петербурге[514].
В 1862 году Голицын опубликовал в Париже длинное стихотворение «Гимн музыке, рассмотренной в ее взаимосвязи с душой» (42 строки французским александрийским стихом), выражавшее его благоговейную преданность искусству. Публикацию сопровождало авторское примечание: «Стихи были сочинены по прошествии сезона, целиком посвященного исполнению шедевров Моцарта и Бетховена».
Процитируем начало этого гимна в подстрочном переводе:
К тебе обращены мои песнопения, о божественная Гармония!
К тебе, чье могущество безмерно, беспредельно;
Ты – единственное земное блаженство, не вводящее в заблуждение.
Всякого человека ты наделяешь частицей счастья.