[563]. Балакирев собирался инструментовать Квартет ор. 130 для оркестра (партитура первого издания квартета с карандашной разметкой предполагаемой инструментовки хранится в архиве Балакирева)[564]. Еще более необычный и попиравший все законы классического жанра семичастный Квартет ор. 131 стал предметом пристального интереса как Мусоргского (переложение пятой части, Скерцо), так и Бородина, который специально пошел в октябре 1869 года на концерт в консерваторию, чтобы услышать этот квартет в живом исполнении[565]. Влияние поздних квартетов Бетховена иногда ощутимо в инструментальной музыке «кучкистов», хотя о прямом подражании здесь речи быть не может.
Поэтому можно сказать, что инициатива Голицына – заказать три квартета Бетховену – имела весьма важные последствия для истории восприятия музыки Бетховена в России, а отчасти и для истории русской музыки. Хотя в «голицынских» квартетах, в отличие от квартетов, посвященных Разумовскому, не было использовано никаких народных тем, они так или иначе все равно оказались «русскими», органически войдя в контекст русской музыкальной культуры XIX и XX веков и отозвавшись также в творчестве Шостаковича и Шнитке.
Послесловие
Plaudite, amici, finita est comoedia («Рукоплещите, друзья, комедия окончена») – этот латинский афоризм Бетховен процитировал 23 марта 1827 года, за три дня до смерти, приближение которой принял в полном спокойствии духа. Земная жизнь гения завершилась 26 марта, и вскоре началась посмертная жизнь как в памяти и восприятии современников и потомков, так и в особом времени и пространстве художественного творчества, где могут перекликаться и пересекаться самые отдаленные эпохи и личности.
В Австрии и в Германии уже в 1827 году возник настоящий культ Бетховена. Невиданно многолюдная траурная процессия 29 марта, которую возглавляли лучшие музыканты Вены (включая Франца Шуберта), вдохновенная надгробная речь, написанная Францем Грильпарцером и произнесенная ведущим трагическим актером Генрихом Аншютцем, ряд последующих стихотворений Грильпарцера памяти Бетховена, большие концерты в годовщины смерти и дня рождения великого композитора, сборники посвященных ему стихов и музыкальных «сувениров» – так складывался ритуал обожествления классика.
Благодаря усилиям первых русских поклонников Бетховена его музыка начала проникать в Россию уже в конце XVIII века, по крайней мере в виде нотных изданий (подписка на Трио ор. 1), а после 1812 года уже исполнялась как в аристократических салонах, так и в публичных концертах. Усилия меценатов оказались поддержанными музыкантами-профессионалами, работавшими или гастролировавшими в Москве и в Петербурге. Среди них были как друзья и знакомые Бетховена (Бернгард Ромберг, Фердинанд Рис, Игнац Шуппанциг, Карл Трауготт Цейнер), так и те, кто не знал композитора лично (артисты Немецкой оперной труппы, участвовавшие в петербургских премьерах оратории «Христос на Масличной горе», Мессы C-dur ор. 80 и Торжественной мессы).
Отнюдь не все музыканты и любители музыки готовы были признать творчество Бетховена классически совершенным, а его личность – достойной преклонения. Эта неоднозначность восприятия была отражена уже в новелле Одоевского «Последний квартет Бетховена» (притом что сам Одоевский принадлежал к бетховенианцам), но в 1840–1850-х годах, когда музыка Бетховена начала исполняться в нашей стране достаточно широко, споры о Бетховене в России не только не утихли, а, напротив, достигли высшего накала.
Самым ярым критиком Бетховена стал Александр Дмитриевич Улыбышев, автор «Новой биографии Моцарта» (1843), ценивший лишь ранние сочинения Бетховена, в которых тот, по мнению Улыбышева, еще придерживался моцартовских идеалов красоты и гармонии. Во второй своей книге, «Бетховен, его критики и толкователи» (1857), Улыбышев попытался разнести в пух и прах «бетховеноманию» некоторых современников (прежде всего Ленца) и доказать, что все поздние сочинения мастера – результат заблуждений, гордыни, душевной неуравновешенности и просто умопомешательства[566]. Полемика о Бетховене в русской прессе 1850-х и 1860-х годов, в которой, среди прочих, активнейшее участие принял убежденный бетховенианец Александр Николаевич Серов, доказывает, насколько живым, актуальным и современным виделось тогда творчество Бетховена. Оно было окончательно признано лишь ближе к концу XIX века, в эпоху первых русских консерваторий, созданных братьями Антоном и Николаем Рубинштейнами, которые постоянно исполняли музыку Бетховена и сделали ее обязательной частью обучения студентов всех специальностей.
Все эти процессы были подготовлены русскими меломанами и меценатами предыдущих поколений, которые подчас не были знакомы друг с другом, не составляли единого общественного слоя и не имели никаких общих целей. Тем не менее благодаря их усилиям музыка Бетховена начала проникать в Россию уже в конце XVIII века (по крайней мере в виде нотных изданий), а после 1812 года уже исполнялась и в аристократических салонах, и в публичных концертах.
При этом никто из русских почитателей Бетховена (за исключением, может быть, князя Голицына) не думал о собственной миссии пропагандиста, распространителя и интерпретатора этой музыки. Каждый обращался к ней лишь потому, что она его интересовала, увлекала, восхищала. Именно музыка Бетховена оказалась связующей нитью между «русскими агентами», не говорившими по-русски, вельможным дипломатом Разумовским, императорской четой и князем «Голицыным-виолончелистом», исполнявшим произведения любимого композитора не только в столичных салонах, но и в провинциальных городах России.
Искусство, безусловно, обладает собственными законами развития. Но традиции передаются из рук в руки живыми людьми. Иногда – от гения к гению, однако гораздо чаще – от гения к тем, кто сумел его полюбить и понять. С благодарностью к таким людям и написана эта книга.
Приложение 1Переписка по поводу рукописной копии Торжественной мессы
Документы, хранящиеся в Архиве внешней политики Российской империи (АВПРИ): фонд 1 (Административные дела), разряд II, опись 26, 1823, дело 36: «О подписке на сочинение издаваемое Лудвигом фан Бетговеном».
Русские тексты писем воспроизводятся в современной нам орфографии, кроме написания имен («Бетговен», как было принято в первой половине XIX века). Пунктуация оригинала также сохранена.
Перевод французских текстов мой. Документы приводятся в том порядке, в котором они следуют в деле 36[567].
Письмо от статс-секретаря Александра I Петра Андреевича Кикина к министру иностранных дел графу Карлу Васильевичу Нессельроде[568]
[Канцелярский номер красными чернилами]: № 2836.
[Дата]: 23 мая 1823
Милостивый Государь
Граф Карл Васильевич.
Прилагаемым при сем письмом, присланным из Вены, фан Бетговен просит Государя Императора о дозволении ему поднести сочиненную им ораторию и об оказании ему пособия Высочайшею подпискою на издание оной.
На всеподданнейший доклад мой о сем Государь Император высочайше повелеть соизволил сообщить Вашему Сиятельству, что Его Величество на прошение сие соизволяет и поручает Вам, Милостивый Государь, привести в исполнение сию Высочайшую волю.
С совершенным почтением и преданностию имею честь быть
Вашего Сиятельства
покорнейший слуга
Петр Кикин[569].
[Канцелярская помета: ] № 1164.
«23» мая 1823.
Его Сият[ельству] Графу К. В. Нессельроде.
Письмо Бетховена к императору Александру I[570]
[Канцелярские пометы]: 1991. [Красным]: К № 2835.
[Черным]: 14 мая 823.
Votre Majesté!
Le sousigné vient de finir un Oeuvre qu’il croit la plus accomplie de ses productions. C’est une grande Messe solennelle à quatre voix, avec des Choeurs et à grand Orchestre; elle se prête de même à être exécutée en Oratoire.
Animé du desir de présenter avec le plus profond respect à Votre Majesté un exemplaire de cette Messe en partition, le Compositeur la supplie de vouloir bien lui en accorder la permission.
La copie de la partition entrainant des dépenses considérables, le sousigné prend la liberté de faire observer à Votre Majesté, qu’ il a ponté l’ honoraire de son Oeuvre à Cinquante ducats. S’ il pouvoit se flatter de l’honneur distingué d’avoir Votre Majesté au nombre de ses très-hauts Suscripteurs, il en augureroit le plus beau succés, et pour sa gloire et pour son intérêt.
Que Votre Majesté daigne accepter l’ hommage sincère de plus respectueux de ses serviteurs
Louis van Beethoven.
Vienne le 26meMars 1823.
Ваше Величество!
Нижеподписавшийся только что завершил Произведение, которое он считает самым совершенным из своих сочинений. Это большая Торжественная Месса для четырех голосов, с Хорами и с большим Оркестром; ее можно также исполнять в качестве Оратории.
Преисполненный желания почтительнейше преподнести Вашему Величеству экземпляр этой Мессы в партитуре, Композитор покорнейше просит всемилостиво пожаловать ваше благосклонное на то соизволение.
Копирование партитуры повлекло за собою значительные издержки, и нижеподписавшийся берет на себя смелость обратить внимание Вашего Величества, что он назначил за свое Произведение гонорар в Пятьдесят дукатов. Если оправдается лестная для него надежда, что Ваше Величество окажете ему особую честь, войдя в число его высочайших Подписчиков, то это ознаменует самый прекрасный успех как для его славы, так и для его пользы.