Пока бандит отвлекся, она сократила расстояние между ними и нанесла ему сильный удар сбоку, по шее. Но поскольку это его не остановило, то когда он повернулся, она ударила его правым кулаком в челюсть.
Удар отправил его в нокаут.
В дверях раздался грохот. Буллок убегал. Она вытащила веревку с грузами и бросила, чтобы опутать ему ноги. Он упал лицом вниз, и сумка вылетела у него из рук. Она раскрылась, и из нее вылетели пачки денег, рассыпавшись вокруг него.
Что за?.. Убедившись, что гангстеры действительно вырубились, она подошла к упавшему полицейскому.
— Детектив Буллок, что это у нас тут? — спросила она, уперев руки в бока. — Вы можете назвать мне вескую причину вас не выдавать?
Он лишь бросил на неё умоляющий взгляд из-под резиновой маски.
25
Доктор Лиланд вернулась в кабинет с чашкой свежего чая и яблоком, чтобы продержаться еще несколько часов. Она пообещала себе, что больше не будет работать сверхурочно, но стопка судебных документов на ее столе никак не уменьшалась.
Стоит ли удивляться, что у нее не было личной жизни? Во всяком случае, это не имело значения. Дома не было никого, кроме кота — единственный мужчина из ее знакомых, который не возражал, чтобы она за ужином просматривала фотографии с места преступления.
Она уже собралась свернуть в коридор, ведущий в терапевтическое крыло, когда заметила, что ее интерн, крадучись, направляется к выходу за пунктом охраны.
— Мисс Квинзель? — позвала она. — Харлин?
Светлые волосы молодой практикантки были растрепаны и свисали на глаза, скрывая лицо, но плечи чуть сгорбились в ответ на голос доктора Лиланд. Однако она не остановилась и даже не замедлила шаг, провела электронным пропуском по замку и застенчиво помахала вооруженным охранникам, открывая входную дверь.
Черт бы побрал эту паршивку.
Доктор Лиланд устало вздохнула и повернулась к своему кабинету. Ей действительно хотелось дать девочке кредит доверия, но ее бесстыдное, неподобающее отношение и грубое, недисциплинированное поведение просто не подходили для такого заведения, как «Аркхем». Ей было достаточно хаоса среди заключенных, не хватало, чтобы в нем участвовали сотрудники. У нее не было выбора, кроме как рекомендовать увольнение этой девушки.
Вместо того чтобы вернуться в кабинет, доктор Лиланд сделала крюк. Она прошла в дальний конец коридора, мимо ряда заброшенных складских и подсобных помещений, в тупик с зарешеченным окном, которое выходило на сучковатое и безлистное дерево. Тихий, забытый уголок клиники, куда она часто приходила, чтобы побыть одной и подумать.
Положив яблоко в карман халата, она поставила чай на подоконник и открыла окно. Оно приоткрылось всего на несколько дюймов, прежде чем ее остановили запорные блоки, но этого было достаточно, чтобы протянуть руку и достать пачку сигарет, спрятанную в глубине подоконника. Снаружи она слышала непрерывный шум дождя в ветвях древних деревьев, окружавших поместье, превращенное в лечебницу.
Лиланд знала, что ей давно пора было бросить курить. Она и бросила, в общем и целом, — и жульничала редко и только тогда, когда она действительно в этом нуждалась. Как сейчас. Вытащив сигарету, она прикурила от зажигалки, спрятанной в пачке, и выпустила дым в открытое окно.
Она не могла перестать думать о Джокере.
Внезапно относительную тишину прервал звук, доносившийся из ближайшего подсобного помещения слева от нее. Мягкий, неравномерный стук. Лиланд нахмурилась, затушила сигарету о подоконник и выбросила окурок в окно.
Подойдя к подсобке, она взялась за ручку и прижалась ухом к двери. До нее дошло, насколько уединенным было это забытое место. Ни камер. Ни охраны. Причина, по которой она выбрала это место, чтобы тайком курить, делала его опасным, в случае если кто-то из заключенных вдруг сможет выбраться из изолятора.
Но это было не первое родео Лиланд. Она с помощью разговоров отобрала нож у особо жестокого пациента, предотвратила несколько попыток самоубийства и разрешила потенциальную ситуацию с заложником, прежде чем та успела выйти из-под контроля. Ее пациенты доверяли ей, она была неустанным защитником их благополучия и делала упор на гуманное отношение к человеку. Даже самые жестокие преступники заслуживают того, чтобы с ними обращались как с людьми, а не как с беспокойным скотом, который персонал перегоняет из одного загона в другой.
— Там кто-нибудь есть? — спросила Лиланд.
Стук в подсобке усилился, одновременно раздался тихий, приглушенный стон.
— Это доктор Лиланд, — сказала она, медленно поворачивая ручку. — Сейчас я открою дверь.
Кто бы ни был на другой стороне, не было смысла паниковать.
Она приоткрыла дверь всего на щелочку, ожидая какую-нибудь — любую — реакцию на ее вторжение. В подсобке было совершенно темно, и все, что она услышала, это нечленораздельные стоны.
— Сейчас я включу свет. — Она говорила спокойно, а тем временем просовывала руку в приоткрытую щель, нащупывая выключатель. — Так мы сможем увидеть друг друга. Ты не против?
Ничего. Только стенания. Лиланд щелкнула выключателем.
В подсобке стояли ряды чистящих средств в больших промышленных контейнерах. Отбеливатель. Коричневые бумажные полотенца. Порошковое мыло. Металлическое ведро на колесиках и грустное трио скомканных, грязных швабр. На полу посреди всего этого лежало тело. Харлин Квинзель.
— Божечки, Харлин!
Она была связана и лежала на животе, одетая только в лифчик и трусики. Во рту у нее была тряпка, завязанная узлом на затылке. Чёрная тушь стекала по заплаканному лицу, смешиваясь с кровью из ужасной раны на правой стороне лба.
— Что с тобой случилось? — Лиланд распахнула дверь и быстро подошла к девушке. Она развязала мокрую от слюны тряпку. — Кто это с тобой сделал?
Это был риторический вопрос, поняла она.
— Это был… — прорыдала Квинзель между резкими всхлипами, — это был… Джокер… он… он… — У нее начался приступ кашля, она хватала ртом воздух, пытаясь взять себя в руки.
— Успокойся и постарайся дышать медленно, — сказала Лиланд, дергая веревку, которой были связаны запястья и лодыжки девушки. — Вот и все. Давай, садись.
Когда она сняла путы, то увидела отвратительные красные рубцы там, где они царапали кожу.
Она помогла рыдающей практикантке подняться с ушибленных коленей, сняла свой белый халат, накинула его на дрожащие плечи девушки и прижала платок к ране на голове, чтобы остановить кровотечение.
— Я думала… — сказала Харлин, поднимая страдальческое, испачканное тушью лицо на Лиланд. И тут, рыдая, она бросилась в объятия старшей наставницы. — Он сказал, что мы будем вместе навсегда. Он сказал, что я особенная!
Слова утонули в рыданиях.
Что-то в театральном тоне девушки потревожило иглу детектора лжи Лиланд, но, как и в случае с Джокером, что-то в этом ребенке вывело ее инстинкты из равновесия. Кроме того, сейчас было не время и не место для суда. Ей нужно было предупредить охрану и доставить Харлин в лазарет. Затем будут неприятные последствия, и, скорее всего, покатятся головы. Может быть, даже ее собственная. Журналисты с радостью накинутся на подобное происшествие с Квинзель в главной роли. Доктор Лиланд терпеть не могла, когда женщин после нападения заставляли заново пройти через мясорубку.
Покачав головой, она подумала, что они перейдут этот мост, когда дойдут до него. Она помогла девушке подняться на ноги и вывела ее из кладовки, сосредоточившись на поиске телефона охраны, чтобы начать аварийный режим изоляции, а потом принести бедной Харлин одежду.
Вернувшись в кабинет, доктор Лиланд налила девушке чаю и дала свободный коричневый свитер, который держала в шкафу на случай, когда в кабинете становилось прохладно. Сидя за столом, она разговаривала по телефону с начальником службы безопасности.
— Нет, доктор, — сказал он. — Джокер до сих пор в камере. Бэтмен сейчас с ним.
Бессмыслица. Если Джокер в камере, то кого она видела на выходе из здания? Девушка до сих пор была слишком расстроена, чтобы говорить о том, что произошло в подсобке. Она тихо плакала и смотрела в чашку чая, держа ее двумя ручками, как маленький ребенок.
— Тогда мне нужен полный подсчет людей в каждой палате, — сказал Лиланд, — Особенно в отделении А. Обязательно…
— Подождите, док, — прервал ее начальник службы безопасности, и она услышала, как на заднем плане говорит кто-то еще. — Похоже, детоубийца пропал, — сказал он. — Его камера пуста.
— Курт Лэнк? — Доктор Лиланд нахмурилась. Из всех пациентов, пытавшихся сбежать, Курт был последним, на кого она могла подумать. Он был так пассивен, настолько смирился со своей судьбой, никогда не сомневался, что заслужил пожизненное заключение в «Аркхеме». Во внешнем мире для него не было ничего.
— Это точно?
— Не двигайся, Курт, — сказала Квинзель, сжимая подбородок Лэнка пальцами и при этом нанося белила на его раскрасневшиеся щеки. В подсобке было мало места, и Джокер несколько раз толкнул ее локтем, пытаясь натянуть на себя слишком узкую юбку-карандаш поверх толстых колготок цвета загара.
— Меня этот план побега не толстит?
Харлин хихикнула и бросила ему длинный светлый парик, который лежал у нее в большой сумке крокодиловой кожи. Еще она выложила коричневые кожаные туфли одиннадцатого размера, которые купила в специализированном магазине, зная, что ее собственные маленькие каблучки будут совершенно бесполезны.
— Не забудь наложить на руки тональный крем, — сказала она. — Конечно, после того, как ты меня свяжешь.
Джокер кивнул. Снимая с задней полки кусок жесткой, заляпанной краской нейлоновой веревки, она тут же натянула колючий зеленый парик на редеющие волосы Лэнка. Ей хотелось, чтобы дешевый парик был кудрявым, как собственные дикие, изумрудно-зеленые локоны Джокера, но придется обойтись. Хорошо бы, чтобы тусклое освещение в камере в сочетании с общей ленью персонала ночной смены сработало в их пользу. Все, что от него требовалось, — это выиграть час или два. Достаточно времени, чтобы исчезнуть в кишащем людьми городе.