Без аккомпанемента — страница 31 из 43

На улице бушевал тайфун, но я плохо помню, насколько сильно лил дождь и дул ветер. В мозгу свербила лишь одна мысль: наверняка с Ватару приключилось какое-то несчастье, и он попал в больницу. Отправившись в Китаяму, я надеялась что-нибудь узнать. По крайней мере можно было расспросить Юноскэ. Ухватившись за эту мысль, я выбежала на проспект и довольно долго шла пешком под проливным дождем в поисках свободного такси.

Когда мне наконец удалось его поймать и доехать до Китаямы, время на часах подходило к десяти тридцати. Я попросила остановить машину перед зубоврачебной клиникой Андо, расплатилась с водителем и нырнула в дыру, проделанную в живой изгороди.

Дождь и ветер в клочья разрывали беспросветную темень заднего двора усадьбы, куда уличный свет уже не доставал. Ветви деревьев издавали жуткие свистящие звуки. Где-то вдалеке гремел гром, время от времени темное небо озарялось бледными вспышками молний. Водрузив над головой полураскрытый зонтик, я не помня себя побежала по блестящим от воды каменным плитам.

Из окон стоящего поодаль главного здания усадьбы пробивался еле заметный свет. Сквозь переплетение ветвей, гнущихся под порывами ветра, этот свет казался роем блуждающих огоньков. Заросли бамбука оглушающе шелестели. Вспышки молний и раскаты грома раздавались все чаще и чаще. Косые струи дождя начали бить откуда-то сбоку, так что зонтик превратился в совершенно бесполезную обузу. Насквозь промокшая от шеи до пяток я остановилась в двух шагах от чайного домика.

Главный свет в домике был погашен. Тускло светилось лишь маленькое окошко. Посреди этого убаюкивающего мерцания виднелся раскачивающийся из стороны в сторону силуэт. Как будто какое-то насекомое попало в луч бумажного фонаря и теперь крупной тенью отражалось на стене.

В тот момент я ничего не заподозрила. Что такого, если человек, находясь в тесной комнатенке, решил зажечь свечу? Может быть, у них не стало света, потому что тайфуном оборвало электрические провода, думала я. Меня гораздо больше волновало то, что в домике явно кто-то был. И если предположить, что эти кто-то — Юноскэ и Эма, то что я должна делать, когда узнаю, что Ватару с ними нет? Только об этом я и думала.

Мне было неловко врываться к ним и начинать расспрашивать этих двух голубочков, воркующих у пламени свечи, о том, где сейчас Ватару, почему он не пришел ко мне, да не случилось ли с ним чего страшного? Но даже если они не знают, где Ватару, неужели отправят меня обратно домой в такую собачью погоду? По крайней мере не раньше чем мы выкурим по сигаретке. А мне совсем не хотелось нарушать Эмины планы. К тому же, до смерти переживая за Ватару, я была совершенно не расположена изображать фальшивое спокойствие и вести с Эмой и Юноскэ бесполезные разговоры.

И в тот момент неожиданно… то есть как-то совершенно ни с того ни с сего… в моей голове промелькнула страшная догадка. А что если у Ватару есть другая женщина? Более зрелая и более красивая, чем девочка Кёко Нома. И если Ватару заранее предупредил Юноскэ, который только один об этом знает, что сегодня он не пойдет ко мне, потому что встречается с этой женщиной…

Странно, но до того момента мне и в голову не приходило, что у Ватару может быть другая. Если не считать Сэцуко, то я ни единого раза не заподозрила его в посторонних связях с женщинами.

Я с шумом сглотнула слюну. Неужели это возможно, думала я, и эту мысль тут же сменяла другая — в каком же дурацком и жалком положении я оказалась. Будь у меня возможность обдумать все это в более спокойной обстановке, я бы нашла выход, но тут я стояла, ошеломленная, посреди бури, в полной растерянности, совершенно не зная, что делать дальше.

Сложив вырывающийся из рук зонтик, подгоняемая ливнем и ветром я пошла к чайному домику. Земля гудела от оглушительных раскатов грома, которые, казалось, на клочки раздирали небо, но мне не было страшно. Надо увидеть Юноскэ, убеждала я себя, спросить его, где сейчас Ватару, узнать, что произошло сегодняшним вечером. «Я рассталась с этой жалкой гордостью», — вспомнила я слова Эмы. Точно! Она абсолютно права. Отбросив гордость, человек становится способным на все.

Намокшие волосы, растрепавшись на ветру, липли к щекам. Я подошла к маленькому квадратному лазу. Скользящая дверь была наполовину сдвинута в сторону. Внутри комнаты виднелся дрожащий огонек свечи. По небу пробежала молния, и вслед за ней со страшным грохотом землю сотрясли удары грома такой чудовищной силы, что можно было тут же на месте оглохнуть. Я съежилась от страха, но не остановилась. Зайдя под навес крыши, я низко наклонилась и взялась рукой за край двери…

Два бледных тела сплетались, окруженные сияющим ореолом от пламени свечи. Я не то чтобы совсем не поняла, что происходит. Нет, разумеется, я такого никогда не видела, и даже толком не слышала. Не припомню и чтобы я об этом с кем-то говорила. Просто знала, что на свете существует и такая любовь.

Утратив дар речи и способность думать, я, тем не менее, не свалилась без чувств и не закричала. Просто стояла не шелохнувшись.

Огонь на свече покачнулся, и Ватару, которого сзади крепко обнимал Юноскэ, медленно повернул голову в сторону лаза. На его лице, покрытом каплями пота, было такое выражение, словно он испытывал невыразимое блаженство и в то же время страдал от мучений. Глаза его были открыты, но, похоже, меня он не замечал.

Дождь, ветер и раскаты грома не позволяли услышать ни шумного дыхания юношей, ни звуков от соприкосновения их тел. Ватару перевел взгляд в пространство и, отведя ладони назад, ухватил Юноскэ за мускулистые руки. Поза, в которой они совокуплялись, тут же разрушилась, как будто этим движением Ватару подал какой-то условный знак. Не ложась на пол, они медленно повернулись друг к другу и обнялись. Юноскэ сидел ко мне спиной, а Ватару, положив голову ему на плечо, обратился лицом в мою сторону.

Сверкнула молния. Комната чайного домика озарилась голубым светом и на мгновение стала похожа на дно плавательного бассейна. Блуждающий в пространстве взгляд Ватару описал дугу и спокойно остановился прямо на мне.

Это длилось не больше секунды. Я увидела, как напряглось его тело.

Наверное, он что-то воскликнул. Может быть, мое имя. Или нет, скорее всего, это было имя Юноскэ.

Но я не успела услышать его крик. В следующее мгновение, обливаясь слезами, я уже убегала с заднего двора усадьбы, где вовсю неистовствовала буря.

9

Последний автобус уже давно ушел, а искать такси не было сил. Я бежала под дождем, останавливалась, чтобы отдышаться, и снова бежала. Через какое-то время я обнаружила, что стою на улице четвертого северного квартала.

Зайдя в прихожую теткиного дома, я тут же пришла в себя. Спицы на моем зонтике погнулись от сильного ветра, поэтому я вымокла с головы до ног, будто не раздеваясь прыгала в море. Уперевшись руками в цементный пол, я опустилась на четвереньки. В груди и в горле чувствовалась крупная дрожь от подступающих рыданий. Я плакала, шумно заглатывая воздух, как будто меня рвало. Плакала, плакала и не могла наплакаться.

Проплакав некоторое время, я пошла в ванную комнату и сняла с себя всю одежду. Нагревать ванну не хотелось, поэтому я просто присела рядом и, зачерпывая холодную воду шайкой, стала поливать ее себе на голову. Я не отдавала себе отчет в том, что делаю, и не знала, что я намерена делать дальше. Просто хотелось чем-то себя занять. Хотелось причинить себе боль, встряхнуться, и я лила на себя эту воду, покуда не начала дрожать от холода, а затем, отряхивая мокрые волосы, снова заплакала.

Я вышла из ванной, обернулась сухим полотенцем, после чего выкурила подряд три сигареты. И дождь, и ветер становились все сильнее и сильнее. По всему дому раздавалось надоедливое дребезжание, но в моей голове царило пугающее спокойствие и пустота.

Видимо, именно такое состояние имеют в виду, когда говорят, что человек не может ни о чем думать. К горлу беспрерывно подступали рыдания, слезы катились градом, однако это не было связано ни с шоком, ни с отчаянием, ни с ощущением пустоты, ни с чем-либо другим, поддающимся разумному объяснению. Более того, мне казалось, я уже и сама забыла, что меня так расстроило.

Как была, в полотенце, намотанном на мокрое тело, я прошла в свою душную комнату и нырнула в постель. Но сколько бы я ни делала глубоких вдохов, сколько бы ни утыкалась лицом в подушку, ощущение того, что все это происходит на самом деле, не возвращалось. Прикосновения к сухой поверхности тонкого летнего одеяла, запах ультрафиолета от высушенной на солнце подушки, и даже стоны, время от времени вылетавшие из моей груди, — все это казалось каким-то нереальным, как будто я смотрела фильм.

Я боялась, что на смену этому придет чувство настоящей мучительной боли. Мне хотелось вечно скитаться по этому нереальному кошмару. Стараясь оттянуть момент, когда мне придется посмотреть в лицо действительности, я до неприличия долго валялась на кровати в неуклюжей позе, как будто я была мертвецки пьяна.

Сколько же времени я так лежала? Потом из сада донеслось негромкое рычание Могу. Из-за ветра казалось, что он находится совсем близко. Могу продолжал угрожающе рычать, а потом пронзительно залаял.

Раздался дверной звонок, и я, спохватившись, вскочила с кровати. Только в этот момент я полностью вернулась к реальности. Некоторое время я сидела без движения, словно находилась в воздушной яме, очнувшись от одного долгого кошмара и готовясь погрузиться в другой.

Дверной звонок прозвенел два раза и после короткой паузы — еще раз. Могу заливался лаем, как сумасшедший. Тут только я вспомнила о том, что на мне нет никакой одежды. Сбросив полотенце на пол, я открыла шкаф. В спешке натянула первые попавшиеся трусы и надела через голову платье в цветочек. Только я собралась застегнуть молнию на спинке платья, как в дверь настойчиво постучали. Я уже знала, кто стоит за этой дверью.

Молнию заело на середине. От досады я прикусила губу. Видимо, слишком сильно, потому что на кончике языке я почувствовала вкус крови. Внезапно мне стало так тоскливо, будто вся накопившаяся во мне грусть прорвала невидимую плотину и разлилась по телу. Перед глазами всплыли слившиеся в объятьях фигуры Ватару и Юноскэ. Эта картина была настолько яркой, что даже сейчас у меня возникает иллюзия, будто я воочию наблюдаю эту сцену. Не убирая рук от молнии на платье, я опустилась на пол.