Через сорок минут Лика Вронская уже ехала в направлении небольшого подмосковного городка N.
– И пусть в моих поступках не было логики, я не умею жить по-другому, – подпевала она Валерию Меладзе из радиоприемника.
Очень актуальная фраза с учетом сложившейся ситуации…
3
– Дай мне сигарету, пожалуйста, – попросил Артем у Седова.
Тот сочувственно посмотрел и, не говоря ни слова, протянул ему пачку.
С непривычки Артем закашлялся. Докурив сигарету до половины, он раздавил ее в пепельнице, подошел к столу Владимира и снова взял в руки два снимка.
Один из них – отпечатки пальцев Лики Вронской, которые Седов снял во время допроса в прокуратуре. Второй – результаты только что принесенной дактилоскопии. Невооруженным глазом видно – отпечатки указательного и большого пальца правой руки на обоих снимках совершенно идентичны.
– Надо найти девчонку, – твердо заявил Седов, оформляя материалы дела. – Ты же видишь, совпадений слишком много. Интересно, где же она все-таки скрывается?
Понурившись, Артем молчал. Страшно даже представить, в какой фарш превратит его Седов, узнав ответ на этот вопрос. Но Лика, Лика… Как она могла с ним так поступить? Неужели он ошибся в ней? А ведь он ей так доверял… Что же она придумала?
– Я отъеду на пару часов, – сказал Артем Володе. – У нас вчера в банке инкассатора тяжело ранили, надо подъехать в офис и решить пару вопросов. Потом вернусь, если ты не против.
Седов кивнул и озабоченно посмотрел на своего однокурсника:
– На тебе просто лица нет. Что, так тебя зацепила эта писательница-журналистка?
– Не то слово, – признался Артем.
– Но ты подожди скисать, еще же не ясно ничего, – Володя изо всех сил старался утешить своего приятеля. Досталось ему, конечно, сегодня: сначала убийство гадалки, потом улики против понравившейся девушки… – Меня, честно говоря, смущают эти отпечатки.
– Почему?
– А ты вспомни, как развивались события. Умирает Макаров. Вронская присутствует на вечеринке, но ее отпечатки не выявлены на тех предметах, которыми он пользовался. Потом Комаров. Тут совсем другая картина. Она приносит ему коктейль, отпечатки на стакане, разумеется, есть, да и свидетелей полно. Потом Хлестов и Лунина. На банке с коктейлем чисто. И, наконец, гадалка. На ее чашке «пальчиков» Лики нет, зато они обнаружены на второй чашке. Меня это смущает. Пришла, покалякала с теткой, траванула ее, свои отпечатки оставила. Не знаю, дружище, не знаю. Странно это все как-то. А как она вообще про гадалку узнала-то?..
– И что из этого следует? – спросил Артем.
Володя лишь пожал плечами. Он и сам толком пока не знал, какой вывод из этого можно сделать. Но все же в этой ситуации прослеживались необъяснимые моменты. Лика то демонстративно «светится» возле жертв, то мастерски заметает все следы. Логичнее выглядела бы какая-нибудь одна модель поведения.
– Ладно, я побежал, – пробормотал Артем, накидывая пальто.
Спустившись к машине, Сидоренко осознал: ни в какой офис он сейчас не поедет. Нет сил заниматься рабочими проблемами, надо вернуться домой и обо всем расспросить Лику. И пусть только попробует хитрить – он тут же схватит ее за шиворот и привезет в прокуратуру. Пожалуй, он и впрямь заигрался в благородного рыцаря, готового прийти на помощь попавшей в беду прекрасной даме. А что, если эта беда – ее хрупких ручек дело?
Неладное Артем заподозрил еще на пороге квартиры. Был закрыт нижний замок, а Лика закрывалась только на верхний, с защелкой изнутри.
«Может, она все же решила воспользоваться ключом», – пронеслось у него в голове, когда он распахнул дверь.
Не разуваясь, он обошел квартиру. На кухне стоял легкий запах сигарет и недавно приготовленной еды. В кресле гостиной лежал шелковый сиреневый халатик, который накануне Артем презентовал своей гостье.
Он заглянул в спальню, в служившую ему домашним спортзалом комнату, даже в ванную и туалет. Напрасно. Лики нигде не было…
Посидев пару минут без движения на подлокотнике кресла, Артем тяжело вздохнул. Он достал телефон, и некоторое время просто смотрел на аккуратные квадратные кнопочки. А потом набрал номер Володи Седова.
– Старик, я очень виноват перед тобой, – начал он свой рассказ. – Все эти дни Лика пряталась у меня…
4
«Девятку» мотало из стороны в сторону. Вцепившись в руль обеими руками, Лика напряженно смотрела на дорогу. Педаль газа почти прижата к полу.
Резина на «девятке» стояла зимняя, но нешипованная, да и протектор почти стерся. А какой смысл экс-бойфренду раскошеливаться на качественные колеса, если он зимой все равно не ездил?
Лика понимала: дорога скользкая, резина старая, надо бы сбросить скорость. Но у нее оставалось так мало времени. До скольких работают родильные дома? Наверняка круглосуточно, но вряд ли дежурные врачи и медсестры по первому ее слову побегут копаться в архиве, у них и без того забот хватает. Так что надо торопиться, если она хочет застать в родильном доме главврача или хоть кого-нибудь из руководства.
Въехав в город N, Лика притормозила у первой же автобусной остановки, вышла из машины и спросила у интеллигентной старушки в аккуратном пальто и шляпке, как проехать к роддому.
Та скользнула любопытным взглядом по Ликиной короткой курточке, и, не обнаружив выпирающего животика, недоуменно пожала плечами. Но дорогу объяснила подробно, с перечислением всех ориентиров и поворотов.
Роддом находился в довольно старом трехэтажном здании, и Лику это обрадовало. Может быть, ей даже повезет встретить акушерок, работавших здесь в 1973 году. А что, такое возможно, наверняка в те годы малышам помогали появиться на свет и молоденькие медсестры.
Историю, объясняющую ее интерес к картам рожениц, Лика придумала еще по дороге. Перед вами, милые люди в белых халатах – сирота, воспитывалась в детском доме, мать отказалась от нее, когда она была совсем крошкой. Конечно, долгие годы ее захлестывала обида на нерадивую мамашу. Это же надо, родного ребенка отправить в детский дом и ни разу не поинтересоваться ее судьбой. Но теперь, когда она выросла, и стала что-то понимать в этой жизни, ей начало казаться: а вдруг у матери имелись очень веские причины поступить именно так? Вдруг она родила ребенка совсем молоденькой, и строгие родители, не вынеся такого позора, заставили ее сдать дочь в детдом? Да мало ли что там могло произойти, она ведь ничего, ровным счетом ничего не знает о родных… В московском детском доме ей сказали, что она поступила к ним из роддома, находящегося именно в городе N. Поэтому она просит, умоляет: пожалейте, помогите – будьте так добры, проверьте фамилии женщин, рожавших в этом роддоме в 1973 году…
Разумеется, Лика понимала – в ее истории масса нестыковок. Больше всего Вронская опасалась, что ей просто не поверят, будто она родилась в 1973 году. Без косметики, в простой одежде, с ней часто знакомились двадцатилетние мальчики, принимавшие ее за свою ровесницу. Но даже если сотрудник или сотрудница роддома рассочувствуется и перероет медицинские карты 1973 года, то, как она объяснит тот момент, что в карточке Кулаковой будет черным по белому написано: у нее родился мальчик? От которого счастливая мамаша и не думала отказываться?
«Ладно, проблемы надо решать по мере их поступления», – подумала Лика и решительно взялась за ручку тяжелой двери родильного дома.
– Вы к кому? – приветливо поинтересовалась женщина в белом халатике с приколотой на груди карточкой «Тамара Алексеевна Никифорова, старшая медсестра».
Лика окинула взглядом ее простодушное лицо и лежавший перед ней роман Барбары Картленд в розовой обложке с синеглазой блондинкой, млеющей в объятиях мускулистого мачо, и, хлюпнув носом, принялась тереть глаза.
– Видите ли, Тамара Алексеевна, это очень долгая история… Я никогда не знала своей матери. Выросла в детском доме…
Через пару минут медсестра извлекла из кармана халата белоснежный платок и тоже поднесла его к глазам.
– Бедная, бедная девочка, – растроганно повторяла она. – Сколько испытаний выпало на твою долю…
Лика ощутила легкий укол совести. Но надо же ей как-то добраться до медицинских карт! А перед Тамарой Алексеевной она позже извинится. Приедет к ней в гости с тортом, они выпьют чаю, и вот тогда Лика уже расскажет всю правду.
– Конечно, я помогу тебе. У нас хранится вся картотека. Правда, тебе нужны старые карточки, а они в подвале. Но ничего – найдем, ты не переживай, бедняжка.
– Тамара Алексеевна? Куда это вы направляетесь?
Подошедшая к столику женщина являла собой полную противоположность старшей медсестре – подтянутая, ухоженная, она, казалось, годилась ей в дочери, хотя Лика искушенным женским взглядом подметила – мадам с карточкой «Ольга Николаевна Попова, главный врач» куда старше Тамары Алексеевны.
– Эта девочка, возможно, появилась на свет в нашем роддоме. Мы собирались спуститься в архив и разыскать карту ее матери. Нам нужны данные за 1973 год. Вы не возражаете, Ольга Николаевна?
– Возражаю! – главврач недовольно нахмурилась и впилась в Лику таким пристальным взглядом, что та помертвела от страха. – Это роддом, милочка! А не справочное бюро. И информацию мы дадим только в том случае, если будет официальный запрос.
Сердце Лики оборвалось.
– Какой запрос? – робко спросила она.
– Из милиции, – отчеканила мадам и повернулась к старшей медсестре. – Тамара Алексеевна, будьте так добры, зайдите к роженице из платной палаты и измерьте ей температуру. Она жалуется на сильную головную боль.
– Хорошо, – пробормотала старшая медсестра.
– Что же вы не уходите? – спросила Попова у Лики.
– Простите за беспокойство, – выдавила она из себя. – До свиданья, всего доброго…
Но что это – в ее ладонь опустился небольшой металлический предмет? Ключ? На ощупь, похоже, да… Лика подняла глаза на Тамару Алексеевну. Она ободряюще ей улыбнулась:
– Удачи тебе, девочка!
Вронская, чуть не подпрыгнув от радости, легко сбежала по ступенькам. На улице она внимательно осмотрела подвальные окна. Так и есть: одно из них забито досками. Замечательно: оторвать доски – куда меньше шума, чем бить стекло. Но ведь Тамара Алексеевна дала ей ключ, так что проблема проникновения в подвал должна решаться еще проще… Лика обошла здание роддома. С торца красовалась табличка с надписью, которая ее весьма обрадовала. «Вход в подвал», – гласила она.