Пример такой слабости — вал выбитых из правительства в конце 1989 — начале 1990 года исключений, лишивших налог на прирост заработков какого-либо смысла. С замораживанием зарплаты, распространяющимся на 20 процентов занятых, право, не стоит затеваться.
Уже в конце I квартала было ясно: прирост денежных доходов населения за год по меньшей мере вдвое превысит плановый, они увеличатся не менее чем на 80 миллиардов рублей (1989 — 64,5 миллиарда, 1990 — фактически 94 миллиарда), развал потребительского рынка будет лишь нарастать. За полтора года, на которые правительство попросило кредит доверия, клубок противоречий лишь затянется еще туже.
Признаки того, что высшие органы управления собираются круто изменить курс, попытаться вновь овладеть инициативой в экономике, стали появляться в марте. Во главе исполнительной власти становится президент. В своих выступлениях он неоднократно подчеркивает необходимость ускорить экономические реформы, придать им новый импульс. Явная неудача программы оздоровления очевидна для всех. Рядом, в Польше, новое правительство показывает, что при всех трудностях стабилизации демократия отнюдь не обречена быть заложницей разгула инфляции.
К середине апреля правительство готовит новый документ, получивший в обществе название «программа шоковой терапии». Его замысел, внутренняя логика радикально отличаются от того, что всего четыре месяца назад обсуждалось на Съезде народных депутатов.
Если не удается справиться с подавленной инфляцией — а эффективность административного регулирования стремительно падает, — значит, надо разом включить механизм рыночного регулирования, дать предприятиям свободу в формировании производственных связей, начать энергичное разгосударствление собственности. Чтобы защитить население от последствий роста цен — ввести индексацию доходов. Сначала заменим пустые прилавки быстро растущими ценами, а затем уже остановим их гонку.
Программа внутренне логичная, но предельно рискованная. При сохраняющихся серьезных финансовых диспропорциях первым следствием освобождения цен вполне может стать массовое бегство от обесценивающихся денег, резко повысившаяся скорость их обращения. Темпы инфляции неудержимо пойдут вверх. Сделав героический прыжок к рынку, общество окажется у разбитого корыта гиперинфляции, с теми же слабыми, неработающими деньгами и уже знакомым бартером.
В апреле представленный документ дважды обсуждался на совместном заседании Президентского совета и Совета Федерации. Самое существенное сомнение: такая политика имеет шансы на успех в руках сильных, пользующихся поддержкой органов власти. В реальной же ситуации ее последствия непредсказуемы. Вывод: программу представить Верховному Совету, но уже без «шокотерапии».
Специалисты, причастные к процессам формирования экономической политики, с недоумением ждали развития событий. Действительно: есть целостная, хотя далеко не бесспорная программа действий, где стержень — размораживание цен. Надо ее доработать, предварительно вынув стержень. Но без него она просто рассыплется как карточный домик. В этой непростой позиции правительство делает, наверное, самый слабый, приводящий к форсированному проигрышу ход — реанимирует разработанные в 1987–1988 годах новые прейскуранты, пытается именно на них смонтировать то, что осталось от «шокотерапийной» программы.
Беда, разумеется, не в том, что предлагается повысить цены, — поддержать их нынешний уровень все равно невозможно. И даже не в административном характере их пересмотра. Если речь идет о ликвидации государственных дотаций, централизованное повышение — мера вполне естественная. Хуже другое: в сложившейся социально-экономической ситуации предлагаемая перестройка цен лишь углубляет финансовые диспропорции.
Государству теперь придется больше платить за оборонную технику (применительно к условиям 1990 года не менее чем на 30 миллиардов рублей), за централизованные капиталовложения (20 миллиардов), за расходы на социально-культурные нужды (15 миллиардов) и науку (3 миллиарда). Компенсации разниц в ценах (в основном дотации на продукты питания) возрастают до астрономической суммы в 204 миллиарда рублей (увеличение на 95 миллиардов). Параллельно сокращаются доходы от налога с оборота (35 миллиардов), внешнеэкономической деятельности (6 миллиардов). Увеличивающиеся отчисления на государственное социальное страхование и платежи из прибыли недостаточны, чтобы перекрыть действие этих факторов.
Даже при условии 60-миллиардного некомпенсированного повышения розничных цен государственные финансы получали новый тяжелый удар. А уже когда правительство под давлением общественного мнения дрогнуло, обещало стопроцентную компенсацию, разрушительные последствия проявились в полной мере. Наметились финансовые диспропорции, которые уже невозможно ликвидировать никакими маневрами в области оборонных расходов, государственных инвестиций и перераспределения валютных ресурсов.
Сообщение о предстоящем крупном повышении цен дало мощный импульс инфляционным ожиданиям населения и предприятий. И те и другие отреагировали в соответствии с азбукой экономической теории: энергичными попытками сократить денежные активы, обратить деньги в любые материальные ценности.
Положение на потребительском рынке в январе-апреле, хотя и оставалось тяжелым, по меньшей мере перестало быстро ухудшаться. Вступил в действие стабилизирующий фактор: резкий рост потребительского импорта. Закупки промышленных товаров народного потребления за полгода увеличились на 32 процента, в том числе в развитых капиталистических странах — в 2,7 раза. На 67 процентов увеличивается импорт мяса, на 42 — животного масла, на 82 — обуви.
Подавляющая часть прироста пришлась на начало года. В первом квартале поставки зарубежных товаров легкой промышленности возросли в 1,4 раза. Такие темпы невозможно было удерживать долго. Но хотя бы временно удалось остановить сокращение запасов в розничной торговле. По некоторым товарным группам наметились признаки улучшения снабжения. Резко увеличились запасы стирального порошка, мыла. Во многих регионах на время дефицит этих товаров сменился затовариванием. Рост запасов сахара (за 1989 год — на 33,4 процента) давал надежду со временем отказаться от нормированного снабжения.
После обнародования майского варианта правительственной программы положение меняется радикально. В мае-июне происходит абсолютное сокращение вкладов населения. Начинается стремительное, небывалое по масштабам сокращение запасов в розничной торговле. За май-сентябрь они уменьшились на 9 миллиардов рублей. Ажиотажный спрос распространяется практически на все хранимые товары.
Темпы роста реализации изделий легкой промышленности поднимаются с 2 процентов в 1989 году до 20 в 1990-м. За 10 месяцев их запасы сокращаются на 30 процентов. Исчезают из свободной продажи ткани. Быстро идут вниз запасы табачных изделий, спичек. Хотя запасы соли по-прежнему огромны, волна ажиотажного спроса распространяется и на нее. Вновь начинают сокращаться запасы моющих средств, сахара. Массовое вынужденное переключение спроса еще весной на сравнительно легкодоступные нехранимые товары (хлеб, молоко) усугубляет трудности в торговле ими. С каждым месяцем все быстрее растут цены колхозного рынка. Первое полугодие — 18 процентов, июль — 29, август — 30, сентябрь — 34, октябрь — 38, ноябрь — 44 процента. В октябре из 115 товаров культурно-бытового назначения, по которым ведется наблюдение, в свободной продаже уже не было ни одного.
В обзоре за 1989 год («Коммунист», 1990, № 2) мне пришлось писать, что по-настоящему пустые полки магазинов у нас еще впереди, что ситуация радикально ухудшится, когда начнется массовое бегство от денег. Тогда еще приходилось ссылаться на польский опыт начала восьмидесятых годов. В истекшем году и эта глава экономической теории стала элементом повседневной жизни.
К середине лета конституировавшиеся новые органы власти в республиках вступили в ожесточенную борьбу с центром практически по всему кругу экономико-политических проблем, в том числе по таким жизненно важным ее аспектам, как контроль над банками и финансовыми ресурсами. На глазах разваливалась система распределения продукции через общесоюзные фонды. За 11 месяцев годовой план поставки в них мяса и мясопродуктов республики выполнили на 69 процентов (поставки на внутриреспубликанские нужды — 92 процента).
На фоне расстройства системы хозяйственных связей, регионализации рынков и формирования местных таможен темпы падения выпуска важнейших видов продукции постепенно ускорялись. Особенно опасной стала эта тенденция в нефтедобыче. За 1989 год — сокращение на 3 процента, первый квартал 1990-го — на 4,2, четвертый квартал — на 8,8 процента.
Металлурги, традиционно полагавшиеся на гарантированные директивными заданиями поставки лома, столкнулись с серьезным сырьевым кризисом (заготовка лома, сократившаяся за 9 месяцев на 5 миллионов тонн, составила лишь 86 процентов к плану), вынуждены были снизить загрузку оборудования. Выпуск проката падает на 3 процента, стальных труб — на 5 процентов. Здесь, как и в нефтедобыче, сокращение производства месяц за месяцем ускоряется.
Химия и нефтехимия расплачиваются за долголетнее пренебрежение к экологии. Остановки предприятий по требованию общественности решением местных органов власти становятся массовыми.
Хотя машиностроение и осталось единственной отраслью, на бумаге сохранившей положительные темпы роста, они явно обеспечивались ценовыми факторами. Наряду с вынужденным ограничением импорта на работе заводов этой отрасли особенно болезненно сказывалось нарушение кооперационных связей.
Отправление грузов транспортом общего пользования — неплохой измеритель объема хозяйственной деятельности, свободный от ценовых искажений (таблица 4). Он позволяет проследить и результаты попыток силой вырвать повышение темпов экономического роста в начале пятилетки, и сокращение хозяйственного оборота после 1988 года. В 1990 году этот процесс резко ускорился.