Еще важнее психологических традиций объективная структура общества.
Тоталитарное общество не разрушено. Оно надломлено — это и определяет специфику настоящего момента нашей истории.
Милитаризованная экономика. Экономическая и политическая власть бюрократической олигархии. Постоянные тенденции к окончательному бюрократическому реваншу — к восстановлению бюрократической машины в том виде, в каком она существовала в стране (и душила страну) до 1991 года. Вот картина общественного организма, которую мы наблюдаем.
Основа основ — отношения собственности. Сейчас без барабанного боя и, что трагично, практически без осознания обществом решается поистине исторический для России вопрос. Капитализм практически уже остановить нельзя. Дилемма в следующем: бюрократический (номенклатурный, государственный) капитализм — или демократический (гражданский, открытый). Если брать известную историческую аналогию: пойдем мы «прусским» или «американским» путем. Вот фокус всей социально-политической борьбы сегодняшних дней. Вот что стоит за всеми законами, указами, прениями, выстрелами и пресс-конференциями. Если говорить более корректно: каким будет соотношение того и другого элементов в нашем строящемся обществе.
Избрав государственно-бюрократический вариант, практически обреченный на застой, не имеющий сил для самодвижения, отделенный высокой стеной коррупции от подавляющего большинства населения, мы действительно обрекаем Россию на отставание от мира, на колониально-сырьевую роль, на вечную консервацию этой роли. Вот вам и «заговор» против России — «заговор», участниками которого являются отнюдь не «масоны», а бюрократическая элита, гордо именующая себя «государственниками». Колониальные государственники…
Сегодня интересы этих групп (сохранивших — особенно на местах — всю полноту власти), очевидно, чисто охранительные. Их идеология едва-едва просматривается — людям не до того, они заняты практической деятельностью по своему обогащению. Как все богатые люди, они осторожны, крайности их пугают. Однако на всякий случай нацистов они могут подкармливать.
Возможна ли ситуация, когда правящая бюрократия пойдет на альянс с нацистами, «наймет бандитов», действительно повторив в России «веймарскую катастрофу»?
Во всяком случае, эту болевую точку надо постоянно отслеживать, помня, что только союз с наиболее агрессивной частью бюрократической буржуазии может открыть нацистам дорогу к власти. Никаких реальных, тем более легитимных путей, чтобы одни нацистские маргиналы захватили власть, сегодня нет. Опасно иное: легитимная политическая, бюрократическая элита сама может двинуться в сторону нацизма, переродиться, «изнутри» прорасти «коричневым загаром». Пример такого перерождения перед глазами — Руцкой, Хасбулатов, ВС. Это была модель. Теперь представьте подобное перерождение в большем масштабе — и сами оцените масштаб возможной катастрофы.
В 1930-е годы бытовала формула о фашизме как открытой террористической диктатуре наиболее агрессивных слоев буржуазии. Эта формула точно описывала как раз сталинский фашизм, была в некотором смысле его «бессознательной рефлексией»: надо лишь вместо «буржуазия» поставить «бюрократия». Сегодня такая формула еще ближе к истине; фашизм у нас возможен лишь как диктатура самых агрессивных слоев «буржуазной бюрократии», номенклатурного, паразитического капитала.
Союз бюрократии, буржуазии и нацистов — вот та главная опасность, которую мы должны перед собой видеть. Исходя из этого и строить свою политику.
Из сказанного, думается, абсолютно ясна моя позиция по модному ныне вопросу «просвещенного авторитаризма». Убежден: «хорошая диктатура» может быть только для тех, кто и «плохой» будет рад. Если же кто-то всерьез надеется защититься от нацизма, выстроив вокруг себя клетку «демократической диктатуры», то он горько ошибается, кидается из огня да в полымя. Диктатуру всегда выстроят без нас, против нас — здесь мы можем не тратить силы понапрасну. Как бы ни была принята сегодняшняя конституция, она дает как раз оптимальное (с учетом традиции, реального баланса сил) соотношение авторитарного и демократического векторов в нашей политической системе. Не усиливать авторитарность, а превращать написанную конституцию в действующую — вот задача.
Мы должны противопоставить союзу бюрократии и нацистов свою политическую конструкцию: союз демократии и либеральной буржуазии при нейтралитете (и, соответственно, соблюдении интересов) самых влиятельных отрядов бюрократии.
Стратегически наши интересы противоположны интересам бюрократии: мы — за уменьшение влияния государства в экономике, за демократический путь развития рыночной экономики, вне контроля бюрократической олигархии.
Но мы — по своему менталитету, по социальной группе поддержки — не приемлем «борьбы на уничтожение». Такая борьба — и то, разумеется, только политическая, идеологическая — для нас возможна и неизбежна лишь с нацистами.
С бюрократией, связанной с ней буржуазией мы можем и будем всегда искать компромиссы, проводить свою политику так, чтобы не прижимать их к стене, чтобы обеспечивать им «мирное врастание» в открытый, демократический капитализм. Самое главное — ни при каких условиях не допустить союза правящей бюрократии с нацистами как с «меньшим злом». Бюрократическая олигархия должна все время ясно понимать: лучше «потерять» с демократами, чем «найти» с нацистами. И, не надеясь на «понятливость» бюрократии, мы постоянно должны ей это объяснять.
Если союза бюрократических «верхов» и нацистских «низов» удастся не допустить, нацистская угроза для нашей страны так и останется лишь угрозой.
Говоря о чисто политических условиях, при которых реальна опасность переворота, весь опыт российской истории учит, что главное условие — два параллельных центра власти. Так было в 1917-м, в августе 1991, в октябре 1993 года. «Третья сила» всегда рвется наверх по спине одной из ветвей власти. Поэтому важная задача демократических сил — не допускать опасной конфронтации высших властных структур. Только так можно сохранить стабильность, целостность государства.
Лозунги государственников и националистов сегодня в цене. Нам нет нужды лгать и примерять чужую шкуру. Не из-за конъюнктуры, а по существу мы были и остаемся государственниками. Наша цель — эффективное, не самоедское государство. Конечно, мы не считаем, что чем наглее бюрократия, тем сильнее государство. Если не путать государство с Держимордой, то очевидно, что мы — государственники.
Мы измеряем свою приверженность российским национальным интересам тем, что удается сделать для нормальной, достойной человеческой жизни русского человека, всякого гражданина России. Те, кого у нас называют «националистами», измеряют свой национализм иначе, мерой своей ненависти к «инородцам», а то и просто — циркулем для измерения неарийских черепов. С нашей точки зрения, они реальные русофобы, потому что, стараясь заразить ядом своей злобы Россию, губят ее, надеются превратить в больную страну. Такую же больную, как они сами…
Нам не надо ни лукавить, ни умалчивать о своей позиции, ни отрекаться от своих слов. Мы ясно и просто можем объяснить, почему мы — государственники и патриоты. Надо только верить в разум людей и говорить им правду. Будем помнить чудесные слова: наше достоинство — в разуме. А на свету разума исчезают призраки. В том числе и призрак нацизма, пугающий нашу Родину.
Красная осень 1993-го
16 сентября 1993 года, буквально сразу после моего звонка о согласии вернуться в правительство, президент объявил о предстоящем назначении. Вообще-то предполагалось, что он сделает это на запланированной ранее встрече с финансистами, но она по каким-то причинам не состоялась, вместо этого Борис Николаевич поехал в дивизию имени Дзержинского, объявил там. Получилось весьма воинственно.
Тем не менее указа еще не было, а я в тот вечер должен был улететь из Москвы на пару дней в регионы по делам избирательного блока «Выбор России». Решил до официального назначения поездку не отменять. В Ростове и Воронеже уже ждали люди.
18 сентября, довольно поздно вечером позвонил глава администрации президента Сергей Александрович Филатов, сказал, что указ подписан, попросил срочно вернуться в Москву и по возможности сразу повидаться.
Часам к двенадцати воскресного утра приехал к нему на дачу и здесь узнал, что президент принял решение приостановить работу Верховного Совета, объявить новые выборы и провести референдум по конституции. Филатову поручено продумать политический сценарий предстоящих событий. Сергей Александрович сказал, что все это вызывает у него серьезное беспокойство. Спросил, какова моя точка зрения.
После того как Верховный Совет открыто проигнорировал ясно выраженную апрельским референдумом волю народа к продолжению реформ и отверг одну за другой все попытки найти между двумя ветвями власти разумный компромисс, неизбежность подобного решения была очевидной. Но выбранный момент не казался подходящим.
Важный фактор внезапности, неожиданности уже отсутствовал, и создать его в сложившейся ситуации не представлялось возможным. Именно такого шага лидеры «непримиримой оппозиции» от Ельцина ждали, к нему готовились. Более того — явно на него провоцировали. Ведь невозможно иначе как сознательную провокацию, причем весьма точно учитывающую особенности характера Бориса Николаевича, расценить выходку Хасбулатова, который буквально накануне перед миллионами телезрителей лично оскорбил президента. Хасбулатов сознательно хочет вывести Ельцина из равновесия.
Так я и сказал Филатову: хотя решение и принято, с моей точки зрения, полезнее повременить, подержать команду Хасбулатова в напряжении, заставить нервничать. Вряд ли стоит делать именно то, что ожидает противник, и в тот момент, когда он максимально приготовился.
К тому же ясно, что занять сейчас, сразу, здание Белого дома, а значит, реально приостановить работу Верховного Совета, что является важнейшей предпосылкой успеха, — невозможно.