Еще вчера, 21-го, в середине дня приглашал его вместе с рядом других министров для обсуждения экономического положения. Говорили о проекте нового импортного тарифа, о давно назревшем снижении экспортных пошлин и сокращении списка квотируемых товаров. И вот теперь, ночью, перебежал во вражеский лагерь.
Что же… Чужая душа — потемки… Да и то сказать, здесь, на нашей стороне волей судьбы немало молодых, умных, образованных специалистов. Неизвестно, как сложится судьба. Может, и останется если не на седьмом, так на четвертом месте. А там, у Руцкого, у Хасбулатова со специалистами ой как не густо. Причем победа их сейчас весьма вероятна. Так кто же, как не он, Глазьев, лучше других подойдет на роль премьера?
Хотел бы ошибиться, но, к сожалению, не исключаю, что именно такой немудреный ход мыслей увел его в противоположный лагерь, а затем, после декабрьских выборов 1993 года, выдвинул на роль одного из лидеров коммуно-националистического блока в Думе…
Кроме С. Глазьева, все министры продолжают нормально работать. Контроль за федеральными системами сохранен. Срочно отозванный из отпуска мой коллега, первый вице-премьер О. Сосковец, возглавляет работу оперативного штаба правительства.
Штаб заседает ежедневно два раза — утром и вечером. Общая картина развития ситуации в первые дни достаточно благоприятна. Указы Руцкого производят скорее комичное впечатление. Попытки вновь назначенных министров давать указания малоэффективны. После дня колебаний подавляющее большинство местных администраций демонстрирует лояльность правительству. Общество в целом воспринимает произошедшее без энтузиазма, с определенной тревогой, но и с пониманием. Теперь нужно развивать успех, главное — втягивать оппозицию в процесс новых выборов.
К сожалению, спустя несколько дней ясно: ощущение относительного спокойствия — кажущееся. Положение начинает быстро осложняться. Белый дом не занят, сохранен как мощный центр сосредоточения оппозиции, и она с максимальной энергией начинает осуществлять свой сценарий: непрерывными и нарастающими по масштабу провокациями дестабилизировать обстановку и как можно скорее добиться, чтобы пролилась кровь. Чем больше — тем лучше.
В Белом доме — большое количество оружия. Его раздают щедро, кому попало, но прежде всего, конечно, стягивающимся сюда из различных концов страны боевикам.
И вот наконец желанная цель отчасти достигнута, первая кровь пролита. Попытка захвата штаба Объединенных вооруженных сил СНГ на Ленинградском проспекте. Двое убитых, есть раненые.
Правительство вынуждено принимать контрмеры, усиливать оцепление вокруг ставшего теперь предельно опасным Белого дома, подтягивать дополнительные силы ОМОНа и милиции. Вынужденная днем и ночью мокнуть под дождем в оцеплении милиция — прекрасный объект и для работы агитаторов оппозиции, и для провокаций.
Теперь правительство — в положении обороняющегося: вынуждено менять войска, обеспечивать порядок… Пока нет возможности активными действиями переломить ситуацию в свою пользу.
На заседаниях правительственного оперативного штаба заместитель министра внутренних дел докладывает, что его люди устали, среди них оппозицией активно ведется агитация. Необходимы свежие силы. Представители Министерства безопасности, от которых в первую очередь ждем информацию о том, что происходит в Белом доме, о возможных провокациях, рассказывают, как вчера во столько-то часов и минут к кольцу оцепления подошли два агента иностранной разведки и что один из шведских дипломатов сказал дипломату французскому…
Оппозиция организует митинги, демонстрации. Они не слишком многочисленны, зато очень агрессивны.
Во вторник, 28 сентября, возникла идея: представителям президента и правительства провести на местах межрегиональные совещания глав администрации и председателей Советов. Ознакомиться с обстановкой, настроениями, ободрить, успокоить. Дать ориентиры. Мне — Дальневосточный регион. 30 сентября вылетаю в Хабаровск.
Общее ощущение: все ждут, чем закончится дело в Москве. Сейчас считают, что президент сильнее, и сохраняют по отношению к нему лояльность. Областные советы пока что вряд ли готовы ввязаться в решительное противостояние, они, скорее, нейтральны. Недавно избранный глава администрации одной из дальневосточных областей, присягнувший 22-го на верность Руцкому, кружит возле меня, заглядывает в лицо, говорит, что оклеветали…
В целом серьезной поддержки в регионах, на которую могло бы опереться парламентское большинство, нет. Вопреки повторяющемуся почти во всех комментариях утверждению о том, что «исход противостояния решится в регионах», укрепляюсь в своем убеждении: в России судьба выборов и войн действительно решается в регионах, но судьба революций и переворотов — в столице. Залетев в Комсомольск-на-Амуре, побывав на оборонных предприятиях, расхлебывающих плоды недальновидной политики нынешнего года, широких обещаний и скудного финансирования, — 2 октября возвращаюсь в Москву. Узнаю, что здесь ситуация продолжает обостряться.
Соглашение о подключении Белому дому воды, электроэнергии и связи и одновременной сдаче находящегося там оружия парламентом дезавуировано. Но, как уже не раз бывало, сам факт достижения такого соглашения воодушевил оппозицию. Она, воспринимая это как признак слабости президентской стороны, воспряла духом, наращивает требования. Попытки переговоров при посредничестве патриарха — в тупике. На Смоленском бульваре — баррикады.
Все равно не вижу иной разумной тактики, кроме той, которая избрана с самого начала: избегать провокаций, втягивать оппозицию в выборы. Но наполненное оружием и боевиками здание Верховного Совета похоже на заложенную в центре страны гигантскую мину, способную разрушить государство. Из отрывочных сведений складывается картина, что теперь именно боевики, а не официальные парламентские руководители, — ключевая сила в Белом доме.
В воскресенье, 3 октября, утром — совещание у президента. Присутствуют В. Черномырдин, С. Филатов, О. Сосковец, В. Шумейко, О. Лобов, С. Шахрай, П. Грачев, В. Ерин[8], еще несколько человек. Обсуждаем итоги выездов в регионы, откуда многие только что вернулись.
Разговор довольно спокойный. Примерное резюме всех сообщений: пока контроль над основными федеральными структурами сохранен, масштабных акций неповиновения, беспорядков в регионах не организовать, региональные власти будут лояльны, выборы проведут.
Ситуация в Москве конкретно не обсуждается. Информацией о том, что оппозиция именно на сегодня запланировала переход к активным действиям, Министерство безопасности или не владеет, или решило с президентом и правительством не делиться.
После совещания поехал из Кремля к себе на Старую площадь. Часов примерно в 16 позвонил Алексей Головков, в 1992 году — моя правая рука, руководитель аппарата правительства, а теперь — один из главных организаторов «Выбора России». Только от него, а не от служб получил информацию о крупных беспорядках в Москве, о прорыве оцепления, о разоружении части милиции, о начале штурма мэрии.
То, чего так опасались, случилось. Оппозиции все же удалось перевести ситуацию противостояния в открытую борьбу, в форсированное, чисто силовое русло. Значит, время политических маневров кончилось. Теперь все решат собранность, организованность, воля к действию, натиск. Сполохи новой гражданской войны, казалось, уже лизали небо над столицей России.
Позвонил В. Брагин, председатель телерадиокомпании «Останкино», сказал, что, по его сведениям, колонна грузовиков и автобусов с боевиками мчится от Белого дома к телецентру. Просит организовать оборону.
На этот раз моя сфера в правительстве — только экономика. Находящиеся в моем распоряжении вооруженные силы — трое пареньков, три охранника, работавшие со мной еще во время премьерства. Четвертый, их только что назначенный новый начальник, уже с середины дня как сквозь землю провалился. Вмешиваться в управление войсками у меня нет полномочий. Да и сообразить нетрудно: сегодня даже приказы прямых начальников если и будут выполняться, то в лучшем случае как в замедленной киносъемке.
А между тем телефон буквально раскалился. От меня требуют действий, помощи, защиты. Звоню В. Ерину, передаю просьбу Брагина о поддержке. Виктор Федорович заверяет, что команда уже дана, силы направлены, все будет в порядке. Связываюсь с президентом, спрашиваю, готов ли Указ о введении чрезвычайного положения. Выяснил — готовится, над текстом работает Сергей Шахрай.
Снова в телефонной трубке тревожный голос Брагина: где же обещанные войска, тех, что имеются, явно мало, неадекватно ситуации… Выходит на связь О. Попцов, руководитель Российской телерадиокомпании: «Сейчас возьмутся и за нас, а здесь, возле Белорусского и на Шаболовке, вообще никакой защиты…»
Чтобы иметь независимый канал информации, нахожу Александра Долгалева, одного из руководителей организации защитников Белого дома «Живое кольцо». Его ребята традиционно располагают приличными сведениями о происходящем в Москве. Прошу, во-первых, начать срочный сбор его людей, во-вторых, регулярно, раз в полчаса докладывать о развитии ситуации.
Из данных, которые теперь начинают поступать по разным каналам, складывается тяжелая картина. При искренних и настойчивых усилиях министра внутренних дел, явно пытающегося сделать все возможное и невозможное, его команды пока не дают ощутимых результатов. Мэрия сдана, ОМОН деморализован, милиции в городе не видно. Боевики оппозиции действуют нахраписто и решительно, все увереннее овладевая ситуацией.
Не могу дозвониться до Грачева, связываюсь с его первым заместителем. Общее ощущение хаоса и нерешительности только усиливается. Прекрасно понимаю, насколько трудно в сложившейся ситуации задействовать армию. На протяжении последних лет мы много раз повторяли, что армия вне политики, ее нельзя привлекать для решения внутриполитических целей. Это стало в некотором смысле символом веры, убедительно подтвержденным в августе 1991 года и с тех пор приобретшим особую прочность. Никто из нас никогда и не обсуждал возможность использовать армию во внутриполитической борьбе. При любых, самых крайних вариантах мог обсуждаться только вопрос о привлечении внутренних войск, милиции, управления охраны… Развитие событий 3 числа, когда стало ясно: деморализованная милиция и внутренние войска не способны отстоять порядок в Москве, а вооруженная сила, выставленная оппозицией, вот-вот проложит безответственным и опасным экстремистам дорогу к власти в России, — такая ситуация поставила во весь рост вопрос о необходимости поднять армейские части.