о политические проблемы отнюдь не решены, больше того, по ряду направлений они усугубились.
Да, «они» не прошли. Но эта история не кончилась. Хорошо, что принята новая Конституция, которая наконец-то четко разделила полномочия властей. Хорошо, что после ликвидации путча полностью сохранены все политические и гражданские права. Но «они» и сейчас не успокоились.
16 сентября (1994 года. — Прим. ред.) лидеры «непримиримых» собрались в Калининграде. Хотели выбрать единого лидера — из этой затеи, ясно, ничего не вышло.
Зато обсудили, как «отметить» годовщину 3–4 октября. Конечно, каяться перед Россией, москвичами, да и своими сторонниками, которых они как пушечное мясо гнали на убой (напомню, погибли 150 человек, но, по счастью, ни один депутат не пострадал и ни один не покаялся), не намерены. И в голову не приходит.
Зато авторы «расстрельного указа» Бабурин, Руцкой, Проханов и К° торжественно призывают кого-то «принять меры по предотвращению 4 октября любых провокаций, столкновений и массовых беспорядков». Если они обращаются к самим себе — что ж, лучше поздно, чем никогда.
Но вот беда — в том же номере газеты «Завтра», где это напечатано, опубликована беседа Проханова с «древнерусским витязем, бесстрашным офицером» Руцким. И вот что говорит этот герой, а ныне миротворец: мы виноваты в том, что «чрезмерно увлеклись „парламентскими“ формами, бездумным повторением заклинании типа „наша главная сила в законе“, забыв о том, что реальная оппозиция должна в первую очередь опираться на массы и только на них… Мы не сумели в решающий момент обеспечить эффективного сочетания парламентских методов с массовыми выступлениями за стенами Дома Советов не только в Москве, но и по всей России, не смогли направить вырвавшуюся на московские улицы энергию стихийного возмущения людей в регулируемое, тщательно выверенное и наиболее эффективное русло».
Не смогли эффективно организовать гражданскую войну — в Москве и по всей России! Вот о чем сегодня скорбит генерал. «Я уже убежден в справедливости старой истины: „Отказ от борьбы деморализует больше, чем поражение“… Нам надо было более решительно, целеустремленно и энергично выступить».
До тех пор, пока в нашем общественном сознании не произойдут перемены, пока мы не поймем, как легко безответственность и популизм могут перейти в национальную катастрофу, — до тех пор нельзя считать, что кровавая октябрьская страница перевернута окончательно.
Россия XXI века. Не мировой жандарм, а форпост демократии в Евразии
Один из распространенных упреков в адрес «Выбора России», других демократических партий состоит в том, что у нас нет внешнеполитической концепции, или, точнее, нет концепции национальных интересов России в мире. Упрек справедлив лишь в одном: мы действительно внятно не излагаем эту концепцию.
Внешнеполитические, геополитические концепции не бывают самоценными. Они всегда производны от общей политической философии, общей картины видения мира. В сущности, в русской истории доминировала реально всегда одна внешнеполитическая концепция — имперская. Ее очень точно сформулировал бывший министр иностранных дел СССР Молотов: «Хорошо, что русские цари навоевали нам столько земли. И нам теперь легче с капитализмом бороться». Здесь показана и четкая преемственность между царем и теми, кто его убил, — преемственность политического мышления. Максимальное расширение границ империи — с какой целью? «С капитализмом бороться». Но этого классово-идеологического оправдания, разумеется, не было у царей, душевное родство с которыми демонстрирует Молотов. Однако родство, общий менталитет имели место:
Отсель грозить мы будем шведу,
Здесь будет город заложен
Назло надменному соседу.
Имперское, экспансионистское мышление, конечно же, не составляло какой-то особенности России. На определенных этапах (и очень длительных) оно было характерно для всех «великих государств», для всех империй — от Римской до Британской.
Как раз в 1914 году, когда Ленин писал о триумфе в мировом масштабе империалистической политики, империалистической психологии, эта политика, эта психология пришли к краху. Традиционная имперская психология великих государств привела их на грань гибели в бессмысленной мировой бойне. Эта война, эта пиррова победа сломали имперскую политику демократических государств — США, Англии, Франции. Разгром 1945 года сломал самую «крутую» в новой истории великодержавную, имперскую политическую психологию — германскую. Тогда же была подведена и принципиальная черта под крупными войнами — с появлением термоядерного оружия стало очевидно: на Большую Войну отныне наложено табу, если человечество не хочет покончить с собой.
СССР остался — благодаря нашему непреодоленному тоталитарному устройству — после 1945 года последней империей, последним великим государством, политическая философия лидеров которого осталась вся в XIX и более ранних веках. И как бы ни было обидно, но приходится признать: Запад боялся нас, бедных, агрессивных, закрытых, с полным основанием. Если можно говорить о великих исторических заслугах Горбачева, то они в том, что он сумел сделать интеллектуальный скачок. В условиях проигранной Советским Союзом холодной войны он смог отказаться от химер и галлюцинаций имперского мышления.
Аксиома этого мышления не только в том, что Большая Война абсолютно невозможна, но и в том, что она абсолютно не нужна. Не только нет целей, за которые стоило бы уплатить такую цену (цену жизни собственного народа!), но и вообще нет разумных целей у войны с точки зрения демократического политика и государства.
Война означает:
а) конвульсивное сжатие политической демократии,
б) конвульсивное расширение государственного регулирования экономики.
И то и другое разрушает саму ткань гражданского общества. Если цель — «назло надменному соседу» расширять территории и укреплять личную (или олигархическую) диктатуру внутри страны, то война в принципе вполне осмысленна, надо лишь считать, по силам ли она режиму. Если же цель политики — сохранять демократические свободы и повышать уровень жизни населения, то любая война (в том числе и победоносная) есть война против этой политики. Словом, в классическое определение надо внести дополнение. Война есть продолжение, логическое развитие имперской политики иными средствами, и война есть гарантированное разрушение, уничтожение демократической политики неадекватными для нее средствами.
В принципе с этим сегодня согласятся многие. Сделать выводы до конца захотят немногие.
Демократический Запад боится России, боится и по традиции, и потому, что у нас действительно неустоявшаяся демократия. Но России нет никаких причин бояться — по крайней мере в военном отношении — Запада. Если у нас возник бы опять тоталитарный строй, то мы бы действительно представляли для них опасность. Но «они», США и Европа, для нас военной опасности не представляют в принципе, потому что они ради удовольствия напасть на нас не захотят уничтожить свою демократию, уничтожить весь свой образ жизни и менталитет.
Здесь есть определенная психологическая ловушка, идущая от давних традиций. Вот два вопроса. Первый: можем ли мы спокойно смотреть, как НАТО расширяется до наших границ? Можем ли мы так же равнодушно — или даже поощрительно! — смотреть на усиление американской военной мощи, как это делают Германия, Япония и др.? Ответ огромного большинства наших граждан: более или менее энергичное «Нет!». А наши уважаемые оппоненты просто радостно вскричат: а, сбросили наконец-то маску, г-н Гайдар и К°, агенты влияния! Очень хорошо. Тогда зададим второй вопрос: могут на нас напасть с Запада, напасть США, Европа? Ответ, надеюсь, не менее дружный и энергичный: «Конечно, нет!» Но нет ли между двумя этими «нет» противоречия?
Разумеется, оно есть. Его легко признать интеллектуально, но не эмоционально. Однако признать все равно придется.
У демократических стран есть экономические интересы, есть экономическое соревнование. США проиграли его Японии во многом потому, что Япония избавила себя от бремени непосильных военных расходов. Так поступила гордая самурайская Страна восходящего солнца, населенная народом никак не менее патриотичным, чем мы. Мы — помимо прочих причин — проиграли и продолжаем проигрывать это экономическое соревнование именно потому, что тащили и тащим непосильное бремя военных расходов. Причем самое интересное и печальное состоит в том, что этот ракетно-ядерный щит является дырявым решетом, когда речь идет о национальных интересах страны. Сгибаясь под безмерной тяжестью этого щита, СССР (а затем и Россия) «благополучно» превратился в сырьевой придаток «потенциального противника». Империалисты нападут на нас, чтобы превратить в свою сырьевую базу! — кричат товарищи профессиональные патриоты. Но это нападение — с чековыми книжками наперевес — давным-давно, десятилетия назад уже произошло, цель вполне успешно достигается в тени грозных ракет.
Выкачивать нефть и газ ради того, чтобы тратить на гонку вооружений под предлогом… защиты от разрушительного влияния западных монополий? Если есть более абсурдная политика, то представить ее во всяком случае нелегко. Разумная политика ясна: вкладывать деньги (в том числе и полученные от экспорта сырья) не в топку военного паровоза, который ездит по кругу, а в развитие инфраструктуры, которая могла бы обеспечить стране быстрый экономический рост, дала бы возможность успешно конкурировать с западными странами на единственно реальном экономическом, мирном поле. Чтобы признать это и начать соответственно действовать, надо сделать свое политическое сознание действительно открытым, рациональным, надо вылечиться от паранойи «оборонного сознания». От экспансии демократических стран надо «обороняться» только в одной, понятной им сфере — экономической.