кольку мы работали с живыми животными (мышами), и их самочувствие беспокоило меня как с научной, так и с моральной точки зрения. К тому времени мы оба уже успели осознать, насколько сильно он деградировал, и даже обсудить возможную причину этого, поскольку он предположил, что «слишком поднажал на экстази». Я случайно пересеклась с ним несколько лет спустя, будучи на научной конференции в том самом городке, где он работал барменом. Сравнительно недавно я узнала, что из-за хронической депрессии он свел счеты с жизнью.
Многие исследователи бьют тревогу по поводу того, что в ближайшие десятилетия должно увеличиться количество психопатологий, связанных с употреблением экстази. Правда, другие выступают за клинические испытания MDMA для лечения психологических расстройств, в особенности посттравматических. Частная организация под названием MAPS (Многоотраслевая ассоциация изучения психоделических препаратов) недавно получила одобрение FDA на изучение MDMA в качестве добавки для лечения посттравматического стрессового расстройства. Утверждается, что способность MDMA усиливать чувство доверия и сострадания к другим может оказаться полезной и что MDMA в чистом виде, с ограниченной частотой и в умеренных дозах будет безопасным. Организация вложила около 25 миллионов долларов в работу, целью которой является перевод MDMA к препаратам, выдаваемым по рецепту, к 2021 году. При этом отмечается, что коммерческие фармацевтические компании не заинтересованы в развитии полноценного лекарства на основе MDMA, возможно, по причине истечения срока патента, а может быть, и из опасений попасть под ответственность в будущем. Я понимаю, какой угрюмой и роковой получается эта книга, но, в определенном смысле, именно эта глава может получиться самой депрессивной (простите за каламбур). Любой наркотик, воздействующий на нервную систему и влияющий на наши чувства, запускает оппонентный процесс. Для большинства наркотиков, рассматриваемых в этой книге, b-процесс при воздержании постепенно затухает, и мозг возвращается примерно к такому состоянию, в каком был до знакомства с наркотиком. К сожалению, складывается впечатление, что со стимуляторами этот принцип не работает, и тем более не работает при злоупотреблении амфетаминами или экстази. Как уже говорилось, кокс, мет и экстази взаимодействуют не с рецепторами, а с транспортерами, однако не из-за этого они так опасны. Действительно, селективные ингибиторы обратного захвата серотонина, равно как и более традиционные трициклические антидепрессанты, относятся к числу наиболее известных веществ, блокирующих транспортеры, но ни один из них, по-видимому, не наносит невосполнимого ущерба мозгу. Представляется, что даже кокаин не оказывает такого же долгосрочного патологического воздействия, как амфетамины и экстази, возможно, потому, что он, как и антидепрессанты, остается в синаптической щели, а не переносится в клетки, как его более токсичные «родственнички». По-видимому, присутствие этих наркотиков в нервных окончаниях как-то объясняет их токсические эффекты.
Экстази – пример той гримасы судьбы, связанной с оппонентным процессом. Под экстази наркоман чувствует, что у него все отлично, он видит самое лучшее как в себе, так и в окружающих. В результате такой положительной предвзятости наркоман под экстази принимает все явления и людей, а также самого себя, в подлинно ослепительной красоте. Но накапливающийся вред гарантирует и противоположные ощущения: чувство отчужденности и отчаяния. Кажется неслучайным, что популярность этого наркотика возросла именно в современном обществе, которому присущи растущая фрагментация и ослабевание связей. Едва ли мы знакомы с нашими соседями (как минимум такова ситуация в США) и большую часть дня проводим в отрыве от сообщества, а также от мира. Ездим куда-то в железных коробках, и днем и ночью общаемся с машинами. Это болезненное и неестественное состояние, но можно ли считать противоядием от него наркотик, временно срывающий покровы, помогающий нам разглядеть человека в ближнем, а затем окружающий нас все более непроницаемыми стенами?
Глава 8Немедленное ясновидение: психоделики
Голова моя в тумане,
Все вокруг вдруг стало странным.
Хорошая наука
Есть бесчисленное количество веществ, изменяющих восприятие; некоторые действуют сильнее, чем другие. По причине такой схожести воздействия некоторые специалисты включают ряд веществ, среди которых MDMA, кетамин, белладонна и сальвинорин А, в одну общую категорию с такими наркотиками, как ЛСД, псилоцибин, мескалин и диметилтриптамин. Однако механизмы воздействия этих наркотиков на мозг, их специфичные эффекты и поведенческие последствия, в том числе развитие зависимости, отличаются таким разбросом, что кажется оправданной более тонкая дифференциация. Хотя некоторые исследователи и не согласились бы с моей классификацией, эта глава посвящена сугубо узкой группе наркотиков, «расширяющих сознание». Все эти наркотики действуют одинаково, активируя серотониновый рецептор определенного типа и таким образом влияя на восприятие. Я буду называть эти вещества психоделиками. Термином «галлюциноген» я буду называть вещества, вызывающие галлюцинации, однако не являющиеся агонистами рецептора серотонина 2A, – их мы рассмотрим позже.
Важнейший факт, касающийся психоделиков, заключается в том, что большинство ученых, изучающих эти вещества и злоупотребление ими, не считают, что эти вещества вызывают привыкание. Хотя во всем мире их употребление строго регулируется, ЛСД, мескалин, диметилтриптамин и псилоцибин определенно не так вредны, как многие другие вещества, и даже могут быть полезны. Несмотря на политическое и общественное неприятие, а также на острый дефицит исследований (связанный с регуляционными ограничениями), научное сообщество весьма интересуется эффектами этих соединений и стремится непредвзято оценить, какую потенциальную терапевтическую пользу они могут принести.
Новейшая история этих наркотиков началась в 1898 году, когда немецкий химик Артур Хеффтер смог выделить мескалин из кактуса-пейота, полученного от коллеги из США. Примерно десятью годами ранее компания «Парк, Дэвис & К°» из Детройта получила от неизвестного поставщика из Техаса «почки» кактуса-пейота; очевидно, этот поставщик был заинтересован узнать результаты исследования химиков. Компания отправила несколько образцов в Германию Луи Левину, который считается одним из основателей психофармакологии. Профессор Левин настолько заинтересовался психохимическими свойствами пейота, что уже в следующем году отправился на юго-запад США и начал самостоятельно собирать пейот (что в те годы определенно было делом нетривиальным). Именно он поделился образцами с Хеффтером. В конце концов Хеффтеру удалось выделить из этого растения несколько чистых алкалоидов и охарактеризовать их, проведя эксперименты как на животных, так и на себе. Все алкалоиды он опробовал по одному. Оказалось, что именно мескалин – вещество, с которым связаны обширные психоактивные свойства пейота. Хотя сегодня в лабораторной практике не приветствуется, когда ученый сам принимает исследуемое вещество, Хеффтер очень рано осознал, что, если не считать исследований по токсикологии, опыты на животных практически бесполезны при описании фармакологических эффектов препаратов-психоделиков. По результатам экспериментов Хеффтера, мескалин в конце концов удалось синтезировать Эрнсту Шпету в 1919 году. Так в начале XX века был открыт путь к изучению клинических эффектов мескалина.
Псилоцибин, мескалин и диметилтриптамин – это естественные соединения, которыми туземные племена тысячелетиями пользовались в ходе сакральных ритуалов. ЛСД – это синтетическое вещество, полученное в 1938 году швейцарским химиком Альбертом Хофманом. Пять лет спустя, в 1943 году, он случайно проглотил немного этого вещества, после чего и совершил открытие, изменившее его жизнь и подробно им описанное. В частности, он отметил «непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов». Через три дня он вновь попробовал ЛСД, после чего делал это неоднократно, продолжая принимать вещество в небольших дозах на протяжении большей части жизни и пропагандируя «священную» пользу этого препарата как один из путей «мистического восприятия глубинной, абсолютной реальности». Позже он упростил это описание, назвав ЛСД «лекарством для души»[55].
В интервью, данном Станиславу Грофу, он отстаивал это мнение, несмотря на то что ЛСД уже приобрел славу опасного клубного наркотика:
Гроф: Для вас есть различие между так называемой естественной психоделикой, такой как псилоцибин, мескалин, гармалин или ибогаин, которая произведена различными растениями (и это тем более касается самих растений-психоделиков), и синтетической психоделикой, полученной искусственно. ЛСД, вещество, полученное искусственным путем, обычно относят ко второй категории. Я понимаю, что вы воспринимаете его совершенно особенным образом.
Хофман: Да. Когда я обнаружил амиды лизергиновой кислоты в ololiuqui [семена вьюнков коатль шошоуки], я понял, что ЛСД – лишь маленькая химическая модификация старого и священного вещества Мексики. Следовательно, ЛСД как по химической структуре, так и по принципу действия относится к той же группе, что и магические растения Центральной Америки. ЛСД как таковая в природе не встречается, но, в сущности, является лишь небольшой химической вариацией естественного вещества. Значит, к этой группе ее логично отнести как по химическому составу, так и по принципу действия, и по духовному потенциалу. Соответственно, употребление ЛСД в «лекарственном» контексте может считаться профанацией священного снадобья. И именно по причине такой профанации ЛСД в данном контексте не принесло никакой пользы. Во многих случаях эффект этого вещества на самом деле оказывался ужасным и разрушительным, а не благотворным, по причине злоупотребления, потому что это была профанация. ЛСД должно подлежать тем же табу и пользоваться таким же почитанием, какие соблюдаются индейцами по отношению к подобным веществам. Если бы удалось перенести такие практики на обращение с ЛСД, то она никогда не имела бы такой дурной славы