– Это же подростки, Хейверс. Вчерашние дети. Я не стану умалять ценности отнятых жизней, позволив убийце избежать заслуженной участи – а именно пожизненного пребывания в очень неприятном заведении, чьи обитатели крайне недружелюбно относятся к растлителям малолетних.
– Не думаю, что меня это сильно огорчает, – заметила Хейверс.
Несмотря на то что она была согласна с его точкой зрения, Линли все еще испытывал потребность в дальнейшей аргументации. Ему казалось, что только самые жесткие меры помогут излечить болезнь, поразившую общество.
– В какой-то момент, Хейверс, у нас не останется выбора, – сказал он. – Нам придется стать страной, в которой нет лишних детей. Нельзя жить так, будто всем все позволено и никого ничего не волнует. Поверьте мне, я буду только рад преподать на примере мистера Миншолла наглядный урок всем, кто считает двенадцати-тринадцатилетних детей такими же расхожими материалами, как картонные коробки из-под пиццы.
Линли остановился на лестничной площадке и посмотрел на Хейверс.
– Извините за проповедь, – сказал он виноватым голосом.
– Да ничего. Ваше право. – Она задрала голову, указывая на верхние этажи здания. – Но, сэр… – Она замолчала в нерешительности, что было абсолютно не в ее привычках. – Тот парень, Корсико…
– А-а, внедренный Хильером репортер? Мы ничего не можем тут поделать. В этом вопросе Хильер прислушивается к доводам разума не более, чем обычно.
– Пока этот журналист держится в рамках, – успокоила его Хейверс. – Дело не в этом. Его, похоже, ничего не интересует, кроме… вас. Хильер говорил, что Корсико будет делать очерки о тех, кто ведет расследование, но мне кажется…
Она явно испытывала неловкость. Линли видел, что ей очень хочется закурить, потому что табак помогает собрать мужество в кулак. Он сам закончил мысль:
– …что это не самая лучшая идея – рассказывать широкой публике об оперативниках.
– Об этом просто не может быть и речи, – подхватила Хейверс. – Я не хочу, чтобы какой-то писака копался в моем белье.
– Я сказал Ди Харриман, чтобы она выложила как можно больше сплетен. Расчет таков, что выяснение всех деталей моего неприглядного прошлого надолго его займет. Ди получила инструкции не стесняться, расписывая мои приключения: Итон, Оксфорд, любовные похождения, аристократические хобби вроде парусного спорта, лисьей охоты…
– Ни черта себе, неужели вы…
– Конечно нет. То есть да, но только однажды, когда мне было десять лет, и того раза мне хватило, чтобы возненавидеть охоту всем сердцем. Но Ди может говорить и о затравленных лисах, и о десятках девиц, танцующих по мановению моего пальца, – лишь бы подействовало. Я хочу, чтобы некоторое время репортер не совался с расспросами к членам команды. И если будет на то воля небес – и если Ди хорошо выполнит свою задачу, а все остальные догадаются и подыграют, – то мы завершим следствие еще до того, как он приступит к следующему очерку.
– Но вы же не хотите увидеть свой портрет на первой полосе «Сорс»! – воскликнула Хейверс. – «Граф, ставший копом» или тому подобную чушь.
– Такое может только в страшном сне присниться. Но если мой портрет в бульварной газетенке предотвратит утечку информации, я готов потерпеть.
На стоянке они разошлись каждый к своему автомобилю: рабочий день подходил к концу и было бы логично, чтобы Хейверс после разговора с Миншоллом отправилась прямо домой. Пережив несколько неприятных мгновений, когда казалось, что ее машина вообще не заведется, Барбара последовала за «бентли» шефа в своей чихающей «мини».
В участке на Холмс-стрит их ждали. Джеймс Барти – дежурный адвокат – должен был прибыть минут через двадцать, так что Линли с Хейверс получили возможность немного передохнуть. Они расположились в комнате для допросов, отклонив предложение выпить по чашке чая. Когда наконец появился Барти, с крошками песочного пирожного в уголках губ, то выяснилось: он понятия не имеет, с чего бы это клиент выразил желание говорить. Во всяком случае, адвокат Миншоллу этого не советовал. Он предпочел бы подождать, пока полиция не раскроет карты, поведал Барти детективам из Скотленд-Ярда. А то, что у полиции что-то есть, можно не сомневаться – иначе как объяснить столь быстро предъявленное обвинение в убийстве, а, суперинтендант?
Появился Барри Миншолл, так что Линли не успел ответить адвокату. Фокусника привел из камеры дежурный сержант. На этот раз Миншолл был в темных очках. Выглядел он так же, как и в прошлый раз, только щеки и подбородок покрыла белесая щетина.
– Ну что, обживаетесь в камере? – спросила Хейверс. – Домой пока не хочется?
Миншолл проигнорировал это замечание. Линли включил магнитофон, назвал дату, время и фамилии присутствующих.
– Мистер Миншолл, вы заявили о желании что-то рассказать, – сказал он. – Что именно вы хотите сказать?
– Я не убийца.
Кончик языка Миншолла высунулся и ящерицей пробежался по губам – бесцветная плоть лизнула бесцветную плоть.
– Неужели вы надеетесь, что в вашем фургоне мы не найдем ни отпечатков пальцев, ни других улик? – спросила Хейверс. – А ведь есть еще и ваша берлога. Кстати, когда вы там последний раз убирались? Или хотели приберечь для нас побольше материала?
– Я не отрицаю, что знал Дейви Бентона. И знал других. Мальчиков, которые сфотографированы полароидом. Я знал их. То есть знаю. Наши пути пересеклись, и мы стали… друзьями, можно так сказать. Или, скажем, я учитель, а они – ученики. Я – наставник, а они… ну неважно. И я признаю, что они приходили ко мне в квартиру. Дейви Бентон и остальные мальчики с фотографий. Но приходили только для того, чтобы научиться делать фокусы.
Меня ведь часто приглашают выступать на детских праздниках, и чтобы не возникало вопросов… – Он громко сглотнул. – Послушайте, вы и сами знаете, что люди сейчас подозрительны, и это объяснимо. Допустим, одетый Санта-Клаусом мужчина сажает к себе на колени девочку и запускает руку ей в трусики. Или клоун приходит в детское отделение больницы и уводит несмышленого малыша в подсобку. Такое встречается сплошь и рядом, поэтому я хотел показать родителям, что я не представляю угрозы для детей. А сопровождающий фокусника юный ассистент… это сразу внушает доверие. И Дейви мне нужен был именно для этого.
– Для того, чтобы быть вашим ассистентом, – повторила Хейверс.
– Верно.
Линли затряс головой и склонился над микрофоном.
– Я завершаю допрос… – Он глянул на часы и назвал время, затем выключил магнитофон и поднялся со словами: – Хейверс, мы напрасно потеряли время. Увидимся завтра утром.
Хейверс с удивлением взглянула на него, но тоже поднялась.
– Хорошо, – сказала она и двинулась вслед за Линли к двери.
– Постойте! – встрепенулся Миншолл. – Я не…
Линли развернулся к нему:
– Это вы подождите, мистер Миншолл. А заодно послушайте. Хранение и распространение детской порнографии. Совращение малолетних. Педофилия. Убийство.
– Я не…
– Я не собираюсь сидеть здесь и выслушивать сказки, как работает ваша школа для юных волшебников. Вас видели с этим мальчиком – на рынке, в вашем доме. И мы только начали вами заниматься, так что это далеко не все. Мы найдем его отпечатки повсюду, где бываете вы, и на нем самом найдем ваши отпечатки.
– Вы не найдете…
– Еще как найдем. И не позавидую адвокату – если кто-нибудь вообще согласится защищать вас в суде, – которому придется придумывать объяснения этим свидетельствам перед присяжными. Они будут гореть желанием поскорее засадить вас за решетку, потому что вы трогали своими грязными руками маленького мальчика.
– Они не были маленькими…
Миншолл оборвал себя и откинулся на спинку стула.
Линли не сказал ни слова. Хранила молчание и Хейверс. Внезапно в помещении стало тихо, как в усыпальнице сельской церкви.
– Вы не хотите проконсультироваться, Барри? – произнес Джеймс Барти.
Миншолл покачал головой. Линли и Хейверс замерли на том же месте, где стояли. Еще два шага, и они окажутся за дверью. Фокусник должен был действовать, и немедленно. Наверняка он это понимает, ведь он совсем не глуп, подумал Линли.
– Это слово ничего не значит, – заговорил Миншолл, будто в доказательство соображениям Линли. – Слово «не были». Это не такая оговорка, о чем вы подумали. Те мальчики, которые умерли, – другие, не Дейви, – не имели ко мне никакого отношения. Вы ничего не найдете, клянусь Богом. Я не знал их.
– Не знал в библейском смысле или как? – спросила Хейверс.
Миншолл бросил на нее яростный взгляд, что было видно даже через темные очки. «Вам не понять», – говорило выражение его лица. Линли почувствовал, как Хейверс ощетинилась. Он слегка прикоснулся к ее руке, давая знак, что пора возвращаться к столу.
– Что вы можете нам рассказать? – спросил он Миншолла во второй раз.
– Включайте магнитофон, – ответил тот.
Глава 22
– Это совсем не то, что вы думаете, – таковы были первые слова Барри Миншолла после того, как Линли вновь включил магнитофон. – Такие, как вы, вобьют себе в голову что-нибудь, а потом подтасовывают факты, чтобы все выглядело гладко. Но на этот раз все было совсем не так, как вы думаете. И то, как Дейви Бентон был… все тоже совсем не так. Только сразу должен предупредить: вы не сможете правильно воспринять, что я собираюсь рассказать, потому что смотрите на мир иначе, чем я, и не захотите понять мою точку зрения. Я хочу пить. В горле пересохло, а история длинная.
Линли ненавистна была даже мысль о том, чтобы удовлетворить просьбу – любую – этого человека, но он кивнул Хейверс, и она вышла, чтобы принести Миншоллу воды. Вернулась уже через минуту с пластиковым стаканчиком в руках, который выглядел так, будто она нашла его в женском туалете (так оно, скорее всего, и было). Она поставила его перед Миншоллом, и он заглянул внутрь, словно проверяя, не плюнула ли она в стакан. Убедившись, что вода на вид терпима, он сделал глоток.
– Я могу помочь вам, – сказал он, – но сначала давайте договоримся.