Линли смотрел на нее – воплощение праведного гнева. Он полностью разделял ее чувства, но также и понимал, что нельзя позволить потоку информации, с таким трудом полившемуся из фокусника, иссякнуть. Единственным способом отделить ложь от правды было заставить его говорить дальше и как можно дольше, выискивая проколы, которые он обязательно совершит, – такова судьба всех лжецов.
– Вы же знаете правила, Хейверс, – сказал он. – Мы должны дать ему надежду.
– Знаю, знаю. – Она посмотрела на дверь, за которой сидел ненавистный Миншолл. – Но у меня от него мороз по коже. Он сидит там с Барти и придумывает, как оправдать совращение тринадцатилетних мальчишек, и мы с вами оба это понимаем. И что нам делать? Стоять здесь и тихо булькать негодованием?
– Да, – ответил Линли. – Потому что Барри Миншоллу очень скоро предстоит узнать: нельзя взобраться на елку, не исколовшись. Он не может утверждать, будто отказал Дейви Бентону на том основании, что тот слишком юн для любви, и в то же время рассказывать, как он предоставил мальчика убийце. Полагаю, именно это несоответствие он и пытается сейчас обговорить с мистером Барти.
– То есть вы верите, что МИМ существует? Что это не Миншолл убил Дейви Бентона и остальных?
Как и Хейверс минутой раньше, Линли направил взгляд на дверь комнаты для допросов.
– Думаю, это весьма вероятно, – ответил он. – Такая история объясняет один очень важный момент, Барбара.
– И что же за момент?
– Бентон – первый из убитых подростков, который никак не связан с «Колоссом».
Как всегда, Хейверс сразу уловила его мысль и развила ее дальше:
– Потому что убийце пришлось искать новую область поисков, после того как мы показались в районе Элефант-энд-Касл?
– Насколько мы можем судить, он весьма умен, – сказал Линли. – Как только мы добрались до «Колосса», он потерял возможность подбирать там жертв. А МИМ как замена «Колосса» подходит по всем статьям, Хейверс, потому что никто из членов организации не станет его подозревать, особенно Миншолл, который горит желанием взять новичка под крыло и подкладывать ему одного мальчика за другим, движимый, очевидно, верой в святость их дьявольского проекта.
– Нам нужно описание этого «двадцать один шестьдесят», – сказала Хейверс, кивком указывая на комнату для допросов.
– И не только, – дополнил Линли, как раз когда дверь открылась и Джеймс Барти пригласил их вернуться.
Миншолл допил воду и сосредоточился на уничтожении пластикового стаканчика. Он сказал, что хочет кое-что уточнить. Линли в ответ заявил о готовности выслушать все, что Миншолл пожелает сказать, и возобновил запись беседы на магнитофон. Хейверс села, громко скрипнув ножками стула по линолеуму.
– Мое первое знакомство с мужчиной произошло в кабинете педиатра, – тихо произнес Миншолл, опустив голову и уставившись – предположительно, потому что темные стекла очков не позволяли сказать точнее, – себе на руки, терзающие пластиковый стакан. – Он называл это осмотром моего «состояния». Я был ребенком, откуда мне было знать? Я верил, что щупанье между ногами действительно помогало врачу убедиться, что мое «состояние» не вызовет в дальнейшем сексуальных проблем вроде импотенции или преждевременной эякуляции. В конце концов он изнасиловал меня прямо в кабинете, но я никому об этом не рассказывал. Так я был напуган. – Миншолл поднял голову. – Ни одному мальчишке я бы не пожелал такого первого раза. Вы понимаете? Я хотел, чтобы это случалось как логичное следствие взаимной любви и чтобы на тот момент они были уже готовы. Чтобы они желали этого и понимали, что происходит и что это означает. Я хотел, чтобы для них это был позитивный опыт, вот я и подготавливал их.
– Как?
Линли сохранял ровную и спокойную интонацию, хотя на самом деле он готов был взвыть от негодования. Как же они поднаторели в приукрашивании своих действий! Педофилы живут в параллельном мире, не соприкасающемся с остальным человечеством, и ничто не может выбить их оттуда, столь прочно они укрепились за годы самооправданий и софистики.
– Говоря им правду, – ответил Барри Миншолл. – Тем, что я честно веду себя с ними.
Линли чувствовал, что Хейверс, находящаяся рядом с ним, борется с рвущимися наружу словами. Она делала записи с такой яростью, что ручка то и дело рвала бумагу.
– Я говорю с ними о сексуальных потребностях. Я объясняю, что их чувства и желания естественны, что им нечего стыдиться и нечего прятать. Я показываю, что необходимо показывать всем детям: сексуальность во всех ее проявлениях дана нам Богом, и нужно радоваться ей, а не скрывать. В мире до сих пор еще существуют племена, где дети проходят через сексуальную инициацию – это часть ритуала взросления – при помощи опытного взрослого, которому они доверяют. Это часть их культуры, и если мы сможем вырваться из оков нашего викторианского прошлого, то это станет и частью нашей культуры.
– В этом и заключается цель МИМа, да? – спросила Хейверс.
Миншолл не дал прямого ответа на этот вопрос.
– Когда они приходят ко мне домой, – сказал он, – я учу их показывать фокусы. Учу ассистировать мне. На это обычно уходит несколько недель. Когда они готовы, мы выступаем перед аудиторией из одного-единственного человека – моего клиента. Кого-то из членов МИМа. Прошу вас особо отметить, что ни один мальчик ни разу не отказался остаться с мужчиной после того, как мы заканчивали свое выступление. Более того, они хотели этого. Они были готовы – благодаря мне, как я уже говорил.
– Дейви Бентон… – начала Хейверс, и по дрожи в ее голосе Линли догадался, что ее нужно остановить.
– Где проходили ваши выступления, мистер Миншолл? – спросил он. – В церкви Сент-Люси?
Миншолл потряс головой.
– Это были частные встречи, я же говорил.
– Значит, в «Кентербери»? Там, где вы в последний раз видели Дейви? Где находится эта гостиница?
– На Лексем-гарденс. Недалеко от Сент-Люси, в районе Кромвель-роуд. Ее владелец – тоже один из наших членов. Разумеется, гостиница работает не только для моих встреч с клиентами и не для встреч мужчин с мальчиками. Это легальный бизнес.
– Ага, как же, – пробормотала под нос Хейверс.
– Расскажите нам подробно, что произошло во время того представления, – попросил Линли. – Это случилось в номере?
– Да, в обычном гостиничном номере. Я всегда прошу клиента заранее заказать номер в «Кентербери». Он встречает нас в вестибюле, и мы поднимаемся к нему в комнату. Показываем подготовленные фокусы – я и ассистирующий мне мальчик, – и я получаю плату.
– За мальчика?
Миншолл, разумеется, не собирался сознаваться в сутенерстве.
– За представление, показанное мной и мальчиком, – произнес он с негодованием.
– Что происходит потом?
– Потом я оставляю мальчика. Клиент сам отвозит его домой… позже.
– И все те мальчики, фотографии которых нашлись в вашей квартире… – начала Хейверс, глядя на Миншолла.
– Да, это мои бывшие ассистенты, – подтвердил Миншолл.
– То есть вы подтверждаете, что все они были переданы с рук на руки каким-то мужчинам, чтобы те поимели их в гостиничном номере?
– Ни один мальчик не возражал. Никто не оставался в гостинице против воли. Ни один из них не обращался ко мне после всего с жалобой, что с ним плохо обошлись.
– Обошлись, – повторила Хейверс. – Обошлись?
Линли снова пришлось пресечь назревающий конфликт.
– Мистер Миншолл, Дейви Бентон был убит мужчиной, с которым вы оставили его в гостинице. Понимаете ли вы это?
Тот покачал головой:
– Я знаю только, что Дейви убили, суперинтендант. У меня нет оснований считать, будто это сделал мой клиент, по крайней мере до тех пор, пока я не услышу это от него самого. Я убежден, что Дейви Бентона доставили домой в целости и сохранности, но в тот же вечер он вышел на улицу уже по другому делу.
– Что значит «пока не услышу это от него самого», а? – спросила Хейверс. – Вы ждете, когда серийный убийца наберет ваш номер и скажет: «Спасибо, приятель, давай-ка устроим еще одно шоу, и я прикончу еще одного мальчишку»?
– Вы считаете, что Дейви Бентона убил мой клиент, а я с этим не согласен. И – да, я ожидаю от него повторного заказа, – сказал Миншолл. – Обычно так и бывает. А затем третий и четвертый, если только мальчик и мужчина не приходят к взаимному соглашению за моей спиной.
– Что за соглашение? – спросил Линли.
Отвечать на этот вопрос Миншолл не торопился. Он глянул на Джеймса Барти, по-видимому силясь припомнить, какие факты адвокат рекомендовал открыть, а от каких признаний воздержаться.
– МИМ превыше всего ставит любовь, – осторожно сказал он. – Любовь между мужчинами и мальчиками. Большинство детей к этому и стремятся – к любви. Да к этому стремится большинство людей. Так что совращение здесь вовсе ни при чем.
– Только сутенерство, – сказала Хейверс, очевидно больше не в силах сдерживаться.
– Ни один мальчик, – упрямо продолжал Миншолл, – не почувствовал, будто его использовали или даже изнасиловали в ходе встреч, которые я организую через МИМ. Мы хотим их любить. И действительно любим.
– А что вы говорите себе, когда они вдруг оказываются мертвы? – спросила Хейверс. – Что вы залюбили их до смерти?
Миншолл адресовал свой ответ Линли, как будто молчание суперинтенданта означало, что он тайно одобряет деятельность фокусника.
– У вас нет доказательств, что клиент… – Он вдруг решил сменить тактику: – Никто не хотел смерти Дейви Бентона. Он был готов к…
– Дейви Бентон сопротивлялся, – перебил его Линли. – Вопреки вашим представлениям о характере мальчика, мистер Миншолл, он не имел склонности к гомосексуальности, он не был готов, не хотел и не стремился. Поэтому я сомневаюсь, что он остался после представления наедине с убийцей по собственной воле.
– Он был жив, когда я оставил их одних в тот вечер, – глухо произнес Миншолл. – Я клянусь. Я в жизни не обидел ни одного ребенка. И ни один клиент не тронул и волоса на голове мальчика.