– Это из-за той статьи. Он пытается нас деморализовать.
– Да. И у него неплохо получается. – Барбара допила кофе и с хрустом смяла стаканчик. – А кстати, где он?
– Корсико? – Нката пожал плечами. – Наверное, копается в чьем-нибудь личном деле в отделе кадров. Или набирает в поисковике наши фамилии и смотрит, что выдаст Всемирная паутина. Да бог с ним, Барб. Скажи лучше, что он сказал о ней, тот тип с красным фургоном?
– О Хелен? Я не знаю подробностей. Но сама идея печатать в газете сведения о людях, причастных к расследованию убийства… Это опасно. Опасно и лично для нас, и для расследования в целом. Кстати, как ты справляешься с Хильером, Уинни?
– Стараюсь не попадаться на глаза.
– Неплохая стратегия.
Неожиданно у автомата с напитками возник Митчелл Корсико.
– Сержант Нката, – жизнерадостно воскликнул он, – а я вас искал!
– Прости, друг, но я смываюсь, – шепнула Барбара Нкате.
Она двинулась обратно в оперативный штаб, стараясь не встретиться взглядом с репортером. Не успел Нката оглянуться, как остался с Корсико наедине.
– Я бы хотел побеседовать с вами, – сказал Корсико, покупая себе чай с молоком и двойной порцией сахара.
Когда стаканчик наполнился, журналист шумно, с присвистом отхлебнул. Элис Нката такие манеры не одобрила бы.
– Мне надо идти работать, – сказал Нката и тронулся с места, собираясь уйти.
– Вообще-то я хотел спросить про Гарольда. – Голос Корсико оставался дружелюбным. – Мне было бы интересно узнать, что вы о нем думаете. Этот контраст между двумя родными братьями… Отличное начало для статьи. Вы следующий, как уже, должно быть, догадались. С одной стороны – ваша история, и с другой – история Линли. Как вы пришли к одному и тому же, стартовав из двух совершенно разных точек. Такие вещи читателям нравятся.
Услышав имя брата, Нката окаменел. Он не станет говорить о Стоуни. Что он о нем думает? Да что бы он ни думал, вслух этого никогда не произнесет. Потому что в любом случае проиграет. Станет защищать Стоуни – и все воспримут это как круговую поруку среди черных. Будет порицать – и тогда его обвинят в предательстве своего прошлого и родной семьи.
– Гарольд… – проговорил Нката. Имя брата так странно прозвучало в устах. Ведь он никогда не называл его так, только по прозвищу: Стоуни. – Да, это мой брат.
– И вы бы не могли…
– Все, что мог, я только что сделал, – перебил Нката. – Я подтвердил, что он мой брат. А теперь, если позволите, мне пора возвращаться к работе.
Корсико проследовал за ним по коридору и дальше, в оперативный штаб. Там он подтащил к столу Нкаты свободный стул, уселся, достал записную книжку и открыл страницу, испещренную значками, похожими на стенографические символы.
Журналист вновь взялся за Нкату:
– Должно быть, я неправильно начал. Тогда попробую еще разок. Вашего отца зовут Бенджамин. Он водитель автобуса, правильно? Давно ли он работает в системе общественного транспорта Лондона? И на каком маршруте он ездит, сержант Нката?
Нката плотнее сжал челюсти и стал перебирать бумаги, с которыми работал до появления встревоженной Хейверс.
Корсико помолчал секунду и продолжал:
– Ага. Понятно. Ну а живете вы где? В Южном Лондоне, да? И сколько лет вы уже там проживаете?
– Всю жизнь.
Нката процедил это, по-прежнему не глядя на репортера. Каждое его движение говорило: «Я страшно занят!»
Правда, Корсико этот спектакль не смутил. Поглядывая в записную книжку, он сыпал вопросами:
– А ваша мать? Элис? Чем она занимается?
Нката развернулся на стуле. Еще в силах сдерживать ярость, он произнес довольно вежливо:
– Благодаря вам о жене босса теперь всякий может прочитать в газете. С моей семьей такого не случится. Ни за что.
Корсико, по-видимому, воспринял замечание как иллюстрацию к характеру и чувствам Нкаты, что и было истинным предметом его интереса.
– Что, трудно быть полицейским с таким прошлым, как ваше, сержант? – спросил он сочувственно. – Я правильно понял?
– Я не хочу, чтобы про меня писали в газетах, – ответил Нката. – По-моему, яснее выразиться невозможно, мистер Корсико.
– Просто Митч, – сказал репортер. – Вы воспринимаете меня как врага, кажется. Но так не должно быть. Я здесь, чтобы оказать столичной полиции услугу. Вы читали статью про суперинтенданта Линли? Там нет ни единого негативного слова. Я описал его в самом привлекательном ключе, насколько это было в принципе возможно. Да, еще много чего можно о нем написать… То дело в Йоркшире и смерть брата… Но нет никакой необходимости обращаться к этим материалам, по крайней мере до тех пор, пока остальные служащие отдела готовы идти на сотрудничество, в тех случаях, когда мне требуется задать несколько вопросов для очередного очерка.
– Подождите-ка, – сказал Нката. – Вы угрожаете мне, что напишете о боссе, если я не буду играть в вашу игру?
Корсико улыбнулся и с легкостью отмахнулся от вопроса:
– Нет. Что вы, сержант! Но я получаю информацию через отдел новостей нашей газеты. Это значит, что, если я не воспользуюсь информацией, воспользуется кто-то другой. И тогда редактор сообразит, что мой сюжет не исчерпывается одной статьей, которую я уже напечатал, и он захочет знать почему. А потом потребует, чтобы я писал продолжение. Взять хотя бы ту йоркширскую ситуацию. Редактор непременно спросит меня: «Почему ты не развил тему с убийством Эдварда Дейвенпорта, Митч?» Допустим, я скажу, что есть более горячий сюжет – о взлете из самых низов почти до самого верха, или, если точнее, из «Брикстонских воинов» в полицию Лондона. «Поверьте мне, – скажу я ему, – когда вы увидите мой новый очерк, то поймете, почему я оставил Линли». Как вы получили шрам, сержант Нката? Это след от удара ножом?
Нката ничего не сказал: ни об уличной драке, которая закончилась для него изуродованным лицом, ни, разумеется, о «Брикстонских воинах», которые к югу от реки были активны в те дни как никогда.
– Кроме того, – не умолкал Корсико, – вы ведь понимаете, что инициатива исходит не от меня, а от куда более высоких инстанций? Стивенсон Дикон, не говоря уже о помощнике комиссара Хильере, оказался в очень трудной ситуации. И эта ситуация станет еще труднее, если вы не согласитесь уделить несколько минут и помочь с написанием очерка.
В ответ Нката сумел кивнуть, якобы соглашаясь. Встав из-за стола, он взял свою записную книжку и сказал, стараясь сохранить остатки достоинства:
– Митч, меня ждет босс. Я должен доложить об этом… – Он обвел рукой лежащие на столе бумаги. – Так что нам придется… нам придется отложить разговор на потом.
Он вышел из оперативного штаба. Линли совсем не ждал срочного отчета о собранной информации (да от нее в любом случае не было пользы), но сидеть рядом с репортером и выслушивать вежливые и тем не менее явные угрозы Нката тоже больше не мог. И пусть Хильер хоть взорвется, узнав об отказе давать интервью Корсико, Нкате все равно.
Дверь кабинета Линли была открыта, а сам суперинтендант говорил по телефону. Завидев Нкату, Линли кивком пригласил сержанта войти и указал на стул перед столом. Тем временем он слушал, что говорят в телефонную трубку, и делал в блокноте пометки.
Когда он закончил разговор по телефону, тут же спросил, удивив Нкату своей проницательностью:
– Корсико?
– Он начал прямо со Стоуни. Босс, я не хочу, чтобы этот тип копался в прошлом моей семьи. У мамы и так забот выше головы, а если Стоуни снова попадет в газеты…
Страсть, с которой он произнес эту короткую тираду, была неожиданна и для самого Нкаты. Он не предполагал, что те чувства еще живы в нем: обида, гнев… Точнее разобраться в чувствах он не мог, вернее, не хотел – слишком тяжело будет возвращаться к прошлому.
Линли снял очки и сжал лоб пальцами.
– Уинстон, что я могу для вас сделать? – спросил он.
– Уберите Хильера, – ответил Нката. – Для начала будет достаточно.
– Пожалуй, – согласился Линли. – Так вы отказали Корсико?
– Более или менее.
– Это было верное решение. Хильеру оно, конечно, не понравится. Само собой, он скоро все узнает, и его хватит удар. Но это произойдет не сразу, а когда все-таки произойдет, я постараюсь взять огонь на себя. Жаль, что большее не в моих силах.
Нката был благодарен. Тем более что сам босс уже стал героем очерка.
– Барб говорит, вам звонил «Красный фургон»… – сказал он.
– Это он так разминается, – ответил Линли. – Своего рода психологическая атака. А что у вас?
– С покупками, сделанными по кредитным карточкам, – ничего. Это тупиковая ветка. Единственная связь между «Хрустальной луной» и «Колоссом» – Робби Килфойл. Разносчик сэндвичей. Может, установить за ним наблюдение?
– Из-за связи с «Хрустальной луной»? Не получится. Нам и так не хватает людей, те, что есть, работают по шестнадцать часов в сутки, а выделить для нас дополнительные силы Хильер не разрешит. – Линли взглянул на блокнот, лежащий перед ним. – Седьмой отдел только что сообщил о результатах экспертизы. Они сравнили все, что было в фургоне Миншолла, с фрагментами резины, найденными на велосипеде Киммо Торна. Ничего. И кузов у Миншолла выстелен старым ковром, а не резиновой обивкой. Но вот отпечатки Дейви Бентона просто рассыпаны по всему фургону. А также множество других отпечатков.
– Остальных жертв?
– Сейчас проводят сравнение.
– Но вы не думаете, что они там были, да?
– Другие мальчики? В фургоне Миншолла? – Перед тем как ответить, Линли снова нацепил на нос очки и посмотрел в записи. – Не думаю, – наконец сказал он. – У меня складывается ощущение, что Миншолл говорит правду, хотя мне и не хочется верить столь извращенному человеку.
– Что означает…
– Наш убийца сменил сцену действия: раньше выбирал жертв из «Колосса», а потом, когда на Элефант-энд-Касл появились мы с расспросами, перешел на МИМ. Теперь же, после задержания Миншолла, он передвинется в другое место в поисках нового источника жертв. Мы должны вычислить его прежде, чем он найдет такой источник, потому что бог знает, что убийца еще придумает, а защитить каждого лондонского подростка мы не в состоянии.