— Почему я?
— А кто из нас работает в криминальной полиции, ты или я?
— Хорошо, — был вынужден Алан признать мою правоту. — А что будем делать с фотоснимком?
— Озадачь криминалистов, пусть увеличат насколько смогут. Снимок хранили неспроста, возможно, на нем запечатлено место преступления.
— Озадачить криминалистов? — охнул детектив и даже сбился с шага. — Как я объясню, откуда взялся негатив? Мы не сможем использовать эту улику! Без вариантов!
Я остановился и тяжело вздохнул.
— Используй творческий подход.
— В смысле?
— Купи конверт, напиши на нем мое имя и кинь на стол дежурному, когда он отойдет в уборную.
— Анонимное послание?
— Именно, — подтвердил я, махнул водителю медленно катившего по дороге такси и поморщился, когда в очередной раз свело судорогой правую руку. — Все, до завтра!
Портер зашагал прочь, но сразу обернулся и спросил:
— Виктор, ты точно от меня ничего не скрываешь? Действительно следил за ними только из-за пожара?
— Это очень легко проверить, — поморщился я. — Спроси инспектора Раевски, разговаривал я с ними по этому поводу или нет.
— Непременно спрошу, — многозначительно заявил Портер и отправился восвояси.
— И придумай, из-за чего мы с тобой сцепились! — крикнул я ему уже в спину.
Детектив только отмахнулся.
Я усмехнулся и забрался в такси.
— Бар «Жерло», — попросил я водителя и без сил откинулся на сиденье. — Здесь недалеко…
Алану я не верил. Он очень ловко ушел от неудобных вопросов, но факт оставался фактом — детектив что-то скрывал. Как минимум — скрывал причину, по которой следил за мной. Он ведь следил…
— Приехали! — сообщил таксист.
— Жди, — распорядился я, выбрался из автомобиля и прошел в питейное заведение.
Бармена при моем появлении откровенно передернуло, но я проигнорировал его, прошел в дальний угол и уселся напротив Захара Сиха, взиравшего на меня своими выпученными глазами с невозмутимостью снулой рыбы.
— Знаешь, что сделал бандит с перебитым носом, которому ты сообщил, где искать Сержа? — спросил я у тронутого. — Он убил его и двух полицейских при исполнении.
Захар какое-то время разглядывал меня, затем соизволил ответить:
— Не понимаю, о чем речь.
На этот раз от былого красноречия тронутого не осталось ни следа, он с трудом ворочал языком, а глаза алели полопавшимися сосудами.
— Соучастие в тройном убийстве тебе обеспечено при любом раскладе.
— Я ничего никому не говорил, — ответил тронутый, с трудом разлепляя рассаженные губы. — И никогда не общался ни с каким бандитом.
— Бармен сдаст тебя с потрохами.
— Даже если я с кем-то и разговаривал, — отстраненно произнес Захар, — то никому ничего не говорил ни о каком Серже. А вы меня просто избили без всякой на то причины.
— С какой стати мне было так поступать?
Тронутый ничего не ответил и молча уставился на стоявшую перед ним кружку пива.
— Смерть Сержа на твоей совести, — заявил я, поднимаясь на ноги. — Подумай об этом.
И, не став больше ничего добавлять, вышел на улицу. Забрался в такси и велел ехать к больнице Святой Катерины.
Насчет возможных показаний Захара я особо не переживал; тронутый не производил впечатление человека, готового связать себя с тройным убийством по собственной глупости. Если на него и выйдут, он станет все отрицать.
Бармен? Бармен ничего не слышал, он не опасен. А Портер и вовсе обеспечит нам алиби.
Пройдя в приемный покой, я попросил отвести меня к дежурному хирургу и вскоре уже лежал на кушетке, а пожилой дядька срезал кожаную перчатку с моей распухшей руки.
— Что произошло? — уточнил он.
— Прищемил дверью, — ответил я.
— В таких случаях характер повреждения обычно несколько иной, — засомневался хирург.
Я только тихонько рассмеялся.
— Вы не представляете, сколько раз я сам говорил нечто подобное…
— Вы врач?
— Полицейский.
— Тогда ясно, — пробурчал дядька и больше с расспросами не лез.
Больницу я покинул с тугой повязкой на руке, пожеланием держать кисть в холоде и строгим наказом не нагружать пальцы и вообще ими поменьше шевелить. По пути домой пришлось завернуть в аптеку и купить пару пузырьков обезболивающего, поэтому в отель вернулся уже поздним вечером. Отпер дверь номера и недоуменно нахмурился, заметив горевший в спальне свет.
— Что еще за дела? — пробормотал я под нос и полез за переложенным в карман револьвером, но тревога оказалась ложной.
Хотя это как посмотреть…
— А тебя не назовешь домоседом, Виктор! — поприветствовала меня выглянувшая на шум Марианна Гриди.
— Ты почему до сих пор здесь? — рыкнул я на девушку.
Та потеребила расстегнутый ворот моей фланелевой рубахи, которая едва доходила ей до середины бедра, и уселась в кресло, бесстыдно выставив напоказ голые ноги.
— А где мне еще быть? — удивилась она, дотянулась до стоявшего на подлокотнике бокала и приникла к соломинке.
— Дома! — заявил я, снял плащ и убрал его на вешалку.
— А разве меня не собираются допросить полицейские? — рассмеялась Марианна.
— Я просто прикрыл тебя от отца! Выметайся!
— Там ску-у-учно, Виктор, — протянула девушка. — Знал бы ты, какая там царит скука! Можно я поживу у тебя?
Я подошел к дивану, забрал бокал и сразу уловил явственный запах алкоголя.
— Ты пьешь мое виски?
— Чуть-чуть, — подтвердила Марианна. — Не сердись, хорошо?
— Черт! — выругался я. — И как тебя везти в таком виде домой?
— Не надо никуда меня везти! — надула губки Марианна. — Не хочу!
— Твои желания волнуют меня меньше всего! — Я с трудом стянул с себя пиджак и сразу понял, что с сорочкой такой номер не пройдет. Даже с расстегнутой манжетой повязка на распухшей кисти не позволит стянуть ее с руки.
— А если меня действительно решат допросить? — умоляюще взглянула на меня девушка, заметила бинты и забеспокоилась: — Что случилось? Ты поранился?
— Ерунда! — поморщился я и заявил: — Завтра же отправишься домой. Или я сам тебя отвезу, все ясно? — но заявил это уже без особой уверенности.
Если полиция через Сержа выйдет на Жоржа, то расследование его убийства сразу перейдет в разряд приоритетных. И кто знает, что всплывет тогда в ходе беседы следователей с Марианной Гриди? С другой стороны, нести ответственность за взбалмошную девицу не хотелось совершенно. И что делать?
— Как скажешь! — рассерженно фыркнула девушка, соскочила с дивана и направилась к бару. — Что тебе налить?
— Воды! Принеси мне воды! — попросил я, выщелкнул клинок зажатой в левой руке гильотины для сигар и без всякого сожаления распорол рукав сорочки. Избавился от нее, вытряхнул на ладонь пару таблеток и принял у вернувшейся к дивану девушки стакан.
Проглотил, запил и с неодобрением посмотрел на голые ноги Марианны.
— Оденься, — попросил ее.
— Вот еще! — возмутилась девушка. — Ты не мой папочка, чтобы указывать, как одеваться!
— Срамота, — пробурчал я и наклонился снять туфли, но сделать это одной рукой оказалось совсем не просто.
— Давай помогу, — предложила девушка, опустилась на корточки и помогла избавиться от обуви.
— Это было унизительно, — вздохнул я и отправился в ванную.
Кое-как там умылся, полюбовался на отражение разбитой физиономии, досадливо поморщился, прикоснувшись к растекшемуся по ребрам очередному синяку.
Алан Портер спас мне шкуру.
Спас. Но какие у него были мотивы?
Быть может, он просто хотел замести следы?
Я покачал головой и вернулся в гостиную, так и не придя ни к какому определенному выводу.
— Сделать тебе коктейль? — предложила Марианна.
— Нет, — отказался я и забрал у нее бутылку. — Тебе тоже хватит. Ложись спать.
— Перестань, Виктор! — возмутилась девушка. — Еще рано!
— У меня был очень сложный день, если ты не заметила, — ответил я и уселся на диван.
— Я заметила, — кивнула Марианна, — но если я пожалею тебя, ты ведь сочтешь это унизительным, не так ли?
— Не язви, тебе не идет.
— А что мне идет? Молчать и соглашаться?
— Да. И еще моя рубашка, — усмехнулся я и выключил торшер. — А теперь брысь отсюда!
Оскорбленная Марианна ушла в спальню и захлопнула за собой дверь. Я стянул брюки, осторожно улегся на диван и укрылся покрывалом. Принятые таблетки позволили не морщиться при каждом движении от боли, но все же устроиться так, чтобы не ломило ребра и не ныла отбитая рука, удалось далеко не сразу. В конце концов я развалился на спине, подложил под голову подушку и уставился в потолок, по которому бегали отблески мчавшихся мимо отеля автомобилей.
Из головы не шла недавняя перестрелка. И даже не перестрелка, а ощущение замедлившегося до предела бега времени, перед тем как удалось закинуть себя на крышу. Никто не успел среагировать на этот рывок: ни рухнувший вниз убийца, ни замерший на месте полицейский.
Как такое могло произойти? Неужели все дело в дозе дистиллированной вечности, и я двигался столь быстро, что остальные казались застывшими манекенами?
Можно ли повторить подобный трюк?
И Патрик, курьер в нелепом клетчатом пиджаке, такую ли откровенную чушь он нес, когда говорил, что течение времени субъективно и зависит исключительно от индивидуального восприятия людей?
Шевелиться не хотелось, и все же я дотянулся до коробка на тумбочке, запалил спичку и пристально уставился на разогнавший темень огонек. Но озарение так и не снизошло. Ничего не снизошло, лишь потемнело в глазах, когда спичка прогорела до конца.
Очевидно, это работает как-то по-другому. Да и работает ли?
Постепенно подействовало обезболивающее, мысли стали путаться, навалилось онемение, и начало казаться, будто время остановилось и я так и буду лежать здесь до скончания веков. Лишь проникавшие изредка через окно отблески фар развеивали это наваждение, но они же прогоняли сон, стоило только накатить дремоте.
Я лежал и бездумно пялился в потолок. Лежал, лежал и лежал. А потом пришла Марианна. Не спрашивая разрешения, она забралась под покрывало, прижалась ко мне теплым боком, пробормотала: