Какое-то время я стоял на пороге, не решаясь пройти к лестнице и подняться на второй этаж, потом все же тихонько ступил внутрь…
И вот что интересно — частенько полицейских оскорбляют, обзывая ищейками и легавыми, а сейчас жизнь мне спас именно острый нюх. Острый нюх и нелюбовь к пахучим одеколонам и лосьонам после бритья.
Откуда-то со спины вдруг пахнуло терпким ароматом, и прежде чем до меня донесся тихий шорох, я метнулся за ближайший стеллаж. Негромко хлопнуло, в другом конце комнаты раздался звон разбитого стекла. Не теряя времени, я перекатом ушел в сторону, и в тот же миг прозвучал новый хлопок, а дверца шкафа над моей головой прыснула во все стороны острыми щепками.
Промахнулся! Промахнулся второй раз!
Звякнули на полу вытряхнутые из двуствольного пистолета гильзы; я выскочил из-за стеллажа и повел револьвером, выискивая тень, чуть более темную, чем все остальное вокруг.
Злую шутку сыграла непривычная к оружию левая рука. Будь оружие в правой — большой палец отработанным до автоматизма движением заранее оттянул бы на себя спицу курка, и тогда у взломщика не было бы ни единого шанса. А так, вынырнув откуда-то сбоку, он неуловимым движением перехватил револьвер, прежде чем прозвучал выстрел. Но выстрел не прозвучал — спусковой крючок заел на середине хода, когда чужие пальцы ловко отжали кнопку и вытолкнули из рамки барабан.
Зазвенели под ногами высыпавшиеся из камор патроны; я выпустил разряженное оружие и врезал взломщику левой — боковым в челюсть. Пропущенный удар заставил того отлететь к стене, но парень оказался не промах: он тотчас шатнулся обратно и толкнул меня в грудь. Позади как на грех оказался какой-то чемодан; я споткнулся и навзничь завалился на пол. Успел прижать подбородок к груди и только поэтому не приложился затылком о доски, но и так из-за боли в отбитых ребрах перехватило дыхание.
Взломщик ухватил со стеллажа попавшуюся под руку бронзовую статуэтку и бросился в атаку; я уперся подошвами в злосчастный чемодан и резко передвинул его навстречу злоумышленнику. Парень запнулся о неожиданное препятствие и рухнул рядом, но не растерялся и сразу приложил меня массивным основанием статуэтки. Не сумей я отдернуть голову — и удар размозжил бы череп, а так острая грань с хрустом вгрызлась в доски.
Парень замахнулся второй раз; тогда я ухватил мускулистое запястье и потянул руку взломщика на себя. Попутно ткнул правой ладонью в замотанное шарфом лицо, но без толку: кисть и отбитые пальцы пронзила острая вспышка боли, а противнику — хоть бы хны.
Он резко дернул статуэтку, не сумел отвести ее для нового замаха и тогда попросту толкнул ее обратно. Мне удалось лишь немного замедлить движение, поэтому тычок оказался довольно силен. Взломщик вновь рванул статуэтку; я, несмотря на сбитое ударом дыхание, вцепился в нее изо всех сил.
Прекрасно понимая, что если так будет продолжаться дальше, меня попросту превратят в отбивную, попытался нашарить рукоять ножа, но ни служебный клинок, ни гильотину для сигар перебинтованными пальцами достать не сумел. Тогда вслепую зашарил по ближайшему стеллажу, и тоже впустую: тот был заставлен картонными коробками. Но вот на полу… на полу под руку подвернулся револьверный патрон — один из тех, что вылетели из откинутого барабана.
Я повел ладонью по доскам и почти сразу подгреб к себе еще два мельхиоровых цилиндра. Пальцы еле ворочались, и пришлось пересилить боль и давление тугой повязки, чтобы стиснуть патроны в кулаке.
Стиснуть в кулаке сразу три патрона.
Вот так, да!
Металлические стенки между каморами барабана не позволяли сущностям револьверных боеприпасов дотянуться друг до друга и вырваться на волю, а вот мельхиоровые гильзы подобной надежностью не отличались. Они удерживали на месте одно порождение Вечности; возможно, могли справиться с парой, но никак не с тремя.
И в руке будто бомба взорвалась. В кулаке забурлил противоестественный сплав мельхиора и обезумевшего времени, а потом слившиеся воедино сущности рванули на волю, за доли мгновения пережигая в ничто дни и недели. Кисть враз потеряла чувствительность и усохла, стремительное старение дотянулось до запястья и поползло вверх к локтю, а кожа покрылась бессчетным количеством морщин, но я не сдавался и продолжал удерживать сущностей.
И растворенное в моей крови время оказалось сильней. Уничтоживший месяцы и годы маятник замер на пике, а потом качнулся в обратную сторону и понесся, все ускоряя и ускоряя движение. Стирая теперь уже не дни и недели отпущенного мне срока, а морщины, пигментные пятна и прочие приметы слишком рано накатившей старости.
Тут бронзовое основание вновь долбануло по грудине; взломщик резким рывком высвободил статуэтку, вскинул ее, намереваясь размозжить мне голову, но я успел ударить первым. Ударить не столько кулаком, сколько стиснутой в руке квинтэссенцией времени.
Попал в челюсть, и парня просто снесло. Он кубарем прокатился через всю комнату, врезался в дальний стеллаж и замер в углу. Но сразу встрепенулся и перевалился на колени.
— Вот черт! — выдохнул я, понимая, что подобным ударом запросто мог пробить стенку в полтора кирпича толщиной.
А этот уже очухался!
Я дотянулся до валявшегося на полу револьвера, подгреб к себе блестевший мельхиоровым боком патрон и вставил его в пустую камору. Затем воткнул в соседнюю камору еще один и защелкнул барабан.
Металлический лязг привел взломщика в чувство, он вскинул голову и наткнулся взглядом на дуло револьвера. Я поспешно нажал спуск, и ударно-спусковой механизм сочно клацнул, когда боек угодил в пустую камору.
Черт!
Парень сорвался с места и метнулся на выход, я повел револьвером и выстрелил прямо через стеллаж. Громыхнуло так, что заложило уши, распотрошенная коробка слетела с полки, а взломщика отбросило к стене, но он тотчас восстановил равновесие и выскочил в дверь. Я пальнул вдогонку; попал или нет, не понял, поскольку злоумышленник уже скрылся в темном коридоре. А только я поднялся на ноги, как осыпалась стеклом витрина.
Что за черт?!
— Виктор! — крикнул Сол Коган, забираясь в торговый зал через выбитое родстером окно. — Виктор, ты где?!
Я встал у двери, так что от взломщика меня прикрыл простенок, и скомандовал:
— Гони к черному ходу! Быстро!
Не задавая лишних вопросов, гангстер опустил барабанный карабин и метнулся к автомобилю. Рыкнул движок, машина отъехала и укатила к перекрестку.
Я выглянул в коридор, но взломщика уже и след простыл. Тогда вернулся в разгромленную комнату и охлопал себя по карманам в поисках коробка спичек. Сразу сообразил, что искать последний патрон в мерцании неровного огонька — пусто дело, и щелкнул выключателем. Электрический свет пары лампочек в один миг разогнал темень по углам комнаты, да только беспокоиться об излишне бдительных соседях и случайных прохожих больше не приходилось. Все бдительные соседи уже названивали в полицию.
Стоило бы безотлагательно уносить отсюда ноги, но никак нельзя было оставлять на месте преступления патрон с собственными отпечатками, поэтому я опустился на колени и заглянул под стеллаж.
— Ну где же ты? — пробормотал я, осматривая зазор между полом и нижней полкой.
Заметил серебристый отблеск, кончиками пальцев дотянулся до мельхиоровой гильзы и бросился на выход, даже не пытаясь придать случившемуся видимость неудачного ограбления.
На крыльце столкнулся с Солом и крикнул ему:
— Грузи мертвеца в багажник!
— Что стряслось? — крикнул гангстер, возвращаясь к загнанной в переулок машине.
— Потом! — хрипло выдохнул я и ухватил под мышки покойника, лежавшего за крыльцом черного хода.
Одного покойника засунули в багажник, второго погрузили на пассажирское место, поэтому самому мне пришлось устроиться на дополнительном сиденье позади водителя.
— Погнали! — скомандовал я.
Рыкнул форсированный движок, вспыхнули фары, и родстер начал сдавать по переулку.
— Виктор, что за чертовщина здесь творится?! — обернулся тогда ко мне Коган.
— Баранку крути, — выдохнул я.
— Виктор!
— Кто-то пришел за хозяином, а твои парни ему помешали.
— Что с хозяином?
— Понятия не имею, — признался я. — Думаю, мертв.
— Вот дерьмо! — выругался гангстер.
Родстер выкатился из переулка, соскочил с бордюра на проезжую часть и едва не въехал задом в мчавшуюся по полосе встречного движения патрульную машину. Полицейский водитель лишь чудом успел вывернуть руль — крыло на волосок разминулось с нашим бампером, — под визг тормозов развернулся и включил сирену.
— Вот дерьмо! — вновь выругался Коган и до упора утопил педаль газа.
И я был с приятелем согласен целиком и полностью. Задержание у разгромленного ювелирного салона в компании известного гангстера и двух свежих покойников неминуемо обернется поездкой в исправительное учреждение закрытого типа, более известного, как каторга Святого Кейна. Даже для специального комиссара полиции.
— Гони! — рявкнул я.
И Сол выжал из родстера все, что мог.
Ведущие колеса бешено закрутились на мокром асфальте, а потом в зад нам шибанул бампер преследователей, да так, что от удара едва не сшибло с дороги. Меня смахнуло с сиденья, но Коган не сплоховал и удержал автомобиль на проезжей части. Мы стремительно пронеслись мимо больницы Святой Катерины, с заносом повернули на перекрестке и помчались дальше.
Но патрульный автомобиль не отставал. Форсированный движок родстера помочь оторваться не мог, он просто-напросто не был рассчитан на дополнительную нагрузку в виде двух не самых субтильных мертвецов.
Патрульные висели на хвосте как приклеенные, озаряя красно-синими всполохами беспрестанно завывающих сирен пустые улицы. Отставание понемногу сокращалось, и вскоре нас высветил мощный луч поворотного фонаря.
— Сейчас палить начнут, — сообщил Сол, втягивая голову в плечи, и принялся бросать автомобиль из стороны в сторону.
Опыт в таких делах у него был богаче моего, поэтому я незамедлительно пригнулся, и почти сразу вдогонку нам захлопали револьверные выстрелы. Не попали ни разу, но нестись с головокружительной скоростью под обстрелом, зная, что единственное пробитое колесо обернется катастрофой, было не просто неуютно, а страшно до скрежета зубовного.