трий твердил мне о приближении гибели Цитадели, о венце непонятного гения и непризнанного благодетеля. Вряд ли мне удастся убедить человека, давно решившего принести в жертву три ни в чем не повинных Города, отказаться от фантастического шоу, которым он грезит долгие годы. Но я попробую. Проблема только в том, что встретиться с ним благодаря упырям теперь будет сложно. Он очень недоверчивый, даже своим последователям мало что из планов доверяет.
— Не забывайте и о самих упырях. Скорее всего, они посчитают эту информацию бредом, — нахмурилась Руслана. — А если и поверят, то Города по-прежнему под прицелом, сдвинуть их с места незаметно невозможно. Вообразите, о чем в первую очередь подумают в Цитадели, когда увидят лакомые кусочки уезжающими? О том, что мы их обманули. Они выстрелят!
— Значит, катастрофа произойдет в любом случае? Даже если случится чудо и заработают все три городских двигателя одновременно? — спросила я, чувствуя, как кислород стремительно заканчивается.
— Танит, спокойно! Мы тоже не лыком шиты, что-нибудь придумаем! — подхватила меня под локоть Ира. — Дмитрий не говорил точной даты…
— Отнесите ее на диван, я принесу успокоительный отвар, — распорядилась Элоиза.
Я хотела возмутиться, но когда темнота перед глазами рассеялась, обнаружила себя на мягком диване, а не в комнате с терминалом и вырабатывающими электричество растениями. Элоиза поднесла к моим губам чашку и заставила выпить странное слизкое вещество до дна.
По телу сразу разлилась необычная легкость, тревоги и переживания улетучились следом за нормальным весом тела. Остались ничего не значившие слова, неспособные нарушить неземной покой.
Такое состояние напомнило мне гипнотические огоньки сирены-мутанта в Весне, за исключением чувства радости. Я немедленно сообщила об этом присевшей рядом Элоизе и принялась показывать фотографии.
Увиденное на фото и видео заставило ее оживиться и на время забыть об остальном мире, а еще извлечь из шкафа вполне обычный и новенький с виду электронный планшет. Фотографии развернулись на большом экране, оживляя казавшиеся теперь невозможно-далекими воспоминания.
— Ира! — позвала Элоиза Черного Менестреля, в этот момент на цыпочках тащившую мимо нас целую корзину яблок. Все снимали стресс по-разному, и, похоже, способ певицы — тайком подкармливать яблоками «люстру». — Я хочу себе вот это, это и это.
— От психованного «дерева» вряд ли что-то осталось, — предупредила Ира.
Но Элоиза не обратила на ее слова внимания, с интересом разглядывая те странные черные лужи, которые я все же сфотографировала. — И это. Пару ящиков.
— Ладно, — подозрительно быстро согласилась Ира. — Будет тебе пара ящиков непонятной жижи, и все виды плесени, и вообще все, что не успеет от меня убежать. А себе и друзьям я наловлю этих миленьких зверюшек с лицами на спинах…
— Но? — Элоиза усмехнулась, ожидая подвоха. — Понятненько, зачем ты привела Танит.
— Но я замуж выхожу, мне нужно твое присутствие на свадьбе, — невинно пояснила Ира, с самым ангельским выражением лица на свете.
— Замуж? — удивилась я.
— Все ясно, показуха и захват мира, я угадала?
— Да! И даже не представляешь насколько! — с радостью подтвердила Ира.
Я только удивленно хлопала глазами, ничего не понимая, а Элоиза с Ирой обменивались непонятными посторонним полунамеками и улыбались.
— Ир, ты, правда, замуж выходишь?
— Она серьезно! Умыкнула нашего Андрея! Готовь подарок, чего сидишь? — вмешалась в разговор Руслана.
— Сначала я бы хотела вам кое-что показать, точнее, дать послушать. Пойдемте, — поманила нас за собой Элоиза.
Отвар по-прежнему действовал, не давая волноваться и перегружать мозг дурными предчувствиями и домыслами. Следом за Элоизой мы вышли из дома и, обогнув его, ступили на каменную дорожку, которая выглядела древнее первой. Босыми ногами я ощущала остатки рельефных узоров, не до конца стертых временем с краев плит.
Элоиза несла в руке большой фонарь, связанный из разных лепестков, совсем свежих зеленых и сухих, прозрачных как крылья стрекоз. Внутри несколько зелено-синих свечей трещали словно бенгальские огни, бросая на дорожку бесновавшиеся цветные ореолы. Ночной прохладный воздух, наполненный дивными ароматами, снял с меня эффект успокоительного напитка, стоило только глубоко его вдохнуть.
По обе стороны дорожки росли деревья, с ветвей которых свешивалось нечто волнистое стеклянно-гладкое, похожее на морские раковины, усеянные цветными «стеклянными» пупырышками. Внутри таких раковин росли круглые ягодки, иногда свешивающиеся наружу гроздьями. Запах, который они источали, напоминал о самых лучших духах и таинственным образом не смешивался в воздухе. На других деревьях росли окруженные ажурной скорлупой круглые стекловидные цветочки, нежно мерцающие в темноте.
— Элоиза, а это цветы или плоды?
— Вообще-то цветы, но есть тоже можно, — с улыбкой обернулась ко мне хозяйка сада.
— А с этих листьев собирают жемчуг вместо устриц? — Руслана указала на заинтересовавшую ее ветку.
Листья на этом дереве напоминали кленовые, но ровно посередине делились на две половинки, которые соединяли между собой только идеально круглые перламутровые шарики. Острые кончики листов или срастались, или очень плотно прилегали друг к другу, а у основания листа находилось пустое пространство, скреплявшееся самой большой «жемчужиной».
— Нет, но идея впарить какой-нибудь вампирше ожерелье из таких жемчужин недурна. Вообразите, нацепит на себя кровососка украшение, а через час в ее бледной шее прорастут корни. Безболезненно и незаметно для хозяйки. Пока не станет слишком поздно, разумеется, — вместо Элоизы откликнулась Ира, со страстью фантазируя о пользе местной флоры.
Элоиза только усмехнулась, а меня до следующего поворота дорожки не отпускали мысли о перспективе, нарисованной Ирой. Придумала ли все певица на ходу, или опробовала такой метод на одной из тетушек Лютика? Вот и Руслана внимательно посмотрела на Черного Менестреля, наверно оценивая, кому в руки попал наш гитарист. Не знаю, как отнесся бы Андрей к такому поступку возлюбленной, но Руслана явно не слишком одобряла те методы борьбы с клыкастыми, где не нужно было драться и стрелять. Впрочем, слово «подлость», когда речь идет об истреблении вампиров в большинстве случаев теряет актуальность.
От размышлений о совести и морали меня отвлекли дивные дисковидные плоды, окружены сетью ажурной кожуры. Внутри каждого мерцала словно бы звездная галактика в миниатюре. Когда я очнулась от восхищения, все терпеливо стояли рядом, ожидая пока я пошевелюсь.
Дорожка постоянно петляла и поворачивала. Деревья сменили кустики похожие на перевернутые отверстием вверх морские раковины, волнистая кайма которых и скручивалась в спирали и навевала мысли о птичьих гнездах. Блики нашего фонаря иногда освещали различное содержимое центров таких «кустов»: это была и отливающая фантастическими цветами жидкость, и горсти сплюснутых шариков, напоминавших россыпи драгоценностей…
Мы могли застрять на этом, как мне казалось, безобидном участке сада, по крайней мере, точно до утра, но Элоиза шла вперед довольно быстро. Если она собиралась показать нам цветы, то не эти.
Спустя не знаю сколько времени, мы оказались в части сада, производившей впечатление дремучей. Элоиза привела нас к занавесу огромных цветов, источавших дурманящий запах. Верхушки древа, если это конечно дерево, а не скала, оплетенная ползучими лианами, терялась где-то вверху во мраке. Эти цветы не светились ночью, но вот перед ними внезапно шевельнулась черная чешуйчатая масса, в свете фонаря блеснувшая и изумрудными и рубиновыми переливами. Я вскрикнула от неожиданности, решив, что передо мной просто огромная змея, но когда Элоиза с фонарем бестрепетно приблизилась к извивающейся массе, чуть не вскрикнула второй раз. Ствол, торчавший из земли, походил на баобаб, и на этом сходство с деревом заканчивалось. Кора выглядела точь-в-точь как змеиная чешуя, а верхние отростки напоминали сложенные бутоны тюльпанов. Между сложенными чешуйчатыми лепестками проглядывало что-то яркое цветное, а нижние, беспокойно извивающиеся отростки, которые язык не поворачивался назвать ветвями, раскрылись, показывая цветные перепонки, натянутые между пятью черных лучей. В центре такого «цветочка» предсказуемо располагалось круглое отверстие, пестревшее острыми как иглы и такими же длинными зубами.
Мечущиеся ореолы от фонаря осветили умиротворенное лицо Элоизы, когда она по очереди дотрагивалась до своих черных детищ, успокаивая разбушевавшуюся стражу. Я, да наверно и Руслана тоже, почувствовала себя здесь не на своем месте. Это было не для нас. Но впечатление схлынуло, когда Ира первой раздвинула пестрый полог с массивными цветами, проход к которым освободился, и поманила нас рукой в открывшееся подземелье.
Стены состояли из навеки переплетшихся корней. Спуск закручивался по спирали, пространство постепенно расширялось и с золотистыми, голубыми и зелеными ореолами фонаря Элоизы сталкивался серебристый свет. Мы оказались в просторном зале, в середине которого рос огромный идеально круглый шар, в котором, наверное, могло бы поместиться несколько человек. Шар покоился на громадных нежных лепестках, похожих на прозрачное стекло, тронутое молочной дымкой. От него по полу вились корни, на которых кое-где стояли небольшие круглые фонтаны, но я не слышала журчания или плеска воды.
Ира демонстративно бросила в один из «фонтанов» яблоко, устроив для нас с Русланой еще одно небольшое шоу. Едва прикоснувшись к поверхности «воды», яблоко оказалось разрезанным на тысячи частей, и теперь высвободившаяся кровь медленно расходилась по порам и жилам бесцветного отростка, окрашивая его в ярко-алый цвет. Стала видна непрерывная дрожь острых волокон, до того создававшая впечатление текущей воды. Соседние корневые отростки внезапно утратили гладкие очертания «фонтанов» и вытянулись в трубки, пытаясь дотянуться до певицы. Черный Менестрель, ни капли не испугавшись, стала кормить яблоками и их.