Без Крыма России не быть! «Место силы» всей Русской Земли — страница 17 из 36

ртугальский моряк Бартоломей Диаз в 1488 году огибает южную оконечность Африки, многозначительно прозванную им мысом Доброй Надежды; спустя десять лет другой португальский капитан Васко да Гама, проходя в том же направлении, уже достиг западного побережья Индии. Поиски окружного пути в Индию были закончены. Еще в сентябре 1499 года, когда Васко да Гама вернулся в Лиссабон, у него к концу двухлетнего плавания уцелело менее половины команды. Но общая картина развития событий стала ясной. Возвращение в Лиссабон португальских кораблей с грузом пряностей из Индии было торжественно отпраздновано.

Не менее ясной, только со знаком «минус», стала эта картина в Италии. Черным громом эта новость оказалась для Венеции. В предшествующий период расцвет экономики Италии базировался в огромной степени на посреднической торговле, благодаря которой возвысились такие важные городские центры, как Венеция и Генуя. Первые признаки экономического упадка Италии появились во второй половине XV века именно в сфере ее торгового могущества. Захватив Константинополь, турки закрыли итальянским купцам доступ в Черное море. В турецких владениях эти купцы получали лишь ограниченное право торговли при условии уплаты больших поборов. Вскоре связь с отдаленными рынками Индии и Китая северным путем – через Тану (город в устье Дона, близ современного Азова) и Астрахань – почти полностью прекратилась. Тем большее значение приобрел южный путь, пролегавший через Египет, но египетские султаны захватили торговлю восточными товарами по этому пути в свои руки и продавали их венецианским купцам по очень высоким ценам. Открытие Америки и морского пути в Индию в самом конце XV века и начавшееся перемещение главных торговых путей из Средиземного моря в океаны окончательно подорвали монопольное положение итальянских городов, прежде всего Венеции, в торговле с Востоком. Итальянское купечество, основной статьей доходов которого являлась торговля с Левантом, вполне правильно оценило, какие последствия будет иметь для него открытие новых путей и стран. Венецианский купец и банкир Джироламо Приули сообщает в дневнике, что весть о благополучном возвращении Васко да Гамы из своего путешествия в Индию вокруг Африки была воспринята в Венеции как известие о близящейся катастрофе. «Когда, – пишет он, – в Венецию пришло это известие, оно вызвало большую досаду во всем городе… И сенаторы признали, что эта весть – худшее, что Венецианская республика когда-либо могла испытать, кроме потери самой свободы».

Конечно, нельзя сказать, что Италия, Турция и Персия сразу же очутились в стороне от мирового обмена и пережили молниеносный упадок. Европейская торговля с Востоком не могла немедленно и целиком перейти на новые рельсы; прошло более ста лет, прежде чем этот процесс завершился, и в течение этого времени левантийская торговля имела довольно значительные размеры. Тем не менее процесс политико-экономического упадка Турции и Персии неизбежно начался и продолжался с ростом значения морских путей, пока не достиг своей кульминационной точки в XVII и XVIII веках. Однако процесс экономической и политической деградации Персии весьма сильно замедлился благодаря тому обстоятельству, что как раз в эту эпоху к ее северным границам приблизилась новая огромная держава – Московское царство. Сношения возобновились после покорения при Иоанне Грозном Казани и Астрахани (1556 г.), что обеспечило России владение естественной водной (речной) дорогой к Каспийскому морю – Волгой.

На всем протяжении речной дороги растут города, по великой реке начинают регулярно циркулировать торговые караваны, наконец, постепенно устанавливаются разработанные маршруты из Казани в главные города Персии. Главный водный путь в XVI и XVII столетиях шел от Астрахани вдоль западного побережья Каспийского моря, с заходом в Терки и Дербент. Он спас Персию от деградации и усилил Россию. А турки, и в первую очередь умный Сулейман, сразу почувствовали это усиление двух своих восточных неприятелей. И то, что ситуация на Востоке стала для них опаснее, чем в Западной Европе.

Всего через Архангельский порт только в 1654 году было вывезено на экспорт товаров более чем на 1 000 000 московских рублей. А общая внешняя торговля Русского государства в годы правления царя Алексея Михайловича Романова (середина и вторая половина XVII в.) составляла 3,3 млн рублей, или 1 млн 750 тыс. золотых венецианских дукатов этой эпохи.

Кроме присоединения Поволжья для торговли с Персией важное значение имело присоединение части Северного Кавказа в XVI веке. А это – очередной кинжал урусов в бок османского могущества.

Непростая суть противостояния

А теперь посмотрим и на обратную сторону медали. Воевать с русскими было сложнее, чем с польско-литовскими силами. Отдача – тяжелее. Казаки, опять же, парни посуровее пиратов Моргана и Дрейка. Ведь тогда, при Иване Грозном, в отличие от спартанцев или самураев, у казаков просто тихая смерть на постели не очень приветствовалась. Казак должен был умереть в бою. С пистолетом и саблей в руках, на коне, в реке или море, в пешем строю, это не столь важно. Главное – с саблей в руке, защищая людей православных. Жестко. Но эффективно. Хладнокровная, расчетливая «отмороженность» русской десантуры и морпехов наших дней («никто, кроме») берет истоки из тех боевых традиций и боевой этики. А самое главное, что добраться до Москвы, рассуждая реально, было практически так же сложно, как до Варшавы. Да, к Варшаве прорываться нужно было буквально прогрызаясь через укрепленные районы. А к Москве – по пустому дикому полю. Просматриваемому, прослушиваемому, с пластунами и следопытами. Ты идешь на север и получаешь кинжал в спину, на юге Иван-бобо (то есть Иван-разбойник) в казачьей папахе режет и жжет Кафу. Смысл похода на Москву имел место только при удачном стечении нескольких обстоятельств. Приступ разгильдяйства + политический кризис + война урусов на несколько фронтов + отсутствие дворян и казаков в центре страны. И стрельцов чтобы тоже не было. И вообще, как уже говорил все тот же «князь» Милославский, который Жорж, «услать бы всех их куда-нибудь подальше». Да, и при этом кто-то, заботливый и рассудительный, должен был убрать со степи казаков – пластунов-следопытов. Ну, просто идеальный штурм, как в тупорылом голливудском боевике. И все же, как мы увидим, именно такой набор и произошел в 1571 году. «Но как? – спросил бы непременно Жорж. – Их что там, Боря Сичкин в суматохе всех разом скрипочкой огрел?» Боря, Буба, то да се, но это адское событие случилось. И сразу почему-то позабылось. А ведь сражение при Молодях спасло Россию. Как минимум. Потому что, если бы мощное Русское царство в ШЕСТНАДЦАТОМ (а не в четырнадцатом) веке рухнуло, а следом за ним и Персия, лишенная русской артиллерии и опытных артиллеристов, это имело бы непредсказуемые последствия для христианского мира, а в первую очередь для нас. И кстати, сам прорыв к Москве отнюдь не означал достижение цели. Как подкатился, так и откатишься. Вход в берлогу русского медведя – рубль, а выход – сто шестнадцать с копейками. Прорыв татарской конницы в 1522 году это только подтвердил. Но в 1571 году все как-то сразу пошло не так, поставив страну на грань разгрома. Как так? Вот в этом мы и будем постепенно разбираться. Чтобы понять, почему триумфальный для России XVI век мог обернуться катастрофой.

Начнем с того, что изначально и супостат, в отличие от Гитлера, Наполеона или короля Сигизмунда (в 1612 г.), не надеялся и не лелеял планов битвы за Москву. Сперва они рассчитывали просто грабить. Грабить и изматывать. Изматывать и грабить. Чтобы дезорганизовать Москву, присоединить Астрахань, оторвать сближающуюся с Россией Казань. А там – ситуация покажет. Да, и заодно, конечно, Польшу тоже грабить, непременно грабить. Возмущаться недостачей дани. И грабить, даже если станут давать больше. А главной целью была, во-первых, не Казань, а Астрахань как точка связи союза вражеских Урусов и персов. А во-вторых, опять не Казань, а зачистка Раздор, Черкасска и других городов-крепостей на Дону, отравленной железной пикой врезавшихся в ногайские степи и державших в напряжении Азов, а с ним – все Черное море, до Стамбула и Синопа. Но это, глобально, уже во второй половине XVI века. После взятия Казани и Астрахани и в разгар Ливонской войны. А в первой половине века задача была приземленнее. Не дать Москве усилиться и присоединить Казань. Это заботило крымскую знать. Но саму Турцию до присоединения войска Донского Россия не очень волновала.

Первым начал Крым. Крымский поход на Русь 1507 года

Первый вооруженный конфликт между Крымским ханством и Русским государством, вызванный набегом крымских татар на русские земли с целью разорения Верховских княжеств. Вторжение произошло во время русско-литовской войны 1507–1508 годов и носило характер союзных действий по отношению к польско-литовской стороне. Нападение на белевские, козельские и одоевские земли в 1507 году вылилось первым открытым боестолкновением между русскими и крымскими татарами.

Летом 1507 года войско под командованием крымского хана Менгли I Гирея и его старшего сына калги Мехмеда Гирея вышло из Крыма и согласно договору с князем Сигизмундом I двинулось к русским рубежам. Великому князю Василию Ивановичу вскоре стало известно о том, что из Крымского ханства к русским окраинам в направлении Верховских княжеств выступило многочисленное войско.

«Направление набега было выбрано очень точно в соответствии с замыслами правительства Сигизмунда I. Объектом нападения были выбраны земли северских князей, но не южные и западные, а самые северные и наиболее близко расположенные к Москве – белевские и одоевские. Это должно было показать всем новым московским служилым князьям, что Москва не сможет защитить их владений и им грозит неминуемое разорение, если они не возвратятся в Литву». Н.К. Фомин.

Навстречу татарскому войску Василий III отправил из Москвы в Белев своих воевод: князя Ивана Ивановича Холмского-Кашу и окольничего князя Константина Федоровича Ушатого, к которым должны были присоединиться местные служилые князья: белевский воевода князь Василий Семенович Одоевский по прозвищу Швих, князь Иван Михайлович Воротынский и козельский наместник князь Александр Иванович Стригин-Оболенский. Но вскоре Менгли Гирей был вынужден остановить свой поход на север.