— Не говори мне ничего, — замахала я руками. — Не говори!
— Нет, ну такой странный сон, как на самом деле. Я проснулась и даже посмотрела под кровать, нет ли там кота…
— Всё, дружок, пожалуйста…
— Тетя Наташа, вам надо другого завести и успокоитесь…
— Да что ты там понимаешь, — отмахнулась я. — Тема закрыта, поняла?..
— У меня так у подружки было. Сейчас другого и не вспоминают.
— Замолчи, замолчи!
В середине дня позвонила какая-то бабушка и, представившись подругой Гали, которая живет на моей лестничной площадке, сказала:
— Я вам сейчас принесу кота, Галя сказала, что у вас помер. Очень хороший котенок, к туалету приучен. Бесплатно.
Бабушка перла как танк, не слушая моих отговорок. Я зажмурила глаза, крикнула:
— Нет! — и бросила трубку.
Через час надо было отправляться на всенощную под наш престольный праздник — завтра память мученика Трифона. Меня как током ударило: «Трифоновский кот, Трифон мне его посылает»… Телефона звонившей я не знала и решила, если она сама завтра проявится — значит, кот для меня…
Назавтра — я только вернулась домой после праздничной литургии, раздался звонок:
— С праздником! Видела вас в храме… — это был голос вчерашней бабушки. — Может, все-таки возьмете котика? Я вам принесу.
— Не надо! — опять заплакала я. Но тут вспомнила о своем решении. — Где вы живете?
— Недалеко от вас. В следующем дворе. Очень хороший котик.
Она назвала адрес и через пару часов — пока не закончился праздничный день, который длится от всенощной до всенощной, я была в нужной квартире. Не раздеваясь, прошла на кухню. Между ногами проскользнула кошка.
— Какая огромная! — удивилась я.
— Мамаша, — ответила бабушка. — Вот только этого, вашего, надо поймать, очень прыткий. Посидите.
В этот момент котенок сам зашел на кухню, прыгнул в кресло, сел нога за ногу, прижавшись спиной к подлокотнику, и уставился на меня. В такой позе он просидел с полчаса — все то время, что я находилась в чужой квартире.
— Ой! Что это с ним? Он так ни с кем… — пожала плечами бабушка.
— А почему он такой большой, говорите три месяца, а выглядит на полгода.
— Большие они у нас. Порода такая, — бабушка была приветливой и словоохотливой. — Кошка как окотится, два месяца даю на рост и в переход несу. Прям расхватывают. Красивые котята…
Красивые-то красивые, да Лёпа был светлым, а этот черный в разводах, неизвестно какой характер… И вообще — всего только три недели, как помер Лёпа, а я уж другого собралась брать. Нехорошо как-то.
— А этого почему не отдали?
— Вот не знаю… — вскинула руки бабушка. — Он был один у кошки. Всё думала завтра-послезавтра, а он и вырос. Куда его теперь! Тут молдаванка одна ремонт у нас делала, так сказала, что к себе домой заберет…
— Да, в Молдавии, наверно, котов не хватает! — усмехнулась я.
— Вот и я думаю — выбросит где-нибудь на границе. Жалко…
Мне стало смешно, что котенок сидел нога за ногу, и лестно — что не сводил с меня глаз.
— Ну что, пернатый, пойдешь ко мне? — подняла я его ножку, но котенок не шелохнулся.
— Берите, не пожалеете. Вишь, цирк какой устроил! Если не понравится, вернете.
— Как же я смогу его вернуть, если возьму. Тут так: или — или. А когда он родился? — спросила я, оттягивая решение, которого никак не могла принять. Я хоть и разговаривала, но и молилась: Господи, брать или не брать?
— На Казанскую родился, — ответила бабушка, как будто речь шла о ее внучке´.
— Вот так кот! — удивилась я. — Православный… Где у вас телефон. Надо позвонить.
Я прошла к телефону и позвонила знакомому священнику, он оказался дома. Объяснила в двух словах ситуацию и спросила:
— Как благословите, батюшка, брать или не брать котенка?
— Бери, — рассмеялся он. — А то писать плохо будешь. Только Трифоном не называй.
Я вернулась на кухню, взяла кота за шкирку, сунула за пазуху. До самого дома он не издал ни единого писка, в новой квартире быстренько всё обнюхал и пропал. Я облазила все закоулочки, на мои «кис-кис» он не отвечал. Оставалось сделать единственный вывод: кот хоть и притворился тихоней, но сдох от разрыва сердца. Только этого не хватало. Вот тебе и Трифон-мученик…
Мне подкинули срочную работу, и потому некогда было заниматься поисками трупа. Подумала: найду по запаху.
На исходе первых суток котенок сам вышел из своего убежища, прыгнул, как ни в чем не бывало, на мой рабочий стол и замяукал, мол, я же голодный.
— Обормот! Ну ты и обормот! — обрадовалась я.
Так его и назвала — Мотя. Он быстро избавил меня от «вдовьей» болезни. Характер у Моти оказался покладистый, без вредных привычек. С ним я написала остальные свои книги.
Его преданность и любовь снова и снова наводит на размышления — вот так бы и нам, людям. Не зря же преподобный Нектарий Оптинский, очень любивший кошек, говорил, что из всех животных именно они первыми войдут в рай.
По грибы
Однажды не пришлось мне приехать на дачу летом, а получилось лишь в середине сентября — к осенним грибам. Родители уже вернулись в город, большой — бывший деревенский, а теперь дачный дом стоял нетопленый, хорошо было бы разжечь дровишки… Но я так соскучилась по нашей речке с кувшинками и лилиями, по лесам и деревенским просторам, что решила сразу идти в сосновый бор: везший меня со станции таксист сказал, что белых — хоть косой коси. Был четвертый час, можно сказать, вечера. Зашла только в дом напротив — к нашей «молочнице» Ольге Ивановне — доложиться, что приехала и собираюсь идти за грибами. Она всплеснула руками — поздно уж в лес! Но на пару часов, до сумерек, можно прогуляться, ладно… Да и белых-то мало, прошел слой.
До леса надо было полчаса пёхать. Но на свежем воздухе ноги неслись сами, а глаза без устали цеплялись за роскошные цвета осени. В Москве деревья стояли еще зеленые, а здесь — просто Пушкин!
Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса —
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса…
Только без унылой поры, сразу — очей очарованье.
Обошла я все ближние свои грибные места. Нашла пару переросших боровиков, несколько подберезовиков, сыроежки, даже рыжик — на вечернюю жареху хватит.
Сосны в лесу отбрасывали длинные тени — солнце опускалось все ниже и ниже. Грибов, пожалуй, больше не найти. Я вышла на лесную дорогу и повернула назад, к дому. Вот один изгиб дороги, другой… Вдруг солнце зашло за облака. В ином освещении знакомый лес принял незнакомое обличье. Так поздно я, пожалуй, в наш бор не ходила. Дорога разделялась на три, я, не раздумывая, свернула направо, прошла метров сто и прямо на обочине увидела красавца — молоденький белый гриб. Жареха будет знатная! Прошла еще немного — опять гриб, чуть дальше — еще. И тут меня осенило: не по той дороге возвращаюсь. Когда только шла в лес, я не могла не заметить этих грибов. Побежала назад, выбрала правильное направление, на котором должна была быть новая развилка. Но, пройдя с километр и не встретив нужной развилки, поняла: опять не та дорога. Снова вернулась.
Я стояла среди трех дорог и не могла сообразить, на которую из них вступить. Солнце отбрасывало последние косые лучи, сориентироваться по которым никак не удавалось. Присмотревшись, увидела, что дорог не три, но с полузаросшей — целых четыре… Тут я окончательно поняла, что заблудилась. Меня словно парализовало: не удавалось сосредоточиться и понять, как я могла потерять вдоль и поперек исхоженную дорогу в знакомом бору, в каком месте взяла неправильное направление? Оправданием служило то, что приехала на дачу не совсем здоровой, вчера еще была высокая температура. Зачем тогда понесло тебя в лес, ругала я себя. Ни одной молитвы не прочла, Ольгу Ивановну не послушалась. Господи, прости мою самонадеянность, взмолилась я от всего сердца, помоги мне выбраться…
Чуда не произошло, наоборот, ясно представилось, что придется мне ночевать в лесу. Воспаление легких обеспечено. Неизвестно еще, что с головой от ночных страхов произойдет. Но все-таки мысли немного успокоились.
Я решила пойти по самой широкой лесной дороге, которая километров через пять могла вывести на трассу — в противоположной стороне от дачи. Хотелось бросить корзину с ненавистными грибами — все руки оттянула, но решила, что она может стать оружием, если вдруг наткнусь на диких кабанов, которые ночью выходят искать себе пропитание.
Очень долго я шагала без остановки, откуда только силы взялись! Но вот совсем стемнело, дорога стала сливаться с окружающим лесом. Я остановилась — дальше идти было бессмысленно. Трассы нет, значит, опять зашла куда-то не туда. Всё, это место ночевки. Поймет ли Ольга Ивановна, что я заблудилась? Лучше не надо, что она может сделать? Только переполох устроить!
Я прислонилась к сосне и прислушалась к ночным шорохам. Господи, как переживу эту ночь? Оставалось только молиться. Десятки уже раз повторила «Богородице Дево…», и в какой-то момент мне показалось, что невдалеке прошуршала машина, а потом слегка пахнуло бензином. Трасса?! Чтобы это проверить, надо было шагнуть в сторону от дороги и пройти лесом. Страшно, но ночевать в лесу — страшнее.
Господи, благослови! И я шагнула в темные дебри. Продираясь сквозь ельник, через несколько минут я вышла на трассу. Господи, слава Тебе! Трасса — это громко сказано. Так называют у нас неширокую асфальтированную дорогу на Павлово. Неосвещенная дорога, на небе ни звездочки, машин уже нет, провинция. Я не могла разобрать даже, в какую сторону идти.
Наконец вдали прорезались маленькие огоньки фар. Подъезжавший грузовик сильно тарахтел по колдобинам. Странно, что он их совсем не объезжает! Я стала голосовать. Грузовик затормозил, открылась дверца, и к своему ужасу, увидела двух молодых парней.
— Говорю же не привидение! — крикнул один и заржал. — Живая тетка. Из леса, что ли? Чё-та ты припозднилась. Садись, — и протянул руку. — Чё ждешь, торопимся. Да не боись. Мы пьяные.