Ладно, мы сюда не счеты сводить пришли.
— Как Боро-наредника похоронили, так тут все в партизанскую сторону и повернуло. В Боснии сейчас народная власть, а я тут за председника! — гордо выпрямился Добрица, как только убедился, что его не пристрелят в отместку за прошлое.
Деды саркастически хмыкнули. И я их понимаю, такой человек не пропадет. Была сила за четниками — он с четниками шел, стала сила наша — сбрил бороду и пошел за нами. Черт с ним, главное, чтобы дальше не вильнул.
— Тут целая мачванская дивизия в округе, титовцы, — доверительно сообщил Добрица, потирая голый подбородок, и тут же перешел к делу: — Надо бы выпить за встречу!
— Нам бы побыстрей на тот берег.
— Лодок нет, — задумался председник и тут же повеселел: — но к вечеру найду, клянусь!
Черешневая ракия — страшная вещь. А уж в сочетании с сербским гостеприимством… Уж как мы не отпихивались, но соточку влили даже в непьющую Живку.
А уж дорогие американские союзники, почуяв, что в безопасности, себя не ограничивали. К вечеру, когда Добрица пригнал обещанные лодки (наверняка прятал где-то подальше, чтобы не сожгли и не реквизировали), экипаж за вычетом раненых допился до невменоза.
Командир, он же первый пилот, высокий и спортивный парень лет двадцати пяти, едва шевелил ногами и цеплялся за мою шею, не переставая уверять в своей благодарности и вечной дружбе:
— Обещай, что после войны приедешь!
— Обязательно.
— М… ик!.. Ми… дленд, штат Техас. Меня там все… все! — он погрозил кому-то пальцем, — знают! Приезжай, спросишь Джорджа, покажут, где живу…
— Какого Джорджа? — спросил я ради поддержания беседы.
До лодок оставалось полсотни метров и главное было не попадать в густое алкогольное амбре летчика.
— Как какого??? Меня! Джорджа Буша!
Глава 6Дела семейные
Джордж Буш из Техаса заклинил мне голову на полдня.
Едва я услышал имя, прямо молнией сверкнуло — валить сукина сына к едрене фене! Вот сейчас добрести до лодок, уронить пьяное тело в воду и устроить суматоху с криками «Человек за бортом!» Он настолько пьяный, что хрен выплывет.
Но у лодок Буша подхватили ребята и настороженно глянул «офицер связи» капитан Лалич, почуял, что ли…
Пока гребли на боснийский берег, я малость остыл — а за что его топить? Он пока союзник, фашистов бьет, нам помогает. ЦРУ он еще не руководил, президентом не стал, другие страны бомбить не приказывал…
Можно ли убить человека за то, что он не сделал и не исключено, что не сделает? Может, я ему будущее поменял и не ринется Джордж Буш в политику, останется в Техасе бабло загребать. Что Соединенные Штаты к концу века, сложись такие же обстоятельства, в Югославию полезут, это без вопросов, а вот конкретный человек — не факт.
И как прикажете потом соратникам эдакий фортель обосновать? Дескать, здрасьте, я из будущего и знал, что вот этого гада надо обязательно замочить. Так соратники от таких объяснений меня в смирительную рубашку упакуют и будут правы. Представить, что кто-нибудь ко мне с такими заявками припрется — так я бы то же самое сделал, явно же кукушечка отлетела. Маниакально-депрессивный психоз, кажется.
И вообще.
Царь Ирод тоже ради общественного блага (ну, как он его понимал) старался. Превентивно младенцев в колыбелях душил, так его что-то не очень хорошо поминают.
Морально, блин, этическая проблема.
Пока ей мучался, вспомнил, что Боснию бомбили при Клинтоне, а Буш-старший был раньше и отметился в Ираке. И забрезжило в мозгу, что воевал он на Тихом океане, то ли истребителем, то ли торпедоносцем… Но тут неизвестно, всяко могло перевернуться. Так что когда бравый летчик уже в Зворнике малость в разум пришел, я его поспрошал типа как там в Америке все устроено и ты ды. Джордж поначалу отвечал туго, сказывались последствия неумеренности в питье, но очень помогло, что Лалич влез с описанием жизни в Чикаго. У пилота тут же взыграл местечковый патриотизм и он принялся нахваливать свой округ и штат.
— Чикаго, ха! — Буш помотал пальцем перед носом Лалича. — Да у нас в округе есть ранчо, которые больше всего вашего Чикаго!
Лалич фыркнул — в Штатах хорошо знали привычку техасцев хвастаться размерами.
— Чикаго! — раззадорился Буш. — Давка, дым, толпы народу! Только выйдешь из дома, как упрешься в соседний! То ли дело у нас!
Лалич прикрыл усы рукой, чтобы не скалиться напоказ.
— Отец как с утра уезжал почту развозить, так за день только пол-участка мог объехать!
— Почту? — нахмурился я.
— Он на почте работает, — со сдержанной гордостью подтвердил Джордж. — Начинал письмоносцем, сейчас заместитель директора почты округа.
— А мать кем работает?
— Дом ведет, а раньше учительницей, отец с ней в школе познакомился, когда…
Буш полез в семейные хроники и я возблагодарил судьбу, что не поддался первому порыву. Простая семья, в Великую Депрессию еле-еле концы с концами сводили, дядька застрелился, братик заболел и умер… А Буши, которые президенты — из богатеньких нефтяников. Хорош бы я был, грохнув непричастного.
Может, через пятьдесят лет этот парень и будет потрясать клюкой да требовать вбомбить Сербию в каменный век, но тогда получается, что его надо убить просто за то, что он американец. А раз так, то и остальных летчиков тоже.
Нет уж, нет уж. Есть тут у нас такие, кто за национальность убивает, мы как раз против них и воюем. И не дай бог оказаться на их стороне, хоть и считая себя антифашистом.
Операция «Халиард», как назвали ее американцы, раскручивалась — по опыту первых рейдов мы довольно быстро пришли к выводу, что одной роты на поиск сбитых маловато и припахали партизанские силы в Сербии. Создали четыре «выдвинутых» поста в бригадах и отрядах, передали им носимые радиостанции, получили цепочку со связью вдоль маршрута. Теперь при получении сигнала от американцев или же напрямую с бомбардировщиков, мы практически моментально оповещали передовые группы, а они — окрестных партизан. С таким методом в Бановцах вскоре набралось полсотни вытащенных из-за Дрины летчиков (правда, и похоронили почти два десятка) и на этом дело не останавилось — налеты на Плоешти, а затем на Венгрию, шли конвейерным методом, порой каждую ночь. Сам я побывал только в первом и в еще одном выходе. Остальное время сидел на связи и рулил процессом.
А потом немцы сломались.
В начале мая, поймав окно хорошей погоды, англоамериканцы всей мощью провели высадку в Нормандии. Вермахт в лице Роммеля лихорадочно отражал удары и вроде бы удерживал силы вторжения на полуострове Контантен, но порт Шербура уже заработал на выгрузку, а противопоставить американской логистике немцы уже ничего не могли.
Через пару недель, когда резервы с других фронтов Рейха понемногу потянулись во Францию, страшной силы удар нанесла Красная Армия в Белоруссии и над миром прогремела фамилия «Рокоссовский».
Немцы заметались — тришкин кафтан не просто рвался, он расползался по всем швам. Не прошло и месяца после катастрофы в Белоруссии и Польше, как рухнул правый фланг — советские танки вошли в Бухарест, заняли Плоешти и стремительно двигались к границам Югославии, Венгрии и Болгарии.
Столь быстрый разгром группы армий «Южная Украина» ошеломляюще подействовал на румын и болгар — первые переметнулись на сторону победителей (тот еще подарочек), а вторые крепко задумались. И когда колонны 3-го Украинского фронта двинулись через Дунай, умненькие и благоразумненькие братушки встречали их оркестрами под развернутыми знаменами. «Монархо-фашистские войска» за пару недель стали «войсками правительства Отечественного фронта», по всей Болгарии ловили и стреляли «реакционеров и монархистов».
Немцы отчаянно пытались удержать карпатские перевалы, но откатились в Венгрию. Там у них еще с ранней весны, после первых же телодвижений Хорти в сторону сепаратных переговоров с союзниками, торчали восемь дивизий. И попытались вывести последние войска из Албании и Греции…
Но поскольку для оккупации Венгрии пять дивизий забрали из Югославии, а болгары присоединились к антигитлеровской коалиции, с охраной железных дорог наступил облом. По всей стране, от Загреба до Белграда, от Сараево до Чачака, от Кралево до Приштины, от Ниша до Скопье и дальше, до греческих Эдесы и Салоник, партизаны роняли эшелоны и рвали пути. Из действовавшей в Греции группы армий «Е» выбрались очень немногие.
Красная армия наступала к северу от Дуная, НОАЮ к югу от него. После Дурмиторской, Топличской и Нишской операции почти вся Сербия оказалась в руках партизан и наша деятельность утратила смысл — маршрут на север пролегал без малого полностью над освобожденными территориями. Так что осталось отозвать передовые группы, отправить последних американцев и тем завершить нашу работу в Службе спасения пилотов.
Когда мы сворачивались, чтобы покинуть Бановцы, Лалич все время вился рядом и, наконец, спросил:
— Владо, вот ты спрашивал про Америку…
— Ага, — я упихивал снарягу в брезентовый мешок и потому был немногословен.
— Не думал туда переехать?
— Зачем?
— Богатая страна, с твоим опытом…
— Да бог с тобой, Павле! Кому там будут нужны солдаты, после того, как все закончится? — я уже догадывался, куда клонит Лалич, но решил подыграть и не ошибся.
— Могу тебя уверить, впереди пятьдесят лет необъявленных войн, и ты можешь подписать контракт на весь срок.
Я неопределенно хмыкнул, а Павле продолжил соблазнять:
— Высокая зарплата, место инструктора, машина, дом…
И жратвы от пуза. И джинсы, и жвачка. Хорошо еще про свободу и демократию втирать на стал, а то бы я покерфейс не удержал. Помню я, как они лет пятьдесят тому вперед свободу и демократию наводили, как раз в этих местах.
— А звание майора? — изобразил я торговлю.
Капитан задумался, но клятвенно обещал доложить начальству и добавил, что по его мнению, это проблемой не станет.
Короче, к Верховному штабу я вернулся агентом американской разведки.