Однако после фрегата Петра увлекал стоявший за ним корвет, потом галиот. Он измучил не только Витзена, но и великих послов. Где-то, махнув рукой, отстал Возницын. Наконец Лефорт не выдержал:
— Питер, в конце концов, поесть надо, да и Ивашка Хмельницкий рассердится.
— Не говори, — согласился Пётр. — Жрать как волк хочу.
В Ост-Индской компании Витзен представил Петру всех директоров. Пётр жал им руки и говорил, не скрывая восхищения:
— Это здорово! Ваша верфь чудо! Спасибо.
А кому ж не льстят подобные хвалы, да ещё из уст государя великой державы. И директора тут же, пока гости рассаживались за столы, буквально мимоходом скучковались около Витзена, перекинулись несколькими фразами, покивали головами и расселись между гостями.
Витзен, как директор компании и бургомистр Амстердама, взял руководство застольем на себя.
— Господа, прошу наполнить ваши бокалы.
И когда бокалы были наполнены, произнёс тост за здоровье великих послов России и высокого гостя Петра Алексеевича. И едва он кончил и все поднесли ко рту чарки, как небо с грохотом окрасилось фейерверком. Пётр был в восторге. Едва выпив первый бокал, он тут же наполнил его снова и, вскочив, предложил тост:
— Друзья, а я предлагаю тост за Ост-Индскую компанию, за всех директоров её. Виват!
В темнеющем небе рассыпался фейерверк, за столом под навесом у Ост-Индской компании гремели вилки, ложки, звенели бокалы, раздавался смех, разговоры. За день все проголодались и ели с величайшей охотой. Когда первый голод был утолён, Витзен опять поднялся с бокалом, постучал вилкой по тарелке, привлекая внимание:
— Господа! Дорогие наши гости, уважаемый Пётр Алексеевич, дирекция нашей компании приняла решение предоставить вам возможность заложить на наших стапелях фрегат и самим построить его под руководством нашего лучшего баса Геррита-Клауса Поля.
Пётр, сидевший рядом с Витзеном, мгновенно вскочил, опрокинув свой стул, схватил за голову Витзена и расцеловал, сдвинув ему набок парик, расплескав вино из бокала.
— Спасибо, Николай Корнеевич! Спасибо великое, — бормотал он растроганно. От восторга в глазах его вроде и слёзы явились. — Спасибо, господа!
И, выпив свой кубок, поднял упавший стул, но не сел на него, а, приставив за спинку к столу, сказал:
— Я сейчас же еду в Саардам за инструментом.
— Но, Пётр Алексеевич, куда такая спешка, — сказал Витзен, поправляя сбившийся парик. — Завтра со светом.
— Сейчас уж ночь, считай, — уговаривали другие. — Опасно ночью-то.
— Ничего, ничего. Я пройду. Путь мне ведом.
— Франц Яковлевич, — апеллировал Витзен к Лефорту. — Что ж вы-то молчите? Уговорите.
Лефорт вздохнул и, вытерев салфеткой губы, махнул ею с безнадёжностью: мол, бесполезно. Уж он-то знал характер своего царственного друга, не имевшего привычки менять свои решения.
И Пётр ушёл, убежал даже, не простившись, не извинившись.
— Знать бы, сколь пороховой характер у герра Питера, — сказал Витзен. — Объявили б утром.
А Пётр среди ночи приплыл в Саардам, разбудил и семью хозяина, и своих волонтёров. Вздули огонь, зажгли свечи.
— Алексашка, Гаврила, вставайте. Да поживей, засони. Аргил, проспишь царствие небесное.
— Что за пожар, мин херц?
— Ост-Индская компания даёт нам возможность заложить и построить фрегат на их стапелях.
— Что, фрегат не мог до утра подождать? — ворчал Меншиков.
— Одевайтесь быстро. Забирайте все инструменты. Отплываем немедля.
— Лёг бы ты спать, бомбардир, — посоветовал Головкин. — Утро вечера мудренее. Ночью кто ж по каналам плавает?
— В Саардам мне только ночью и приезжать теперь, пока ротозеи спят. Быстрей, быстрей.
При посадке на буер Меншиков умудрился свалиться в воду. Вымок. Матерясь, влез на палубу, а там в крохотную каюту. Пётр кинул ему куртку.
— Накинь, а то околеешь, моряк.
— Да, мин херц, бас нам заплатил вчерась за неделю.
— По скольку?
— Как и договаривались, по пяти гульденов.
— И мои отдал?
— Отдал. Тебе он накинул ещё пять.
— Ого. Это за что же?
— Ну как? Ты, чай, шишка, не нам чета. Он сказал: теперь я, мол, за эту посудину вдвое запрошу, раз её сам царь строил.
— Алексашка, скинь штаны, они ж у тебя мокрые. Там под банкой мои рабочие, вздень. Да на ветер не вылазь. Сиди уж, горе луковое.
Пётр ловил парусом ночной бриз, натягивал кливершкоты.
13Челобитие
Утром они были уже в Ост-Индской компании на верфи. Усатый корабельный бас Геррит Поль был несколько удивлён, когда Пётр, поставив у двери инструмент, молвил:
— Мы прибыли закладывать фрегат.
Поль неожиданно закашлял, но не оттого, что подкатило, а чтобы скрыть от русских смех, — столь наивно прозвучало заявление этого долговязого царя. Прокашлявшись, он сказал:
— До закладки, ребята, ещё далеко. Надо подготовить стапель, но главное, вытесать брусья и детали для киля. Вот когда мы положим на стапель первую деталь киля, тогда и будем считать, что фрегат заложен.
— Так это когда ж случится-то? — спросил Пётр.
— Ну, если вас столько будет работать, то месяца через два-три.
— Нас будет много, мастер, столько, сколько скажете.
— Надо бы не менее десяти человек, герр...
— Питер, — подсказал бомбардир. — Хорошо, будет десять. Где прикажете нам разместиться, мастер?
— Верфь не имеет гостиницы, герр Питер. Размещение — это уж ваша забота.
— А что это за домик у ворот?
— Это дом канатного мастера.
— Он нам подойдёт, — решительно сказал Пётр. — Алексашка, ступай сыми комнату, лучше две. За ценой не стой.
— Эх, — вздохнул Меншиков, — говорил же, фрегат подождёт. Слушать надо умных людей, мин херц.
— Ступай, умный. Снимай квартиру.
Когда Меншиков ушёл, Пётр сказал мастеру:
— В таком случае, мастер Поль, давайте обсудим, какой фрегат будем строить.
— Давайте, — согласился Поль, доставая из шкафа кипу чертежей и раскладывая их на столе. — Прошу вас, герр Питер.
Они долго листали изрядно потрёпанные чертежи. Поль объяснял кратко:
— Это стопушечный, тут вот его размеры киля, деков, мачт... А это девяностопушечный... Вот восьмидесятипушечный... Семидесятипушечный...
— Мастер Поль, — сказал Пётр, — всё это хорошо. Но какой вы нам посоветуете заложить?
— Я бы посоветовал вот этот... длина по килю сто футов.
— Почему именно его?
— Как я понял, вас будет десять человек, по десяти футов на каждого в самый раз.
— Согласен.
— Ну что ж, берём его, — сказал бас, вытаскивая из вороха бумаг чертежи выбранного корабля. — Кстати, вы знаете, как будет называться ваш фрегат?
— Нет. А что?
— Директора определили ему имя — «Святые апостолы Пётр и Павел».
— Ну вот, — засмеялся Пётр, — имя есть, осталось всего ерунда — построить.
Усмехнулся и Геррит Поль, вполне оценив шутку «знатного иностранца». И отвечал в тон ему:
— Тем более что в брёвнах он уже готов.
И оба рассмеялись, довольные друг другом.
— Тогда завтра и приступим, — сказал Поль.
— Почему завтра? Сегодня начнём.
И Пётр отправился с Полем отбирать лес для будущего фрегата, пред тем приказав Головкину:
— Гаврила, ступай к нашим, найди Плещеева, пусть пришлёт ещё шесть или семь волонтёров, желательно из преображенцев, имеющих плотничьи навыки. Да не мешкав бы и не с пустыми руками.
Где-то уже к обеду Головкин вернулся с волонтёрами и сообщил Петру:
— Господин бомбардир, адмирал Лефорт велел тебе быть у него немедленно.
— Что там случилось? Не раньше, не позже, — проворчал Пётр, но вызовом адмирала не стал пренебрегать, хорошо усвоив урок капитана Виллемсона: чтобы повелевать, надо учиться подчиняться другим.
— Подтаскивайте пока брёвна, помеченные басом, и начинайте тесать. И нарезайте чурки для стапеля. Я постараюсь скоро вернуться. Алексашка, командуй.
— Есть! — весело ответил Ментиков.
Лефорт ждал Петра в резиденции. В передней, неожиданно для Петра, со стульев на пол бухнулось горохом около десятка молодых людей, ударив лбами в пол.
— Что это ещё? — удивился Пётр, но, сообразив, что это его подданные, приказал: — Сядьте на стулья и берегите лбы, тут вам не Москва.
Ворвавшись к Лефорту, даже не поздоровавшись, Пётр спросил:
— Что случилось, адмирал?
— От короля польского Августа к тебе посланец, Пётр Алексеевич. Спешный.
— А в приёмной что за рабы?
— О-о, это твои спальники, которых ты зимой отправил на учёбу.
— Чего они хотят?
— Говорят, выучились, науки превзошли, в Москву просятся.
— Уже-е? — скривил насмешливо губы Пётр. — Поглядим.
— Надо, Питер, сперва августовского посланца принять, а после уж и за спальников браться.
Лефорт вызвал своего слугу, приказал:
— Пригласи посланца короля пана Бозе.
Явился стройный и подтянутый, в расшитом кунтуше[42], с лихо закрученными усами и с саблей на боку пан Бозе. Лефорт сказал ему по-немецки:
— Пан Бозе, можете вручить грамоту адресату, — и кивнул на Петра, стоящего у окна.
Бозе с подозрением взглянул на адресата, одетого в рабочую куртку и холщовые штаны.
— Но грамота сия его величеству государю России.
— Давай, давай, — нетерпеливо сказал Пётр. — Я и есть то самое величество.
— Да, да, — подтвердил Лефорт. — Государь здесь инкогнито, а посему и сей маскарад. Вручайте грамоту.
Пан Бозе выхватил грамоту откуда-то из-за обшлага, чётко чеканя шаг, приблизился к Петру и тут же отошёл, пятясь.
Пётр сорвал печать, развернул грамоту.
— Тут по-немецки, Франц, прочти, — и кинул её на стол Лефорту.