— Не хватало ещё, чтоб я, первый посол, представитель великой державы, предстал перед президентом штатов в бомбардирском кафтане.
— Ладно, ладно, не обижайся, я же шучу. Кто Богу не грешен, тот бабушке не внук. Теперь, Фёдор Алексеевич, возьми перо и напиши, что надо у них просить.
— Пётр Алексеевич, позволь дьяка Евстафьева призвать, а то я напишу так, что после сам не разберу.
Дьяк Тимофей Евстафьев пришёл с бумагами, с перьями и даже со своей чернильницей. «Обстоятельный мужик», — с одобрением подумал Пётр, глядя на него.
— Тимофей, — попросил дьяка Головин, — постарайся писать покрупнее и почётче, чтоб я мог издали честь.
— Постараюсь, Фёдор Алексеевич.
— Итак, — начал Пётр, — как можно больше ружей. То, что купили две тысячи, ерунда. Надо ещё не менее десяти тысяч. Не менее. Свинцу для пуль пудов хотя бы с сотню. Пушек корабельных сколько возможно, но не менее двухсот. Парусины для парусов...
Пётр перечислил столь много военного и морского имущества, что дьяк начал с другой стороны листа писать. Даже драгунские барабаны не забыл господин бомбардир вписать в желаемое.
Поговорили ещё о многом, даже записали со слов бомбардира, что на какие вопросы отвечать. После того как отпустили дьяка, засобирался и Пётр.
— Пётр Алексеевич, оставайся, — сказал Головин. — Утром отъедешь.
— Нет. К утру надо на верфи быть. Начинаем корпус обшивать. Дело серьёзное. Ты, Фёдор Алексеевич, как закончите переговоры, приезжай ко мне в Амстердам. Всё расскажешь. Ну бывайте, послы. Успеха вам.
Пётр вышел и тут уже за дверью столкнулся с дьяком, видимо поджидавшим его.
— Господин бомбардир, у меня великая просьба до тебя.
— Говори, Тимофей, — сказал Пётр.
— Хочу я, Пётр Алексеевич, проситься учиться на водяного мастера.
— На какого?
— По водяным мельницам и водоподъёмным машинам. Здесь у них это хорошо развито. Я думаю, и у нас сгодится.
— Знаю, Тимофей. И всячески одобряю, — повеселел Пётр. — За чем дело стало? Деньги?
— И деньги, само собой, даром ведь не учат. Но главное — у Фёдора Алексеевича меня отпросить, он ведь не отпустит, поди.
— Молодец, Тимофей. Идём, — решил Пётр. — Я попрошу, отпустит, куда денется. Вместе челом ударим.
— И ещё, Пётр Алексеевич, уж прости за докуку. Со мной ещё солдат Анисим Моляр хотел бы учиться. Мы уж с ним были на мельнице у мастера. Договорились. Всё веселей вдвоём-то.
— Где были?
— В Амстердаме.
— Ну и правильно. Молодцы вы с Анисимом. Поболе б вас, таких-то. Идём к Головину.
Пётр вернулся с дьяком в комнату, где ещё не разошлись великие послы.
— Раздумал? Да? — обрадовался Головин.
— Нет, Фёдор Алексеевич, не раздумал. Я вот что, господа послы, забираю от вас дьяка Евстафьева и солдата Анисима Моляра.
— Мне Тимофей нужен, — сказал Головин, — на нём вся писанина. Взял бы кого из солдат.
— Ничего, привлекай подьячих, Фёдор Алексеевич, а Тимофея с Анисимом я в ученье отдаю. И не силком, как некоторых, а по их доброй воле.
— Ладно, — вздохнул Головин. — Бери. Что с тобой делать? Если так дале пойдёт, ты нас скоро и без кучеров оставишь.
— Ну вот, — обернулся Пётр к Евстафьеву, — я сказал, отпустит. Когда вы сможете с Анисимом в Амстердам ехать?
— Да хоть сейчас, господин бомбардир.
— Тогда едем. Моя коляска, поди, нас троих выдюжит. Беги за Анисимом, а я обожду вас у кареты.
19Осечка и попадание
Когда 4 октября Головин приехал из Гааги на доклад к Петру, того на верфи не оказалось.
— Где он? — спросил Меншикова.
— Уехал с Витзеном к китобоям.
— К китобоям? — удивился Головин. — Зачем?
— Ну как зачем? Не знаешь бомбардира? А ну на Азовском море киты появятся, кто их первым гарпунить будет? Он, конечно.
— Тебе б только смешки строить.
— Со смешками лучше работается, Фёдор Алексеевич, — осклабился Меншиков.
— Когда он обещал вернуться?
— Да уж давно бы пора. Уехал-то ещё позавчера. Но ты ж знаешь его. На дороге увидит гайку с болтом, вот и пристанет: откуда она? для чего тут оказалась? дайте-ка я её на место сам прикручу.
— Это на него похоже, — усмехнулся Головин.
— Намедни пришёл сюда английский стопушечный корабль, бомбардир пошёл его осматривать. Капитан, было взявшийся сопровождать его, не выдержал, велел боцману. Так он и боцмана умотал, лазая по трюму. Вечером в харчевне англичанин пенял нашим: из-за вашего герра Питера штаны порвал, вылезая из твиндека[53].
— Так я не знаю, ждать мне его или нет? У нас шестого уже третье совещание с депутатами штатов.
— Пожди, Фёдор Алексеевич, он вот-вот должон быть, я его за пять миль чую.
Видно, Меншиков и впрямь чуял близость Петра, который вскоре появился. И первое, что скомандовал:
— Алексашка, жрать хочу.
Меншиков помчался в харчевню и вскоре приволок целую кастрюлю жаркого с гречневой кашей.
— Ну рассказывай, Фёдор Алексеевич, — сказал Пётр, принявшись с жадностью наворачивать жаркое. — Что хорошего?
— Да уж дважды заседали. Двадцать девятого, ну ты знаешь, потом позавчера вот, второго уже. И никакого сдвигу.
— Ну как? Совсем, что ли?
— Да, считай, совсем. На первом заседании предложили мы им этот путь в Персию, как ты советовал.
— А они? Обрадовались?
— Дожидайся. И глазом не сморгнули. Меж собой переглянулись.
— Сколько их?
— Девять человек.
— Есть с кем в гляделки играть. А дальше?
— Переглянулись да и говорят, вы, мол, это напишите на бумаге, мы, мол, посмотрим.
— Вот те на. Это они нам должны писать, — удивился Пётр. — Всё с ног на голову оборотили.
— И мы им то же самое.
— А они?
— А что они? Своё гнут, пишите, мол. Вот поэтому я и не приехал к тебе после первого совещания, писал всё. Франц твой не помощник, я, грит, по-русски плохо пишу, а вот пьёт по-нашему, очень хорошо.
— Узнаю Лефорта, — засмеялся Пётр. — Этот с Ивашкой Хмельницким закадычный друг. Пусть его. Зато на аудиенциях он как рыба в воде, не то, что мы, пнями неумытыми. Ну и что на втором заседании?
— На второе позавчера собрались. Опять они вдевятером, мы — втроём. Франц твой с перепоя не очухался. Я депутатам бумагу читаю, а он мне в ухо бубнит: «Федя, башка трещит, отпусти опохмелиться». А я ж не могу и бумагу читать и ему отвечать, дёргаю его за фалды: сиди, мол. Слава Богу, понял, замолк.
— Ну и как после зачтения?
— Как, как? А никак. Взяли мою бумагу, прочитали её, меж собой опять шу-шу. Да и говорят: мы, мол, это сами решить не можем, это, мол, надо на Генеральных штатах обсудить с депутатами.
— Издеваются, — сказал Пётр. — А насчёт союза закидывали слово?
— Какой там союз, Пётр Алексеевич? Они только что с французами мирный договор подписали.
— Ратифицировали?
— Да нет пока. Но это дела не меняет. Как я и предполагал, на французов кивают, мол, если заключим с вами, Париж обидим.
— Вот свинство, — отодвинул Пётр пустую кастрюлю. — В Бранденбурге союз навеливали[54], здесь табанят[55]. Отчего так-то, Фёдор Алексеевич?
— Да что тут не понять, Пётр Алексеевич. В Бранденбурге шведов боятся, им союз с Россией крайне нужен. А голландцам какой интерес с нами связываться? Турки от них за тридевять земель, и потом, они же со Средиземноморьем торг по морю ведут. Зачем им с султаном ссориться?
— М-да, осечка получается, — вздохнул Пётр. — Когда у вас с ними третье совещание?
— Послезавтра, шестого.
— Ну что, Фёдор Алексеевич, делать будем? Чую я, и на третьем будут пустышку тянуть.
— Да уж, видно, так.
— Обидно, чёрт побери. Хотел корабль кончить, пока вы там с ними басни травите.
— А много ещё делать-то?
— Да на месяц возни достанет. Обшивку кончим, за палубу возьмёмся, а там ещё каюты, шканцы, конопатка, смоление, уж не говоря о рангоуте и такелаже. Дай Бог где-то к середине ноября кончить.
— До середины ноября мы не дотянем с ними, Пётр Алексеевич. Возницын вон и тот не выдерживает, ещё, грит, два-три таких совещания — и я, грит, их душить учну.
Пётр посмеялся, вполне сочувствуя возницынскому желанию, потом посерьёзнел:
— Да, смех смехом, а придётся вам, Фёдор Алексеевич, на третьем совещании, если так дальше пойдёт, просить дать Великому посольству прощальную аудиенцию.
— Придётся, — согласился Головин. — Куда денешься. Но учти, Пётр Алексеевич, как только они дадут нам прощальную аудиенцию, снимут с содержания.
— Ну что делать? Будем на свои деньги харчиться, чай, в шею-то не выгонят. Корабль я должен кончить.
— Да, Пётр Алексеевич, пришла нам ведомость: французский эмиссар в Стокгольме склоняет шведов на поддержку де Конти против Августа.
— Вот же суки, а! Передай Лефорту, пусть напишет шведскому канцлеру Оксениггерну, дабы он пресёк происки французов.
— Мы уже говорили с шведским послом в Гааге на эту тему. Но он божится, что, мол, Москва может не опасаться, что-де шведский король к Августу благоприятен.
— Ну посол послом, а Оксенштерну Лефорт пусть напишет официальное письмо. И ещё, свяжись с Данией, склоните её как угодно, хоть «сорочками», не пропускать французские корабли в Балтийское море на помощь де Конти. Что из Вены?
— Из Вены вести хорошие. Евгений Савойский наголову разбил турок при Зенте.
— Как бы не оборотилось это «хорошее» нам к худу. Леопольд отберёт у султана часть Венгрии, Трансильванию и успокоится. Сам же говорил, он готовится к дележу испанского пирога.
— А наш агент из Вены пишет, что австрийцы хотят на Белград идти.