На носовой шпиль[58] корабля был накручен канат, длинный конец которого был выброшен на землю и там уложен в бухту.
Торжественный спуск фрегата «Святые апостолы Пётр и Павел» был назначен на 16 ноября. На торжества явилось всё Великое посольство во главе с Лефортом, и, поскольку последний носил адмиральское звание, Пётр испросил у него разрешения к началу:
— Господин адмирал, позвольте начать спуск?
— Валяйте, — разрешил Лефорт, ещё не очухавшийся после вчерашней пирушки.
— По местам! — скомандовал бомбардир.
И волонтёры с топорами разбежались каждый к своей стойке. Однако у средней стойки никого не оказалось, а возле неё с топором должен был встать Меншиков.
— Где Меншиков? — грозно рявкнул бомбардир.
Волонтёры переглядывались, пожимали плечами: никто не знал, куда делся Алексашка.
— Позвольте мне, господин бомбардир, — вызвался Аргилович.
— Я сам. — Пётр, взяв топор, отправился к средней, основной стойке, поплевал на руки, ухватил крепко топорище. Скомандовал врастяжку: — Внимание-е-е!
И сразу все, стоявшие у стоек, подняли топоры, замерли в замахе.
— Р-руби! — крикнул Пётр и первым вонзил топор в свою стойку.
Засверкали, затюкали топоры, посыпались щепки от стоек. У бомбардира первого, хрустнув, переломилась пополам стойка, и Пётр, пригнувшись, нырнул под днище судна. Одна за одной ломались другие стойки, и рубщики исчезали под днищем, убегая на другую сторону. Корабль начал крениться, удерживаемый на одной ещё не перерубленной стойке. Она трещала, волонтёр, оказавшийся один под нависавшим над ним судном, лихорадочно тюкал топором по зарубу. Казалось, корабль сейчас упадёт на него и раздавит как букашку. Все замерли в ужасе.
Пётр был уже у носа дрожавшего от потери равновесия судна, мгновенно оценив ситуацию, он крикнул:
— Ложись!
В это время стойка наконец хрустнула, и запоздавший рубщик её упал тут же у бревна слипа, прижавшись к земле. А фрегат, наклонившись, заскользил по брёвнам к воде. Ударился об воду, образовав волну, побежавшую по глади залива. Брёвна, по которым только что промчался корабль, подымливали. Из-за одного из них поднялся бледный от испуга замешкавшийся рубщик.
Сам фрегат, разогнавшись при спуске, поплыл от берега, за ним, разматываясь из бухты, убегал в воду канат.
— Держать! — крикнул Пётр, бросаясь к канату и хватаясь за него.
Однако инерция корабля оказалась столь сильной, что едва не свалила Петра с ног. И тут все бросились хвататься за канат. Лишь тогда, когда облепили его как муравьи всем Великим посольством, удалось остановить фрегат и начать подтягивать его к берегу.
И тут на носу фрегата появился Меншиков и, в восторге махая руками, заорал:
— Ур-р-ра-а!
— Ах ты паршивец! — крикнул бомбардир и погрозил ему кулаком, хотя в тоне его не угроза слышалась, а скорее удивление проделке Меншикова.
Захлестнув верёвку за причальную сваю, Пётр крикнул Меншикову:
— Берись за вымбовку[59], бездельник, подтягивайся.
— Есть! — с готовностью отозвался Алексашка и, ухватившись за вымбовку, стал вращать шпиль, накручивая на него канат и этим подтягивая судно к причалу.
Наконец на борт был брошен трап. С корабля по трапу спустился улыбающийся Меншиков.
— Всё в порядке, господин бомбардир.
— Ты что ж это сбежал, чертяка?
— А кто тогда б на шпиль встал? — нашёлся Меншиков.
— Мог бы сказать.
— Тебе скажи, как же. Сам бы туда забрался.
— Ну как? Течи нет?
— Надо посмотреть. Я ж из трюма выскочил, как только он об воду ударился.
Пётр сам поднялся на корабль, спустился вниз, прошёл по трюму, внимательно осматривая днище. Вылез оттуда довольный.
— Сухо.
— Сам смолил, — отвечал с гордостью Меншиков.
Начались поздравления, объятия, рукопожатия.
— Молодец, герр Питер, — обнял Лефорт бомбардира. — За девять недель такого красавца отгрохал. Жаль, не наш он.
— Нами сделан, значит, наш, хотя и будет ходить под голландским флагом. Ему, господин адмирал, и океаны не страшны будут.
Бомбардир не ошибся: фрегат «Пётр и Павел» много лет бороздил моря и океаны, побывав многажды в Ост-Индии и благополучно возвращаясь к родному причалу.
Но пока после спуска на воду предстояло ещё много работы внутри корабля, устройство перегородок, кают, установка рангоута, подгонка такелажа.
И если дома в Воронеже Пётр, как правило, сопровождал каждый спуск корабля хорошим пиршеством прямо на палубе новорождённого, то здесь в Голландии довольствовались скромной выпивкой в харчевне. Возможно, именно потому, что «Пётр и Павел» был «не наш», как сказал Лефорт.
Однако вскоре Пётр был приглашён купцом Яном Тессингом — знакомцем ещё по Архангельску — в его загородный дом на весёлую пирушку. Там было очень много гостей, и не только из голландцев, но и англичан.
И хотя бомбардир был представлен гостям как «хороший русский друг Пётр Михайлов», все знали, кто он в действительности, а потому оказывали всяческое внимание.
Все пили, ели, в меру веселились, один «русский друг», хотя и не отставал в выпивке, однако был несколько задумчив, если не печален.
— О чём грустишь, герр Питер? — спросил его хозяин дома.
— Не обращай на меня внимания, Ян, занимайся гостями.
— А ты разве у меня не гость? Гость, да ещё какой. Самый дорогой. Разве я могу забыть, как ты встретил меня в Архангельске. Тогда ты был весел и говорлив, как весенний ручей. Ну говори же, отчего не весел, может, я смогу чем помочь?
— Да нет, пожалуй, здесь ты не поможешь, — вздохнул Пётр. — Понимаешь, Ян, ехал сюда с мыслью конструировать корабли, познать секреты архитектуры этого искусства. А был всего лишь плотником, таким же, как на своей воронежской верфи. Понимаешь?
— Понимаю, герр Питер, — посочувствовал Тессинг.
— Оттого, брат, и не весело мне. Такую даль волочиться и ничему не научиться.
Разговор этот слышал англичанин, сидевший напротив.
— Прошу прощения, сэр Питер, я слышал о вашей печали. У нас в Англии искусство кораблестроения находится на высочайшем уровне... Вам надо ехать в Англию, и там в короткий срок вы сможете овладеть этим искусством.
— Между прочим, вы не первый говорите мне об этом, — заметил бомбардир, вспомнив недавний разговор с королём Вильгельмом.
— Ну вот. Тогда в чём дело?
Действительно, в чём дело? На руки выдан прекрасный документ, гласящий:
«Настоящий аттестат выдан Петру Михайлову в том, что он был прилежным и разумным плотником на верфи Ост-Индской компании, научился добросовестно выполнять операции кораблестроителя — верчение, долбление, сплочение, связывание, строгание, конопаченье, смоление, а также изучил корабельную архитектуру и черчение планов столь основательно, сколько сами разумеем.
Корабельный мастер Геррит-Клаус Поль».
Но не зря у русских молвится: «На ловца и зверь бежит».
В один прекрасный день примчался к «Петру и Павлу» взволнованный Лефорт, взбежав по трапу наверх, отыскал Петра, оббивавшего свинцовыми пластинами шпигаты.
— Питер, я получил из Англии письмо от маркиза Кармартена, — сообщил он, размахивая бумагой.
— А кто это? — поднялся Пётр.
— Это, как я понял, корабельный конструктор. Послушай, что он пишет мне. «Сэр, наш король Вильгельм Третий, будучи в Голландии и часто беседуя с господином Михайловым, узнав о его горячей любви к мореплаванию, дарит ему только что построенную по моему проекту яхту «Транспорт Ройял». Это судно помимо изящества имеет отличный ход. Уведомьте о сём господина Михайлова и сообщите ему, что я готов порекомендовать и капитана для его яхты».
Лефорт ещё не кончил читать, как оказался в объятиях восторженного бомбардира.
— Франц, — сжал его Пётр так, что затрещали косточки. — Франц, как ты обрадовал меня.
— Питер, ты же меня задушишь. Отпусти. Это не я тебя обрадовал, а король. Изволь его жамкать.
— Надо немедленно отправить человека в Англию, принять подарок.
— Кого бы ты хотел?
— Майора Вейде.
— Отлично. Я думаю, мы ещё поручим ему сообщить от имени государя о нашей победе над турками под Таванью на Днепре.
— Да, да, да, Франц. Обязательно. Вели размножить это сообщение и разослать ко всем высоким дворам Европы.
— И во Францию?
— И во Францию. Пусть проглотят и эту пилюлю.
Перед отправлением Вейде в Англию Пётр сам наставлял его:
— Официально, Адам, ты едешь от Великого посольства сообщить королю о нашей победе и принять подарок. Но постарайся намекнуть Вильгельму о его приглашении, которое он сделал мне перед отъездом. Спроси, осталось ли оно в силе? Да не напугай его, что, мол, со мной явится всё Великое посольство. Только я со слугами. Хорошо?
— Хорошо, господин бомбардир.
— Ну с Богом, Адам. — Пётр перекрестил посланца, похлопал дружески по плечу. — Да не утопи мне яхту.
23Здравствуй, Лондон!
Вейде воротился в конце декабря, приведя две яхты и два сорокапушечных корабля.
— Это все за тобой, господин бомбардир.
— Как? Ты напомнил ему?
— Нет, он сам сказал: я приглашал господина Михайлова к нам в гости, и мы ждём его с нетерпением.
— А корабли?
— Он сказал: это почётный эскорт.
— А моя яхта?
— Твоя стоит на Темзе, и маркиз Кармартен хочет лично вручить её тебе, он же её конструктор.
— Немедленно выходим в море, — загорячился Пётр.
Однако, поразмыслив, понял, что надо всё же кончить фрегат, тем более что там осталось не так много работы. Однако не отказал себе в удовольствии выйти на яхте в залив и походить на ней часа два.
Быстро были закончены отделочные работы на «Петре и Павле». И опять явился Бозе, посланец польского короля Августа, всё с той же просьбой: помочь войсками, поскольку-де Конти не смирился и уже собрал под свои знамёна армию в одиннадцать тысяч человек.