— Именно с рубанком и стамеской я и отдыхаю.
Однажды сэр Эвелин пригласил к себе Петра и представил ему своего друга Джона Перри, с которым они сидели за бутылкой рома. Пётр тут же сходил к себе за бутылкой водки.
— Вот попробуйте моей, собственного изготовления.
Судя по всему, Джон был из мастеровых, Пётр это определил по рукам, а к таким людям он относился с уважением. Разлив водку по стаканам, сам же и предложил тост:
— За наше знакомство, Джон.
Сказал это по-английски и, видимо, с таким акцентом, что невольно развеселил и хозяина и его гостя. Пришлось звать Шафирова.
— Садись, Петро, и переводи. Я что-то такое загнул по-английски, что они вон едва не подавились. Скажи им, что я произнёс тост за знакомство.
— Они говорят, что так и поняли.
— Джон тоже судостроитель? — поинтересовался Пётр.
— Нет, я мастер по шлюзам, — отвечал Перри.
— Как? — едва не поперхнулся Пётр. — По шлюзам?
— Именно так, герр Питер.
— Послушай, Джон, мне позарез нужен мастер по шлюзам. — Пётр даже провёл ладонью по горлу, изображая этот самый «зарез».
Удивительно, он встречал едва ли не каждый день какого-нибудь мастерового — столяра, плотника, кузнеца, часовщика, ювелира — и всё время оказывалось, что каждый ему нужен «позарез».
— Простите, герр Питер, а что же я буду у вас делать?
— Как что? Шлюзы. Я намереваюсь соединить Волгу с Доном в том месте, где они близко подходят друг к другу. Там уже были начаты работы, но, увы, нанятый для строительства полковник Вренкель оказался неспособным и бежал. Всё остановилось. Вы, Перри, как специалист, очень нам подходите.
— Но это так далеко... Волга и Дон, — сказал Перри.
— О, Джон, и это говорите мне вы — англичанин, ваши соотечественники без боязни ходят в Индию. Конечно, это не близко, но я и платить буду в два-три раза больше, чем вы зарабатываете здесь...
— Хорошо, я подумаю, герр Питер.
— Подумайте, Перри. Я скоро вызову сюда генерала, который и заключит с вами договор о найме, и выдаст деньги на дорогу. Подумайте, ведь вы поедете не один, с вами будет много земляков, даже лондонцев.
— Так ещё кто-то едет из наших?
— Да, я уже договорился с многими вашими. Наберётся не менее полусотни. Едет даже профессор ваш.
— Ну что ж, пожалуй, и я соглашусь.
— Тогда давайте выпьем. Нет, нет, моей, моя-то будет покрепче вашей.
Да, посещая музеи, заводы, верфи, склады, полигоны, бомбардир не только осматривал достопримечательности, но находил там людей, готовых ехать в Россию и обучать русских своему ремеслу или искусству. Он записывал их в особый список, где помечал профессию и адрес проживания. Список готовился для Головина, который должен был приехать и как официальное лицо узаконить все эти устные договорённости бомбардира. Одно огорчало Петра: он никак не мог отыскать специалиста по горному делу, о котором в каждом письме напоминал ему Виниус.
Почта Петру шла из Москвы, Амстердама и Берлина.
«Наш агент в Вене сообщает, — писал Головин, — что в Москве престол заняла Софья и уже ворочает из ссылки своего разлюбезного Ваську Голицына[67]».
«Вашего агента в Вене, разлюбезный Фёдор Алексеевич, — отвечал Пётр, — я давно предлагал гнать в шею, а лепш зачислить в сказочники при «всепьянейшем соборе». Мы здесь, слава Богу, все здоровы и при деле. Дни три тому был я в часовой мастерской сэра Карте и, поглядя на сие дело хитрое и тонкое, сел к столу и освоил его, и сэр Карте часами моими был весьма доволен. И хоть собрал я часы знатные, но дело это не по мне, пока сбирал, дыхнуть боялся, чтоб не разлетелись те винтики, которые семя конопляного менее. Однако ж и в сём деле не оплошал. Фёдор Алексеевич, я тут сговорил уж с полсотни мастеров разных, давай приезжай не мешкая для заключения наймов и отправки их в Россию. О деньгах не беспокойся, добудем здесь, как я писал ранее».
Из Берлина пришло письмо от сержанта Преображенского полка Василия Корчмина:
«Господин бомбардир, рад доложить твоей милости, что мы успешно закончили стрельбы из мортир и пушек. Все зело стараются, и не хочу ни на кого возводить напраслину. Ныне вот приступаем к изучению тригонометрии, науки, сказывают, для артиллеристов наиважнейшей. Остаюсь вашей милости раб Васька Корчмин».
Пётр отвечал незамедлительно: «Вельми радостно было мне читать письмо твоё, Василий. Но дивлюсь я, как же Степан Буженинов, будучи неграмотным, осваивает тригонометрию?»
Корчмин отвечал вскоре: «...И я ж про то не ведаю, господин бомбардир, как неграмотный Степан науку одолевает, но мню я, что Бог и слепых просвещает».
Радостно было на сердце бомбардира от таких писем. Прорастал его посев, суля всходы добрые, отчине полезные.
Помимо найма специалистов Пётр закупал, не жалея денег, различные механизмы и приспособления, которых не имелось в России. Всё это загромождало комнаты, но волонтёры терпели. Только когда бомбардир купил и приволок чучело крокодила, даже Меншиков возроптал:
— Мин херц, а на кой хрен нам эта образина?
— Дурак ты, Алексаха, мы будем свою кунсткамеру строить, вот туда и станем сбирать всякие дива. С чего-то ж начинать надо.
— Так они ж, эти твари, у нас и не водятся.
— Тем более, людям интересно будет взглянуть на заморскую диву. И здесь они не водятся, везли аж из Индии. А для чего? Вот то-то.
Меншиков не стал спорить, но постарался подальше запрятать эту «диву», чтоб, упаси Бог, ночью не наткнуться.
28Потехе час
Конечно, инкогнито Петра никого не вводило в Англии в заблуждение. Где бы маркиз Кармартен с ним ни появлялся, все знали, кто этот долговязый парень, но в силу английской сдержанности, а отчасти и островной спеси величали гостя, как ему было угодно: «герр Питер» или «сэр», но никак не выше.
Маркизу не без труда удалось уговорить Петра посетить театр, для чего пришлось сшить новое платье, вполне отвечавшее лондонской моде.
— Боже мой, вы, сэр, затмите всех наших кавалеров! — воскликнул Кармартен, увидев Петра в новом наряде.
Однако Пётр не хотел никого «затмевать», а потому и появился в ложе за минуту до начала спектакля, дабы как можно менее привлекать к себе внимание.
Давали «Укрощение строптивой» Шекспира, и, когда пошёл занавес, маркиз шепнул Петру:
— Хоть посмеёмся от души.
Но смеяться пришлось лишь англичанам, а Петру приходилось напрягаться, дабы со своим скудным запасом английских слов хотя бы догадываться, что там творится вкруг этой строптивой бабёнки, недвусмысленно крутившей бёдрами.
— Ну как? — спросил Кармартен Петра после первого действия. — Понравилось?
— Понравилась, — признался бомбардир.
— Что именно?
— Её задница.
— Нет. Не могу, — ухватился за живот маркиз, стараясь подавить хохот, рвущийся наружу. Кое-как справившись с собой, спросил:
— Хочешь, я тебя ей представлю?
— Как? — насторожился Пётр.
— А просто. Пройдём за кулисы. Это Летиция Кросс, одна из ведущих артисток театра. Уверен, она будет счастлива.
— Нет, пожалуй.
— Но почему?
— Там будет куча ротозеев, а я этого не люблю. Осточертели они мне.
Нечаянное признание высокого гостя об интересующем любого мужчину предмете, пусть высказанное в такой откровенно неприличной форме, несколько озаботило маркиза. С Летицией он близко не был знаком, но вполне осведомлён о её лёгком поведении, что конечно же было весьма кстати.
Чего не сделаешь ради табачной монополии. И маркиз, отправившись к директору театра, уговорил его устроить маскарад, мимоходом намекнув, что в нём будут участвовать и «высокородные особы». Директор не осмелился интересоваться: кто именно? Возможно, король? Поскольку маскарад на то и маскарад, чтоб на нём никто не был узнан. Кармартен сам добился изготовления пригласительных билетов для избранной публики, но главное, боясь не найти среди масок искомую даму, он решил действовать наверняка. Придя в уборную к Кросс, он без обиняков спросил её:
— Мисс Летиция, в какой маске вы намерены выступить в маскараде?
— О-о, — кокетливо повела глазами Кросс, — это тайна, маркиз.
— Видите ли, мисс, вы очень понравились моему другу. И он опасается не найти вас или с кем-то перепутать.
— Да-а? — промурлыкала удовлетворённо актриса, польщённая столь высоким вниманием. Уж кто-кто, а актёры-то знали, с кем маркиз был в ложе на спектакле.
— Я буду в тёмно-вишнёвом домино и вот с этим черепаховым веером в руках.
— Простите, мисс Кросс, но я уверен, этих домино будет ползалы, а черепаховые веера у каждой второй дамы.
— Тогда в чём будете вы?
— Я?
— Да, да, вы, маркиз.
— Но я-то тут при чём?
— А при том, что я, приблизившись к вам, шепну на ушко: «Это я». И вы тут же представите меня его величеству.
— Не вздумайте так назвать его, мисс.
— Почему?
— Вы можете всё дело испортить. Он здесь герр Питер. И если вы назовёте его «величеством», он просто может отвернуться от вас и уйти. Зовите его так, как я его вам представлю. Я буду в тёмном жюстокоре с белой бутоньеркой на отвороте. Впрочем, вы легко найдёте меня возле него, герра Питера ни под какой маской не спрячешь, — усмехнулся Кармартен, — разве что нарядив под Большого Бена.
По дороге на маскарад маркиз обещал Петру:
— Та, которую я тебе порекомендую для танца, и есть та самая Летиция, корма которой тебе приглянулась. Бери на абордаж, она из тех, кто только этого и ждёт.
— Спасибо, маркиз. Плохо, что я по-английски мало нахватался.
— Тю, Питер, не смеши. Что по-русски, что по-английски это делается одинаково.
И оба расхохотались.
Маски их были просты: чёрного бархата повязки с прорезями для глаз. И, однако, даже в столь немудрёной маске бомбардир чувствовал себя защищённым от любопытных глаз. Однако, возвышаясь над всеми едва ли не на целую голову, он не мог скрыться, по-настоящему затеряться в веселящейся толпе. И конечно же стал неким центром внимания прекрасной половины. Перед ним закрутилась карусель маскарадных нарядов, страстных взоров, призывных вздохов, уже не говоря о головокружительном букете запахов. Ясно, что привлечь к себе внимание русского монарха хотелось не одной Кросс.