Сынишка Буслов, носившийся по лесу, прибежал однажды испуганный, сообщил:
— Тату, у ямы нашей какие-то два дядьки ходють, затеей смотрят.
Испугались мужики, друг на друга глядят: что делать? Выроют хлеб злодеи, тогда пропадём все, на грибах да ягодах далеко не уедешь.
— Шо ж вы стоите пнями? — возмутилась Марыся. — Ай не мужики уж? Верить рогатину и топор и айдать.
Схватили — Ясь топор, Иван рогатину окованную, — побежали до ямы, ещё не зная, что делать станут. Не доходя, заслышали разговор негромкий, осторожно прокрались кустами. И верно, ходят двое меж сосен и то там, то тут землю смотрят, одеты оба в казённые зелёные кафтаны. У одного в руке шпага, тыкает он ею в землю, яму ищет. Разговаривают не по-нашему. Значит, шведы.
Переглянулись Иван с Ясем и без слов друг друга понимают: «Что делать?» — «А я знаю?» — «Но ведь сейчас найдут нашу яму». — «Ведомо, найдут». — «А може, Бог пронесёт?» — «Може, и пронесёт».
Бог не пронёс. Наскочили шведы на яму, вскричали радостно. Засмеялись. Тот, который со шпагой, что-то приказал другому, указывая в сторону вески. И тот быстро зашагал туда.
Переглянулись испуганно Ясь с Иваном: «Мы пропали, тот за солдатами пошёл». — «И верно, приведёт их с лопатами, отроют. Что делать?» — «Беги за ним!» — «Зачем?» — «У тебя ж рогатина».
Глянул Иван Серко. И верно, в руках у него рогатина — вилы, которыми всю жизнь сено ворошил, снопы кидал. А тут... Господи, прости.
Ясь толкнул Ивана в плечо: «Скорей догоняй. Ну?»
Исчез Иван Серко. Ясь остался один, смотрит на этого, со шпагой. А тот, сунув её в ножны, стал руками, ногами отгребать с ямы валежник, готовить место для копки. Весело сукиному сыну, песенку под нос мурлычет. Нашёл хлеб чужой и рад. Ишь размурлыкался, что кот возле мяса.
Что ж с ним делать, Господи? Не знает Ясь, хоть и топор в руке держит. Чего уж там, знать-то знает, да боится, это ведь не курицу зарубить — человека.
И вдруг из кустов вылетел Иван Серко, глаза горят, рогатина наперевес да как рявкнет:
— В гору руки, пёс! Ну!
Озверел, видать, селянин от первого убийства, готов и на второе, заоднемя чтоб.
Швед обернулся, увидел рогатину у самой груди, поднял руки. Ясь, откинув топор, подскочил сзади, заломал руки шведу за спину.
— Иван, дай опояску. Свяжем.
— Только не убиваль... Только не убиваль, — залепетал швед.
— Ты гля, по-нашему разумеет, — удивился Иван. — У-у, морда шведская.
— Я не есть шведская морда, — оправдывался пленник. — Я есть капитан Саксе, я попал в плен. — Они меня заставляйт искать клеб. Я есть служиль русский армий Нижегородский полк.
— Свят, свят, — перекрестился Иван, опуская рогатину. — Чуть свово не забил.
«Кажись, поверили, — подумал капитан-предатель Саксе. — Надо радость, радость показать».
— Был бы свой, — сказал Ясь, связывая пленника, — по чужим ямам не лазил бы, да и русская мова у него, як у немца.
— Да, да, — заулыбался Саксе. — Я есть немец, сам царь меня служба звал. Я наш... Я ваш... Я попал плен... Меня заставлял искать клеб.
— Ладно, — сказал Ясь. — Не боись, убивать не станем. Ежели свой, к своим и проводим.
— Да, да, — кивал Саксе. — Это корошо. Я так рад, я так рад.
Но не нравилась Буслу эта «радость», не доверял он ей. Вот когда этот немец обнаружил хлебную яму, вот там была радость, это было видно. А сейчас? Нет. Надо погодить.
Снова заровняли Ясь с Иваном свою яму, присыпали листвой прошлогодней. Исподтишка Ясь посматривал на стоявшего неподалёку пленника, замечал его взгляд бегающий и всё более убеждался: врёт немец проклятый, обманывает, не то на душе у него.
Куда теперь с ним? Тащить к шалашу? А ну как сбежит да шведов приведёт. Да и яму хлебную уже знает, где искать.
Шли они, шли с пленным по лесу. Наконец Бусел остановился:
— Не, Иван, негоже его к нам вести. Негоже. Выдаст он место наше.
— А что делать? Може, забить та втопить в болоте?
— Никс... не надо забить, — взмолился Саксе. — Я не есть выдать. Я есть ваш.
— Будя. Не ной, — перебил его Бусел. — Сказано, не тронем. И молчи. Ты вот что, Иван, добеги до деда Рыгора. Что он присоветует?
— А где он?
— Да здесь, у кривой сосны, он ховается. Повопишь.
Вернулся Серко не скоро, проходил около часа.
— Ну шо? — спросил истомившийся Бусел.
— Дед Рыгор сказал, шо коли не забили у ямы, то водить таперь до наших. Они тут недалече, вёрстах в пяти за гнилым болотом.
— Ну шо ж, твоё счастье, капитан, — сказал Бусел немцу. — Хотел к своим. Идём.
— Вы меня пускай... Я сам иди.
— Э-э, нет. Опять, глядишь, заблукаешь к шведам.
И они пошли. Бусел, хорошо знавший места, шёл впереди, за ним следовал немец, за немцем с рогатиной Иван Серко. Немец нет-нет да начинал проситься:
— Я теперь знайт... я теперь дойду... вы меня пускайт.
И чем настойчивее он просился, тем более уверялся Бусел, что отпускать его нельзя.
Когда после изнурительного и долгого перехода через гнилое болото, где едва не утоп пленник, они выбрались на лесную дорогу, их тут же остановил конный дозор.
— Кто такие?
— Tax мы с Заболотной вески, — сказал Ясь. — Ось шведа словили, но он кажет, шо наш, шо сам государь его в службу брал.
— Наш? — внимательно вгляделся в Саксе один из верховых.
Капитан смутился, развёл руками:
— Я плен, плен попал.
— Ну что ж, коли государь тебя в службу брал, идём, поспрошаем.
И Саксе повели по дороге, и шёл он уже в окружении драгун, и хотя Серко снял с его рук свою опояску, бежать немцу уже было некуда да и невозможно.
Вскоре показался русский лагерь из нескольких десятков шатров, дымили костры, пахло горелой кашей. Дозорные подъехали к самому большому шатру, где стоял часовой с ружьём.
— Скажи там, языка поймали, — сказал драгун.
Шатёр — не дом, не изба, через его парусиновые стены всё слышно. Откинулась полсть, и из шатра, пригнувшись, вышел царь.
— Язык? — спросил он, выпрямившись. — Где? Который?
Выпучил глаза Ясь Бусел, узнав капитана-лекаря. Толкнул локтем Ивана Серко:
— Он... Он, — только и мог сказать.
— Кто он?
— Ну он же, он, — бормотал Бусел.
А между тем Пётр подошёл к капитану Саксе, прищурился:
— Эге, капитан, напомни-ка, где я тебя в службу нанимал?
— В Дрездене, ваше величество, — ответил Саксе, бледнея.
— Видно, мало я тебе платил, что к Карлу переметнулся. А?
— Но, ваше величество, я не сам, я...
— Оставь, капитан, ты знаешь, что ждёт изменника.
— Но, ваше величество, я имею вам важный сообщить секрет. А вы за это...
— Говори, что за секрет у тебя.
— Генерал Левенгаупт идёт из Риги с большим обозом на помощь королю Карлу.
— Я знаю об этом. Знаю. Твоё сообщение не стоит твоей головы, капитан. Эй, молодцы! — окликнул Пётр драгун. — Вон осина при дороге, она давно о сём Иуде плачет.
Саксе упал на колени, взмолился, рыдая:
— Ваше величество, за-ради Девы Марии...
Драгуны соскочили с коней, подхватили Саксе под руки, потащили к осине.
— Кто поймал сего злодея? — спросил Пётр.
— Вот два мужика местных, ваше величество.
— Павел, — окликнул Пётр денщика.
— Я здесь, государь.
— Вели выдать по рублю каждому за старание. Постой, постой. — Пётр остановил вдруг взгляд на Бусле. — Это не тебе ль, часом, я зуб тянул?
— Мне, ваше величество. Мне, — пролепетал Ясь, задохнувшись от волнения и страха.
— Ну. Не болит?
— Нет, ваше величество.
— А жена поправилась?
— Поправилась, ваше величество.
— Ну ин добро, — сказал царь и перевёл взгляд на дорогу, на осину, под которой быстрые драгуны уже прилаживали петлю на шею сомлевшему Саксе.
— Доброе дело сотворили, мужики. Изловили изменника, а мы уж воздадим ему по заслугам его. Аминь.
14Стояние в Старишах
Войдя в Стариши, Карл вынужден был опять остановиться. Лошади были вымотаны тяжёлой дорогой, точнее бездорожьем, а главное, бескормицей. Да и людям требовался хлеб, хлеб, хлеб.
Отряды, снаряжаемые Гилленкроком на поиски хлеба, рыскали по окрестностям, ловили разбегавшихся крестьян, пытали, устраивали им «пляску по небу», вешали одного за другим.
Но не всякий пойманный выдавал шведам место хлебной ямы. Кто оттого, что не ведал таковой, а кто из ненависти к завоевателям, понимая, что всё равно убьют, молчал до конца.
Но для завоевателей явилось полной неожиданностью, когда загнанные в чащобы, лишённые крова крестьяне стали сами нападать на шведов. Стоило какому-нибудь солдату отдалиться по какой нужде от дороги, как его вскоре находили мёртвым. Мало того, и отряды, искавшие хлеб, нередко подвергались нападениям.
— Что за народ! — возмущался король. — В Европе я вешал двух-трёх человек, и сразу все остальные стихали. А здесь? Чем больше виселиц, тем больше непокорства.
— Азиаты, ваше величество. Зверям подобны, — отвечал генерал-квартирмейстер Гилленкрок.
— Ну, Аксель, — обратился к нему Карл, садясь на коня. — Что бы вы могли посоветовать, куда нам дальше двинуть войско?
— Но у вашего величества, надеюсь, есть какие-то намерения, — отвечал Гилленкрок. — Если б я их знал, тогда б, возможно...
— У меня нет никаких намерений, Гилленкрок, — неожиданно усмехнулся король. — Я хотел знать ваши. Подумайте.
Он тронул коня и ускакал проверять аванпосты. Гилленкрок отправился к графу Пиперу.
— Что делать, граф? У короля до сих пор невозможно узнать, куда же наконец мы пойдём.
— Ах, генерал, завтра будет военный совет, и нам с вами необходимо постараться убедить короля сделать разумный выбор.
— Мне кажется, граф, самое разумное будет идти к Могилёву, по моим сведениям, сей повет