6Курляндия
Перед отъездом Петра в Курляндию Лефорт написал герцогу Фридриху Казимиру письмо и вручил его бомбардиру.
— Герр Питер, курляндский герцог мой давний приятель, в письме я сообщаю о своём скором прибытии и, блюдя твоё инкогнито, прошу не оставить вниманием моего посланца урядника Михайлова со товарищи.
— Спасибо, Франц. Я думаю, ты долго не задержишься?
— Выеду следом, как только поставлю всё посольство на колеса.
— Казна остаётся с тобой, Франц, поскольку я забираю Меншикова. Доверь охрану её Сергею Леонтьевичу Бухвостову — это мой первый преображенец, ручаюсь за него как за самого себя.
Взяв свою десятку волонтёров, Пётр переправился через реку, уже очистившуюся ото льда, и направился в Митаву — столицу Курляндского герцогства, где 10 апреля предстал перед Фридрихом Казимиром.
— О-о! — воскликнул он радостно, прочтя письмо. — Вы друг моего друга, герр Питер, значит, и мой друг. Я рад принять вас в своём доме.
После скудного рижского стола у герцога Фридриха волонтёры наконец-то ели досыта, правда, в основном рыбные блюда. Сам герцог дотошно расспрашивал герра Питера:
— Ну, как живёт Франц в России?
— Хорошо живёт. У царя он любимец.
— О-о, это прекрасно.
— Он носит два воинских звания — адмирала и генерала.
— Значит, у царя есть и флот?
— Да. Благодаря флоту, которым командовал Франц Лефорт, царю удалось взять крепость Азов на Азовском море.
— Надо же. Вот тебе и Франц, вот тебе и гуляка, — удивлялся герцог. — Скажу откровенно, герр Питер, я не ожидал от него подобной прыти.
— Почему?
— Ну как? Он прекрасный товарищ, балагур, весельчак, танцор — и вдруг адмирал, да ещё и генерал.
— Вот за это его и любит царь.
— Франц ведь и выпить не дурак.
— Царь тоже далеко не трезвенник, — усмехнулся Пётр, которому вдруг показалось забавным говорить о себе как о постороннем человеке. — Скажу вам откровенно, герр Фридрих, царь настоящий пьяница.
Меншиков, сидевший напротив, поперхнулся от услышанного и едва не подавился. Пётр метнул на него сердито-озорной взгляд, и Алексашка закашлялся, клонясь под стол, дабы подавить смех.
— Хм, — кивнул на него Пётр, — как с голодного мыса, спешит, аж давится. Ешь по-человечески, не аки пёс.
— Прости, господин бомбардир, — явился наконец из-под стола Меншиков, отирая слёзы. — Не в то горло попало.
Великое посольство прибыло в Митаву через день после Петра. Встреча двух старых друзей, герцога и Лефорта, была радостной и тёплой. Застолье обильное и весёлое с изрядным запасом вина. За столом были все послы, и по настоянию великого посла приглашён был и господин бомбардир, который не отставал ни в чём от хозяина и гостей и в питье, и в песнях, и в беседе.
— Нас беспокоит сейчас Польша, — признавался Лефорт герцогу. — Вот-вот выборы, и не дай Бог выберут француза. Тогда мы окажемся в затруднительном положении. Впору назад поворачивать.
— Я им выберу, я им выберу, — молвил угрозливо бомбардир, опоражнивая третью кварту вина.
Герцог покосился с неким удивлением на Петра, взглянул вопросительно на Лефорта, тот махнул рукой.
— Не обращай внимания, Фридрих, мой друг Питер как хватит через край, так и готов в драку с кем угодно.
Таков характер. Он и под Азовом лез со шпагой в самое пекло.
— А вот скажите, герцог, — заговорил бомбардир, гладя в глаза хозяину вполне трезвыми глазами, — отчего это Курляндия не согласилась в своё время на предложение моего... то бишь нашего царя построить у вас русскую гавань?
— Когда это было, герр Питер? — удивился герцог.
— В шестьдесят втором году, при Алексее Михайловиче.
— Охо-хо, — засмеялся герцог. — Тогда меня и на свете ещё не было, герр Питер.
— А вы знаете, что ответили ваши дипломаты?
— Нет. А что?
— Не очень-то вежливо: мол, пристойнее великому государю заводить корабли у Архангельска.
— Согласен, ответ был не очень вежлив. Но разве я могу отвечать сейчас за тех не очень-то умных дипломатов?
— Верно, Фридрих, — поддержал герцога Лефорт. — Ныне Курляндия самый лучший друг России. Верно?
— Точно, Франц. Сколь помню себя, мы всегда испытывали к России самые тёплые чувства. И даже сейчас, если б зашёл разговор о постройке у нас русского порта, я готов вести переговоры. Но ведь шведы ж будут против, они считают Балтийское море своим.
— Нынче нам со шведами ссориться не с руки, — сказал Пётр. — Дай Бог с турками управиться. Чёрное море — вот наша цель ныне.
— Говорят, Франц, ты в фаворе у царя? — спросил герцог.
— Кто говорил?
— А вот герр Питер.
Лефорт быстро взглянул на Петра, подавляя усмешку в углах губ.
— Верно. Царь мне выстроил настоящий дворец в Москве. Пожалуй, поболе твоего будет. В зале враз полтыщи человек могут пировать.
— О-о, я рад за тебя, Франц. Искренне рад. Ты, наверно, и на родину не хочешь ворочаться?
— В Швейцарию?
— Ну да.
— А что мне там делать? В Швейцарии и моря нет, а я всё-таки адмирал. И вот уж двадцать лет служу России. Ей обязан всем, и карьерой, и счастьем. Верно, Питер? — Лефорт подмигнул весело бомбардиру.
— Верно, Франц Яковлевич. Дай Бог нам, грешным, когда-нибудь дослужиться до адмирала.
— Дослужишься, герр Питер. Помяни моё слово.
— Дай Бог нашему теляти вашу корову зьисты, — отвечал Пётр малороссийской присказкой, наливая себе ещё вина.
Глядя на него, герцог с сожалением подумал: «Сопьётся ведь этот «адмирал». А жаль. Парень красавец!»
Вечером, когда собрались укладываться спать и остались одни, Пётр сказал Лефорту:
— Кстати, господин адмирал, я ведь ещё в Архангельске заслужил звание морского офицера. И между прочим, начал с юнги.
— Да? — удивился Лефорт, валясь на кровать. — А почему я не знаю?
— Потому что я не болтаю, как некоторые.
— Ну расскажи же, Питер. Кто ж тебя аттестовал-то?
— Когда я был в Архангельске, — начал рассказывать Пётр, — туда пришёл фрегат под командой капитана Виллемсона. Ну, сам понимаешь, сколь радостно мне было явиться на фрегат. Говорю ему: я хочу пройти все морские должности. Какая самая первая? А он мне отвечает: самая первая каютный юнга, но, мол, это не для вашего возраста, государь. Ничего, говорю, начнём с юнги, командуйте, капитан. Он мне и гаркнул: «Юнга, рюмку водки и трубку капитану!» Я кинулся к буфету, там, слава Богу, нашлась и водка и поднос. Тут я ему и представил на подносе и рюмку, и закуску, и трубку не забыл. Выпил он, крякнул: хорошо, говорит, юнга, перевожу тебя в матросы. Ну я говорю: рад стараться, господин капитан. Командуйте. А он: «Может, хватит на сегодня?» А я: нет, говорю, жду приказа. Он мне командует: «Матрос Питер, убрать грот-бом-брамсель!» А это, скажу я тебе, почти самый верх грот-мачты. Выше только ещё грот-трюмзейль. Но я мигом взлетел по вантам, убрал парус. Спустился. Виллемсон смеётся: «Скажу честно, государь, такого матроса я б хоть сейчас зачислил вахтенным офицером». Так что, Франц, — засмеялся Пётр, — нос очень-то не задирай. Ты-то, как я думаю, под грот-бом-брамсель не лазил.
— Нет. Бог миловал, — смеялся Лефорт. — Не хватало ещё царскому любимцу по вантам бегать.
Они смеялись, вспоминая сегодняшние разговоры в присутствии герцога.
— Слушай, Питер, герцог мой давний друг, и мне как-то неловко дурачить его. Может, всё же сказать ему по секрету, кто ты на самом деле?
— Ладно, скажи, — вздохнул Пётр, — но только после того, как я отъеду из Митавы.
— Но почему, Питер?
— Да не хочу я привязывать к себе ничьего внимания. Мы же договорились в Москве, все лавры сбираешь ты. И даже если скажешь Фридриху, попроси его поменьше болтать. Пока, слава Богу, никто не догадывается и волонтёры с солдатами держат язык за зубами.
— Кому ж захочется твою плеть на себе опробовать.
Они ещё вдвоём выпили несколько бутылок вина и легли спать уже за полночь, что было несвойственно бомбардиру. Но всё равно Пётр проснулся, едва начал брезжить рассвет. Чтоб не разбудить храпевшего Лефорта, тихонько оделся, натянул сапоги и вышел на цыпочках, прикрыв осторожно дверь.
Во дворе за сараем справил малую нужду и, услышав ширканье пилы и стук топора, доносившиеся откуда-то из-за построек, прошёл туда. Там три плотника трудились, обтёсывая брёвна, видимо готовясь из них рубить сруб.
— Доброе утро, — приветствовал их по-немецки Пётр, снимая шляпу.
— Доброе, доброе, — отозвались те.
И когда двое, отложив топоры, взялись за двуручную пилу, Пётр попросил:
— Позвольте-ка мне поразмяться малость? — И взял топор. — Как прикажете отёсывать?
— Квадратом, господин. Брусом.
Пётр выбрал бревно помощнее, взял дручок, накатил его на полено. Встал так, чтоб бревно было у него меж ног, и, поплевав на ладони, начал отёсывать сразу с двух сторон попеременке. Плотники намётанным глазом определили, что-де парень знает дело. Однако едва он прошёл пару футов, как старый плотник предложил:
— Давай-ка, парень, отобьём черту всё же.
— Давай, — согласился Пётр.
Вместе с плотником он натянул на бревне чёрную бечеву, отбили черту с одной стороны, потом — с другой.
— Ну вот теперь легче идти будет. Верно? — молвил старик.
— Верно, дедушка, — согласился Пётр, берясь опять за топор.
Солнце уже высоко поднялось, когда отыскал его Меншиков.
— Мин херц, меня послали тебя искать. Герцог на завтрак зовёт.
— Это бревно я дотешу́, — сказал Пётр плотникам. — Не трогайте его.
— Хорошо, господин, — отвечал старик, с уважением поглядывая на бомбардира.
В тот день Пётр добил-таки бревно, вытесав из него хороший ровный брус. Старик вымерял все стороны, погладил рукой, похвалил: