Интерес Коня был понятен. Миха заявился к нам в этом году, и само собой, Лидочка его поразила. Так было всегда – где бы она ни появлялась впервые, неизменно кого-нибудь контузило. Конь в её присутствии вёл себя как ошалевший волчонок: тявкал и нападал, пытаясь добиться ответной реакции. Сейчас, когда Рубанова стала не вполне собой и прекратила на него злиться, Конь ходил за ней с тихим восторгом, буквально след в след.
Что до меня, то я знал Рубанову с подготовительной группы в детском саду. До того, как она нажила взгляд с поволокой и мысли об отъезде в Европу. И в отличие от Юрика, влюбляться в неё не собирался. Но то, что мы росли в одном дворе и ходили в одну группу, делало Лидочку как бы своей. А своих не бросают.
Дёмина тоже это знала. И в смысле спасения Рубановой у неё были оригинальные соображения.
– Мы должны сходить к маме Рубановой и всё ей рассказать, – объявила Маринка.
Я аж поперхнулся. Я прекрасно знал, чем в таких случаях заканчиваются попытки привлечь взрослых. Они связывают нас по рукам и ногам, а в конце кто-нибудь непременно умирает.
– Может, мать повлияет на Лидочку, когда узнает, – сказала Дёмина без особой надежды.
– Что узнает?! – Я начал выходить из себя. – Что к Лидке припаяли мозг и теперь она на дистанционном управлении?!
Маринка закусила губу. В первом классе она охотно поддержала бы теорию заговора. Мы бы прятались, и выслеживали, и обменивались тайными знаками. Но сейчас… Мы же были такими… Большими. Взрослыми. Мы все читали ужастики, но никто из нас ни на йоту не верил, что человек может стать растением и жрать суперфосфат. Или что зеркало засасывает в другой мир и выплёвывает вместо жертвы отражение. Это, кстати, подошло бы Лидочке и Юрику – их словно пожевали и выплюнули.
– Рубанова сегодня в туалете корвалол пила, – Дёмина смотрела на меня так, как будто ждала объяснений.
– Может, у неё возрастное, как у Юрика. Сердце за ростом не поспевает.
– Так она… – Маринкины брови взлетели. – Она две бутылки выпила. Два, то есть, пузырька.
Понятно теперь, что брякало в кармане у Коня. И Рина, выходит, знала, что это Рубановой поможет, потому что успела на себе опробовать.
– Это же опасно, Сев, так и сердце встанет.
Сердце… Если дальше так пойдёт, скоро их изнутри разъест. Вдруг они пьют всё, что пьётся…? Я пытался вспомнить, чем дома у Юрика чистят ванну. Маринка дёрнула меня за рукав:
– Может, она в какой-нибудь кретинской группе? Ну, где задания выполняют. Там маньяки прикидываются френдами, втираются в доверие, и… вот.
Ну да. И банки с мозгами они носят по заданию. И все, как один, вступили в биологическое братство, откуда командой умников отправятся в светлое будущее. Закалёнными и устойчивыми к холодам…
– Не складывается, – заметил я. – Юрик, прежде чем в такое ввязываться, мне бы рассказал.
– Нельзя же. Это всегда первое задание. Проверка на секретность. Юрик хотел потихоньку до нас достучаться, когда записку передавал. Там же, у маньяков, слежка везде.
– Слушай, вот ты в слежку веришь, а в ядовитый формалин нет.
– Ладно, – признала Дёмина. – Допускаю, что и твоя версия не так плоха. Поэтому ты должен пойти со мной к маме Рубановой.
Классный заход, умеет Дёмина свою линию гнуть.
– Угу, – сказал я. – С чего бы?
– Это же… Типа саморазрушение…
Я представил, как мы расскажем, что Рубанова всосала два пузырька корвалола и… Ничего с ней не случилось. Родители посадят дочурку под домашний арест или вообще переведут на онлайн. И тут она без доступа к химикалиям потихонечку загнётся. Новая Рубанова, или какая-то её часть, нуждалась в нестандартных пищевых добавках.
Но одно дело, когда заражённые пьют воду. И совсем другое – лекарственные препараты в лошадиных дозах. Об этом и правда надо знать взрослым. Только как бы понять, поможет это Лидочке или навредит.
– Я пока не могу, – сказал я Дёминой и двинулся к лестнице.
– А когда сможешь?! – Маринка шла за мной.
– Когда решу, о чём рассказывать и кому. И вообще. – Я замер на верхней ступени и повернулся к Дёминой. Она не успела затормозить, так что мы оказались лицом к лицу. Дёмина отступила и покраснела. Я не нарочно её смутил, просто мне зачем-то хотелось знать, кого ещё она посвятила в секрет Рубановой.
– Почему именно я, Дёмина?! Почему я должен ходить с тобой и что-то кому-то объяснять? Ты не пробовала попросить кого-нибудь постарше? Из седьмых там классов хотя бы?
– Орлов, – Маринка строго посмотрела на меня. – Ты дурачка-то не строй.
Ну да, действительно. Чего ещё я ожидал? Что Дёмина скажет: ты единственный, кому я доверяю?
– Ты единственный… – начала Дёмина, и я обмер, – кому не всё равно.
Тут я совершенно по-дурацки клацнул челюстью и почти застонал от разочарования.
– Если бы не ты, – продолжала Маринка, – я бы тоже внимания не обратила. Кто-нибудь, кроме тебя, вообще заметил, что с Рубановой творится?!
– Рубанова ваша в старом туалете ревёт уже десять минут, – раздался снизу злорадный голос.
В пролёте лестницы стояла Кускова и, прищурившись, ждала моей реакции.
– Ясно, – сказал я как можно спокойнее, пытаясь вспомнить, что могла услышать Олька из нашего разговора. Выходило, что немного, и я выдохнул.
– А чего она ревёт? – уточнил я.
– А того, что я завтра уезжаю, – Кускова победоносно ухмыльнулась. – Меня папа с собой в командировку берёт. А у вас будет тяжёлый день. Ты сообщение от математички видел в новостях? Кстати, чтобы уж совсем по-честному…
Она пошарила в кармане, замахнулась посильнее и швырнула в меня пластиковым прямоугольником. Я почесал пострадавшее ухо, поднял прямоугольник и кивнул Кусковой: принято.
– Теперь доволен? – Она вызывающе вскинула голову. – Не многовато вас у Рубановой защитников?! Я своё слово держу. Надеюсь, и вы никому не расскажете.
– Замётано, – я кивнул. Надо было срочно избавляться от Кусковой. Я видел, что Маринка набрала воздуха, собираясь взять слово. Этого нельзя было допустить. Я выхватил у неё рюкзак и побежал вниз по лестнице с воплями:
– Скорее! За мной!
– Орлов?! – Дёмина бросилась следом.
– Можете не торопиться, – крикнула нам в спины Кускова. – Там Конь на стрёме стоит!
Глава 13. Полёт шмеля
Маринка догнала меня в переходе между столовой и основным корпусом.
– Ты взбесился, Орлов?! – Она пребольно хлопнула меня по спине.
Я взвыл:
– Чего вы все дерётесь?!
Дёмина наступила мне на ногу, и я взвыл ещё раз.
– Ты и Кусковой про Рубанову рассказал? – Пропыхтела Маринка. – Она что, отказалась с тобой излучение обезвреживать?!
– А ты думала, я тебе одной расскажу?!
Я совсем не это хотел сказать. Не понимаю, почему меня понесло, но я дико злился на Дёмину. За её выступление про мою внимательность. Про то, что я единственный, но не так, как мне бы хотелось. А пусть знает, что она тоже… Что я тоже могу… Что не клином свет сошёлся.
– Ты вообще-то… на тебе вообще-то! – вырвалось у меня.
– Что?!
Я хлопнул себя ладонью по лбу. Все эти эмоции очень мешали в решении главной задачи.
– Чего ты там мычишь? – нахмурилась Дёмина.
– Ничего я Кусковой не рассказывал. – Я убрал ладонь с лица и посмотрел на Маринку. – У них с Рубановой свои дела, и ни ты, ни формалин здесь ни при чём.
– Ладно, – Дёмина вдруг тоже успокоилась. Даже уточнять ничего не стала. – Дальше что?
– Дальше пойдем в туалет. Посмотрим на этот охраняемый объект.
– Конь же всё равно никого не пускает.
– А все хотят?
– Не думаю, – Дёмина пожевала губу, – это музыкальный туалет, возле актового зала. Он как переодёвочная, там кабинки заколочены. Миху оттуда по-любому прогонят, у десятых классов репетиция. Его просто затопчут, да и дело с концом.
– Это хорошо. В смысле, репетиция. Мы можем попробовать под шумок избавить Рубанову от мозгов.
Маринка проворчала что-то себе под нос и всё-таки пошла за мной. Мы поднялись мимо спортзала и столовки на площадку с библиотекой и актовым залом. Конь и в самом деле перекрывал подступы к туалету, отгоняя редких ботаников, задержавшихся после уроков. За дверью туалета невероятно печально всхлипывала Рубанова. Миха в ответ робко стучал по косяку и спрашивал:
– Тебе лучше?
– Нет! – отвечала Лидочка жалобным голосом. – Иди без меня.
Конь грустно тряс гривой и никуда не уходил. Не будь я мной, сам бы расплакался. Завидев нас с Дёминой, Миха набычился. Он принял боевую стойку, не забыв при этом отпихнуть с дороги рюкзак. Этот пих ногой меня неприятно удивил. Кнопок мы, значит, уже не боимся. Неужели и банок больше не бережём?
– Миша, – сказал я, – отойди, пожалуйста. Я хочу войти.
Конь на «Мишу», к сожалению, не оторопел, а ведь это я у него перенял. Нарочно запомнил его взрослые замашечки. Только это на Коне не сработало. Зато Маринка округлила глаза:
– Это женский туалет. Может, лучше я?
Лучше-то оно лучше, но я знал, что ни Конь, ни Дёмина Лидочку оттуда не вытащат. И отчего-то мне было не наплевать. Инфицирована Рубанова или нет, она не заслужила своих страданий.
Я мотнул Маринке головой и сделал строгое лицо. Оно должно было выражать опасность. При свете дня среди людей атаковать мозгоносы, конечно, не станут, – что бы они ни затевали, жертва должна быть изолирована. Но лучше всегда помнить, что враг не дремлет. Не знаю, как Маринку, а Коня мой суровый экран явно напряг.
– Не пущу, – предупредил он. – Не твоё собачье дело.
– Было не моё, – признал я. – И зря. Пусти, Миша. Там, в этом туалете, нет воды. Ей там пить нечего. Только время теряем.
Михины уши стали пунцовыми, рот открылся. Вот сейчас я его удивил. Во-первых, тем, что Лидочка застряла не по причинам водонасыщения. Он наверняка думал, что она там пьёт-пьёт, не может напиться. Во-вторых, тем, что я знаю об этой их водохлёбной слабости и больше не собираюсь делать вид, что всё в порядке. Я воспользовался его секундным оцепенением и открыл дверь.