Но далее все происходило без экстрима. Встали рано, и выспавшийся Витюша пришел умыться в их номер спокойный и вежливый. Они позавтракали остатками вчерашнего сала. Гелена предложила своим спутникам угостить их кофе в кафе при отеле. Но Таня-Ира велела ей беречь ТЯЖКО ЗАРАБОТАННЫЕ ДЕНЬГИ и не тратить их на всякую ерунду. А сама вытащила кипятильник, банку растворимого кофе, банку с сахаром и пластиковые стаканы.
Витюша ухарски вел авто, наслаждаясь тем, что хорошо выспался, и тем, что на этих дорогах можно гнать со скоростью сто шестьдесят. А впереди проклятая Польша, где снова нужно будет переходить на девяносто. Таня-Ира тоже была в хорошем настроении, потому как, призналась она Гелене, удалось лишний раз не паскудиться с европейским средним классом. Когда у нас появится средний класс, то и у нас исчезнут всякие паскудства!
— Но вот у них же есть средний класс, и все равно… — возразила Гелена.
— У них это от переедания.
— У них от ПЕРЕедания, а у нас — от НЕДОедания.
— Нет рая на земле, но нет и на небе, — к месту процитировал великого Кобзаря Витюша за рулем.
Больше на общефилософские темы не разговаривали. Гелена молчала. А из тех реплик, которыми семейство с пятилетним стажем обменивалось между собой, Гелена поняла, что Витюша просто не может ехать домой с такой малой добычей. Нужно окупить дорожные издержки. Как только отвезут свою попутчицу в аэропорт, сразу же отправятся на новое дело. У Тани-Иры есть еще один потенциальный жених в одной из стран шенгенской зоны.
— Нам действительно был нужен этот опыт, — сказала Гелена, прощаясь с новыми друзьями, с которыми только что обменялась адресами и телефонами.
— Приезжайте к нам в Бородулин, — хором сказали оба, — если и есть где-то рай — так это у нас, в Бородулине, летом.
В аэропорту скучно и тоскливо, но спокойно и безопасно. Время идет бессовестно медленно, но все-таки идет. Наступила ночь. Гелена не пошла искать отель, дремлет в кожаном кресле в окружении транзитных пассажиров из стран Ближнего и Дальнего Востока. Она время от времени просыпается, чтоб удостовериться, что деньги и сумка с дорогими обновами на месте. А потом снова забывается сном, и неприятные мысли летят к ней сюда, в зал большого международного аэропорта. То она судорожно ждала Тони — почему он не приехал, он же знает, что ее рейс завтра утром. Он должен приехать и объяснить, что с этой бородулинской авантюристкой у него все давно кончено, и любит он только Гелену. А во время следующего забытья думала уже об Артеме и о том, что не позвонила ему ни разу, хоть деньги на телефонную карточку были. Просто сказала точную дату своего возвращения. Пусть ждет. А вдруг с ним что-то случилось? Может, он наложил на себя руки, пока она тут развлекалась? Не каждый может, как этот Витюша, терпеть авантюрный заработок своей жены, который она получает без всяких угрызений совести, — и вполне довольна. Недаром получила по физиономии от Гелены! Да и ту сумму, которую хотела, выкачала из льежского «жениха» именно благодаря ей! Гелена сильно сжала кулаки и зубы и вновь проснулась. Опять проверила, на месте ли деньги. Все на месте. Денег везет домой неожиданно много. Не в деньгах счастье, но без них нет полноты бытия. А сейчас такое время, что, как говорит ее новая подруга Таня-Ира, денег без блядства не заработаешь.
Настало раннее утро. Объявили посадку. Гелена увидела на регистрации других стажеров, которые с ней поздоровались. Ее сумка уехала по ленте багажа. Если б не та бородулинская лахудра, Тони сейчас провожал бы ее до паспортного контроля, а перед этим они бы долго сидели рядом, сжимая руки друг друга. Но, наверное, так оно лучше, подумала Гелена, плывя по движущемуся полу бесконечного коридора, который выходил к терминалам, возле которых стояли самолеты. Теперь хотя бы не надо думать, что именно врать Артему и куда прятать Тони, если тот приедет. Антониус не приедет, и Таня-Ира тоже к нему не поедет. Только бы с Артемом все было в порядке. Господи, только бы у него все было хорошо…
Артем встретил Гелену в Борисполе. Он отметил новый роскошный костюм, в котором она вышла к нему из раздвигающихся дверей. Всю дорогу в такси ехали молча, потому что сказать друг другу могли только очень значимые слова, которые не скажешь в присутствии хмурого водителя. Артем сжимал ее руку, и она ее не отнимала, и они молчали, и молчалось им легко.
Артем не позволил Гелене расплатиться с таксистом. Они поднялись к себе.
— Ты голодна?
— Я ела в самолете. На международных рейсах хорошо кормят…
— Я знаю. Но все-таки я кое-что для тебя приготовил.
В гостиной накрыт стол. Вино, бокалы, закуски. Артем наблюдает за реакцией Гелены. Господи, она, кажется, даже скрывает слезы. Садится за стол в дорожной одежде, хотя, обычно, с дороги прежде всего хочется пойти в душ. Артем садится напротив.
— Вина?
— Откуда у тебя деньги?
— Две из моих песен купил один театр для нового спектакля. Расплатились сразу. Это не бог знает сколько, но будут и другие заказы, а еще я устроился в тот же театр работником сцены. Опять же не бог знает что. Но все же кое-что… мы с сыном выучили одну песню дуэтом. Сегодня вечером споем ее для тебя… Экспедиций больше нет, но надо как-то жить.
— Да… надо… — тихо сказала Гелена, вспоминая, что вчера она неоднократно слышала эти слова от бородулинского семейства.
— Тебя долго не было. Я тебя ждал. Когда тебя не было рядом, я понял, что должен встретить тебя… Наверное, мне был нужен этот опыт… — закончил он и сразу поменял тему. — Как тебе ездилось, Гелена?
Она вздрогнула. А потом все же заговорила:
— Будто ты не слышал от друзей и знакомых, что такое заграничная стажировка? Месяц оплаченного безделья и полное выпадение из обычной жизни.
— Стихи — это тоже выпадение из обычной жизни…
— Ты можешь издать свои стихи. У меня есть деньги. — Гелена вытащила из кошелька новенькие зеленые купюры, которые позавчера вечером получила от Антониуса ван Ремера.
— Зачем ты хочешь пустить эти деньги… на ветер? Ты же их заработала. Тебе столько всего нужно!
— Это не те деньги, на которые можно жить. Я их не заработала, а… можно сказать… выиграла в какую-то дикую лотерею. Помнишь те деньги, которые ты когда-то привозил из экспедиций?
— Полевые? Которые экономил и под которые писал фальшивые отчеты? Как их забудешь?
— Так разве на них можно было что-нибудь купить? Мебель или хоть шторы на окна? Их можно было только пропить, прогулять, пустить на ветер. Так и эти деньги. Их можно только пустить на ветер. Или на стихи.
— Спасибо, Гелена, не представляю, где ты могла их взять…
— Могу лишь сказать, что не украла.
— И они, если ты так решила, будут оправданы.
— Дай Боже.
— Потому что каждая строчка стихов посвящена тебе…
Без мужика
Мир, в котором мы живем, создан мужчинами. Они строили его для себя и, не считаясь с женщинами, установили свои законы, развязали войны, придумали способы и аппараты подавления и удушения. Женщины же вынуждены жить по негуманным законам, которые им навязали мужчины. Это правда. Но не вся. Лишь так называемая «сермяжная истина», которая не может трансформироваться в настоящую правду. В мире, построенном мужчинами и для мужчин, есть еще немаловажный, чисто женский филиал, государство в государстве, по законам которого живет немереное количество женщин. Женщины организовали его для себя и установили свои законы. Это мир, куда, по возможности, не пускают мужчин и откуда к ним тоже не отпускают.
Ты родом именно из такого мира. Именно в нем всегда принимались самые существенные для тебя решения, хоть женщины, как говорят феминистки, якобы не допущены к сфере принятия решений. Для нас мир мужчин существовал где-то очень далеко. Да, на праздники на каждом столбе вывешивали портреты старых дебильных «вождей» — сплошь мужчины… Но нам до них не было никакого дела, и им до нас — тоже. Мы никоим образом не касались большого мира, где правят мужчины. Воспитательницы в детских садиках, учительницы в школах, врачихи в поликлиниках, продавщицы в магазинах и аптеках — все это женщины, женщины, женщины. Умные и не очень, квалифицированные и не очень, милые и не очень. С ними, и только с ними, приходилось жить и выстраивать отношения.
А дальше мы и не заглядывали. Возможно, одним из главных неписаных законов нашего женского мира было — не переться в «элиты». Ни в партийную, ни в творческую, ни даже в научную. Потому что там нельзя без мужика. А мы, «хоть и зачуханные, но честные и живем своим интеллигентским филиалом БЕЗ МУЖИКА»!
— Не дай тебе бог выйти замуж за профессорского сыночка! Использует, унизит и выбросит прочь! — говорит мама. Она начинает это говорить лет за пятнадцать до того, как проблема выбора партнера станет для тебя актуальной. Как быть, если «сыночек» окажется генеральским, партийным, завмагазинным или из творческой среды, тебя даже не инструктируют — такое с тобой не может приключиться по определению. Должно избегать сыновей не только тех, кто находится на верхних ступенях советской иерархии, но и сынов экзотических народов СССР — грузин, узбеков, евреев.
И вообще, мужчины даже твоего социального уровня, даже одной с тобой крови — это, как правило, большое зло, с которым нам не дано справиться. «Когда выходишь замуж, нужно смотреть, с кем будешь разводиться» — гениальная фраза, которую ты слышишь начиная с самого детства. Хорошо, если сразу после рождения ребенка мужик исчезнет, — чтоб не мотал нервы. Но есть ужасные экземпляры, с которыми и жить невозможно, и развестись проблема.
Мужики — это зло. Мужики — это горе. Жизнь в одиночестве — не мед, но надежная гарантия от синяков под глазами и абортов.
В женском монастыре приблизительно с таким уставом прошли твое отрочество и юность. Вокруг тебя — осточертевшие стены однокомнатной квартиры, где толчетесь вы трое — ты, мама и бабушка. Три бабы. Три бабы без мужика. Бабушка всегда дома. Тебе говорят, что в этом твое счастье. Она и накормит, и проконтролирует. Следит, чтобы ты не прятала «Яму» Куприна под учебник геометрии. Чтоб не рисовала голых девиц и не приобщалась тайком к вульгарному, губительному, но такому притягательному миру косметики.