– Сколько? – спросил Эрбрехен.
– Два, если не считать вот этого, – ответил один из тех, кто держал отбивавшегося подростка.
– У нас сегодня особая гостья, – Эрбрехен махнул рукой в сторону Гехирн, – и двоих будет мало.
Четверо продолжали бодро пинать подростка до тех пор, пока тот не перестал двигаться.
Гехирн рассеянно наблюдала, как то тело добавили к куче остальных. Ей стало еще любопытнее, когда двое мужчин, более крепких и упитанных, чем остальные, взяли ржавые мачете и разрубили три трупа на удобные куски, а потом раскололи черепа и вытащили мозг. Стайка малолетних детей, за которыми не присматривали никакие родители, начала драться друг с другом за кишки и другие внутренние органы. Они хватали их и пожирали сырыми. Собрали сердца, печени и почки, отложили в сторону.
Пока одна группа снова складывала и разжигала костер, другая занималась притащенными трупами, с которых срезали мясо и нарубали его на куски поменьше. Трое приволокли откуда-то огромный котел и поставили его над костром на шатком треножнике, добавили порубленное мясо и кучку жалкого вида корешков в котел, влили несколько ведер воды. Внутренние органы поместили в горшок поменьше, вместе с овощами, и залили ведром жидкости – то ли красного вина, то ли крови.
Когда Гехирн стала понимать, что она видит, на мгновение ее затошнило. Но все равно ее голодный желудок ожидающе заурчал.
Эрбрехен махнул тучной рукой, будто пытаясь похлопать Гехирн по спине.
– Если хочешь, я поделюсь с тобой тушеными внутренностями. Мои зубы не справляются с жестким мясом. – Он заговорщически подмигнул Гехирн. – Как бы то ни было, это и самые лучшие части.
Волна благодарности накрыла Гехирн, смыв всякие сомнения.
– Спасибо.
«Он разделяет со мной трапезу. Значит ли это, что он меня любит?» В тех немногих романтических спектаклях, которые ей довелось видеть, влюбленные часто делились друг с другом едой, выбирали кусочки повкуснее и пальцами отправляли их друг другу в рот. Попробует ли Эрбрехен покормить таким образом ее? Маловероятно. Он и до собственного рта едва может дотянуться.
Лицо Эрбрехена стало по-детски серьезным, как будто он увидел что-то подозрительное и обдумывал, стоит ли это положить в рот.
– Говорят, когда мы умираем, наши души уходят в Послесмертие, где мы продолжаем жить. Это шанс на искупление для тех, кому оно необходимо. Для тех, кто не рожден искупленным. Но я понял то, что мало кто осознает: душа обитает не в мозге, как многие считают, а сосредоточена в сердце и других внутренних органах. – Эрбрехен жадно облизал губы. – Съесть органы человека – значит поглотить его душу. Каждая съеденная мной душа помогает мне наращивать силы, а съел я уже сотни душ. – Эрбрехен жестом подозвал Гехирн поближе и прошептал, сверкая глазами: – Я же не глуп. Мне известна древняя аксиома о том, что, когда гайстескранкен достигает вершины могущества, он погибает от собственных иллюзий. Но представь, что это не обязательно так. Представь, что мы можем накапливать могущество и при этом держать под контролем наши заблуждения. Этим я и поделюсь с тобой. Съешь душу вменяемого человека – и обретешь его силу духа. Поедаешь и перевариваешь немного его здравомыслия, тем самым получая то, чего тебе недоставало. – Эрбрехен наблюдал за тем, как толпа занимается приготовлением тушеного человеческого мяса. – Распоследний из этих жалких людишек более психически здоров, чем ты и я. – Он рассмеялся, трясясь всем телом. – Твоя сила огромна, и скоро твои иллюзии сожгут тебя. Тебе никогда не случится съесть душу более неуравновешенную, чем твоя собственная, о мой пламенный друг.
В сознании Гехирн замелькало множество открывшихся ей возможностей. Каждый гайстескранкен понимал, что однажды его иллюзии станут его погибелью. До нее доходили слухи, что гайстескранкен можно вылечить, но при этом он всегда лишался своего могущества. Кто же добровольно откажется именно от того, что делает его особенными, лишь ради того, чтобы прожить дополнительно несколько лет, скучая в состоянии нормального человека?
Эрбрехен говорил ей, что можно получить отсрочку. Гехирн постаралась представить – и это было нелегко, – каково было бы наращивать могущество и при этом не терзаться омрачавшей каждое мгновение ее жизни мыслью о предстоящей мучительной смерти.
– Никогда о таком не слыхала, – сказала Гехирн. – Неужели это правда? Я… не могу поверить.
Уголков влажных губ Эрбрехена коснулась улыбка.
– Достаточно уже того, что в это верю я. Ты знаешь, что это правда.
И Гехирн действительно это знала. Сила убеждений Эрбрехена не допускала никакой возможности с ним не согласиться. Заблуждениями этого жирного человека определялось то, каким является мир вокруг него.
Гехирн, у которой глаза стали круглыми от удивления, оставалось лишь согласиться с ним. Это был самый восхитительный подарок, который ей случалось получать. «Он действительно меня любит! Для него невыносима мысль о том, чтобы жить без меня».
– Для меня будет честью разделить с тобой это блюдо. Я отблагодарю тебя за твой подарок, хотя не знаю как.
– Ты уже это сделала. Преподнесла мне два подарка. У меня никогда прежде не было друга-хассебранда, и я благодарен тебе за эту дружбу. Но, кроме того, ты подарила мне самое ценное: подарила мне будущее.
– Будущее? – удивилась Гехирн.
– Этот Кёниг Фюример создает бога, но ребенок еще не Вознесся. Мы возьмем этого ребенка к себе, и он будет любить меня и поклоняться мне, он должен будет это делать, как и все остальные. И тогда мы поможем ему Вознестись. Представь себе, каково тому, кого любит и кому поклоняется бог! – воскликнул Эрбрехен. – Конечно, тот человек, которому бог поклоняется, сам станет богом.
Она немедленно представила себе это. Эрбрехен прав. Но старые боги попытаются померяться с ним силами. Такая мысль ее все же не встревожила. Если он будет богом, то она – подруга бога. Возможно, даже больше, чем подруга. И она сожжет всех, кто пожелает причинить зло ее любимому.
«Я сожгу богов».
Эрбрехен любит ее. Он не проявлял ни малой толики от того слабо скрытого отвращения, которое Гехирн замечала у Кёнига. Когда она говорила, он слушал ее с безраздельным вниманием. Он задавал вопросы, выслушивал ее ответы, а Гехирн казалось, что ее сердце готово разорваться от радости.
Гехирн и Эрбрехен сидели и беседовали, пожирая тушеные внутренности, при этом Эрбрехен старался съесть как можно больше. Все в лагере суетливо собирались в путь: друзья Эрбрехена готовились пуститься вслед тем троим, которых Гехирн хотела нагнать на пути в Зельбстхас. Если они поймают агентов Ванфор, то те, как Эрбрехен был уверен, обязательно присоединятся к небольшому лагерю его друзей.
Эрбрехен, как узнала Гехирн, много лет избегал крупных городов и поселений, опасаясь, что верования многочисленных психически здоровых жителей могут взять верх над его силой гефаргайста. Хассебранд не вполне поняла, что именно подтолкнуло Эрбрехена отказаться от своих правил. Возможно, этот гефаргайст познал глубокое отчаяние, о котором он предпочитал не рассказывать. Гехирн вполне это понимала; ее собственные опасения росли вместе с ее могуществом. Хотя возможности Эрбрехена были более очевидны, притягивая внимание, как яркие одежды, Гехирн знала, что и Кёнига нельзя недооценивать. Верховный жрец Геборене действовал тонко и был опасен, как притаившаяся гадюка.
– Заполучить ребенка из Зельбстхаса будет трудно, – начала Гехирн, не зная, как подойти к деликатной теме.
Эрбрехен пожал плечами, отчего по всему его телу пошла рябь, прекратившаяся лишь минуты через две.
– Думаю, что нет. Трое агентов Ванфор уже собираются захватить этого ребенка. Если мы поймаем их прежде, они будут рады привести его ко мне, как только поймут, что я этого хочу. Если же так не получится, то мы заберем у них ребенка после. – Он поковырял в зубах и плюнул на ближайшего к нему человека из своего исхудавшего окружения; это оказалась женщина средних лет, которая, сияя от благодарности, залопотала «спасибо» и поспешила показать остальным, какой густой и мокрой награды ее удостоили. Гехирн хотелось ее сжечь и посмотреть, как развеет ветерок всю ее сущность: кожу и кости, надежды и мечты.
Глава 14
Истории не могут быть мрачнее, чем тот, кто их рассказывает.
С каждым шагом Лауниша Бедект чувствовал очередной толчок глухой боли в черепе и суставах. Спина у него болела так, как будто он неделями тащил на себе тяжелый груз. Локти и плечи тоже отзывались, словно он весь день поднимал огромные булыжники над головой. Ему казалось, что его колени никогда больше не выпрямятся. Бедект чувствовал, как в голове у него все напряглось и он вот-вот чихнет, и он отвернулся, чтобы не забрызгать соплями Лауниша. «Пусть лучше достанется Вихтиху». Чихнуть не получилось. В голове нарастало давление изнутри.
«Как хреново стареть». Он вспомнил Вютенда Альтена, седовласого бойца, вместе с которым он сражался в битве при Зиннлосе, между кланом Аусайнандеров и кланом с горы Зайгер. Вютенд любил повторять: «Если можешь, постарайся не стареть». В то время Бедект думал, что это шутка на тему того, чтобы подольше оставаться молодым, но теперь он осознал в этих словах иной смысл. Вютенду следовало сказать: «Умри, пока не состарился».
Бедекту хотелось бы знать, последовал ли этот воин собственному совету. Их пути разошлись, когда гайстескранкен Зайгер сорвалась и ее иллюзии разрушили городские стены.
Увидев впереди еще одно поселение, Бедект перестал думать о прошлом. Каждая новая деревня на их пути выглядела более зажиточной, чем предыдущая, и Бедект, наблюдая за этим, испытывал все более сильную тревогу. Он понимал, что уже бывал в этих местах, но никак не мог до конца поверить, что такие богатые края, с пышной зеленью, некогда были нищим Зельбстхасом из его воспоминаний. Способны ли убеждения человечества до такой степени менять мир? Ему было страшно задумываться о подобной возможности. Если Геборене Дамонен сумели так значительно повлиять на сознание и веру обычных жителей, то Бедект что-то засомневался относительно того, что хотел бы оказаться там, где сосредоточено все могущество этой секты. Засомневался? Нет, он