– Здесь не найти искупления. – Он поднял руку, и Фольк помог ему встать на ноги. Вихтих внимательно осмотрел землю. Нигде не видно его мечей. – Я умер без оружия в руках. – Он усмехнулся с отвращением и досадой. Нет сомнения, Бедект – трусливая сволочь, бросившая его в беде, – сочтет это очень забавным. – Но, по крайней мере, мои сапоги остались у меня на ногах. – Вихтих заметил, что у Фолька есть меч отличной работы. – Так что же. Ты будешь служить мне, по крайней мере до момента, пока здесь не окажется Массе?
– Это почти не имеет значения, – пробормотал Фольк, – ведь вы будете служить ему.
«Зачем уже сейчас беспокоиться о том, что произойдет только потом?»
– Отлично. Отдай мне свой клинок.
Глава 32
Мои руки взбунтовались, не желая держать перо; им хотелось бы, чтобы их кто-то нежно покусывал. Мои глаза взбунтовались, отказываясь глядеть на пергамент; им хотелось видеть хорошеньких мальчиков. Моя задница взбунтовалась, не желая, чтобы я сидел за столом; ей хотелось сидеть в высокой траве. Если дела и дальше так пойдут, мне никогда не закончить моей новой книги.
Штелен целый час бродила по улицам Найдриха, останавливалась у каждой таверны, осматривала ее снаружи и шла дальше. Она решила, что нет смысла заходить внутрь, пока она не найдет именно то заведение, в котором он может оказаться. Она не задавалась вопросом, как ей это удастся понять, – просто знала, что так будет. Клептики такие – если чего захотят, их не остановишь.
По виду «Феротунг» можно было решить, что здание вот-вот рухнет: окна грубо заколочены покоробившимися досками, которые, казалось, стащили с какого-нибудь старого затонувшего корабля, выброшенного на берег. Восточная стена пугающим образом накренилась внутрь, из многочисленных прорех в крыше сочился густой дым, подсвеченный горевшими внутри фонарями, так что казалось, что к небу поднимаются легкие столбы из золотой пыли.
Штелен встала, прислушиваясь к голосам, доносившимся из таверны. Мелкие глупые людишки спорили и обсуждали свои мелкие глупые жизнишки, и их голоса то становились громче, доходя до отчаянного крика, то стихали, переполненные оглушительным страхом. Если Найдрих – заляпанная нечистотами бочка, то «Феротунг Лох» – самое ее донышко. «То, что надо». Штелен, пусть и не слышала низкого голоса Бедекта, поняла, что нашла то самое место, где он был.
Но она не торопилась войти. Нужно будет обращаться со стариком поосторожнее. Он, когда выпьет, бывает ужасно злобным и дерется. Да нет, она не тревожится, – сказала она самой себе, – она просто не хочет его поранить, сделать ему больнее, чем это будет необходимо. Штелен тихо усмехнулась. «Планировать такую простую задачу, когда надо забрать пьяного старика и увести с собой?» Это она явно у Бедекта набралась.
С десяток чумазых физиономий повернулось в ее сторону, когда она вошла в таверну. Только один человек не среагировал, и она узнала его широкую спину. Бедект. Без своего тяжелого топора он выглядел будто раздетым.
На мгновение воцарилась тишина.
– А, привет, деваха. – Сидевший ближе всех оскалился и подался вперед, вскинув лохматые брови.
У Штелен растопырились ноздри, и она разочек ударила этого типа, сломав ему нос. Зубов у него и раньше было немного, а теперь и оставшиеся, будто разбегающиеся по углам тараканы, разлетелись по полу. Мужичок повалился со стула спиной вперед, и голова его с полым стуком треснулась о каменный пол. Остальные посетители разумно потеряли к вошедшей всякий интерес и вернулись к своему делу, которое состояло в том, чтобы пить без продыху, пока не упадешь замертво.
Хотя Штелен подошла к Бедекту сзади, он выдвинул для нее из-под стола стул. Каким-то образом он понял, что это она пришла. Сидя за столом напротив него – старая привычка, так каждый следит, что у другого делается за спиной, – Штелен ждала, когда Бедект заговорит. Какое-то время он не обращал на нее внимания, уставившись в толстую глиняную кружку, которую сжимал тем немногим, что осталось от его левой руки. Другую, целую, руку он, как всегда, оставил свободной, чтобы в случае чего выхватить оружие.
– Ты все-таки жива, – пробормотал Бедект в собственную кружку.
– А как же. – Она махнула трактирщику, чтобы принес ей эля.
– Ты нас бросила, – осуждающе пробормотал он.
– Я вас не бросала, – ответила Штелен, хотя, конечно, тогда она подумывала сделать именно это.
Бедект фыркнул:
– Я тебя там не видел. Вихтих… Я тогда обернулся. Там же было…
– Ты не заметил клептика, – саркастически перебила его она. – Чудеса, да и только.
– … там же было не выжить. Вихтих мертв.
– Ты сделал то, что сделал бы Вихтих, – сказала она. – Будь он поумнее.
Трактирщик бухнул на стол перед Штелен деревянную кружку и поспешил скрыться на кухне как в самом безопасном месте. Штелен смотрела на желтые и черные крошки, плававшие у нее в эле. Кто-то погрыз край кружки, оставив зазубрины.
Она отпила большой глоток.
– Какая гадость.
Бедект наконец поднял взгляд и всего лишь на секунду встретился с ней глазами.
– Продолжай пить.
– А что, так он становится лучше?
– Нет.
– Ну и ладно. – Повинуясь внезапному порыву, она протянула руку через стол и положила ее поверх левой руки Бедекта, в которой он все так же сжимал кружку. Рука напряглась, но не отдернулась. – Вихтих – с мальчиком. Я нашла для нас новую гостиницу. Твой дурацкий топор сейчас там.
– Вихтих жив?
– В общем, нет. – Бедект будто осел от этих слов. – Но мальчик уже оживил кота, а коты гораздо умнее фехтовальщиков. Вернуть Вихтиха к жизни будет несложно.
Бедект с разинутым ртом смотрел на нее.
– Но как ты…
– Териантропы мертвы.
– Ты убила…
Плюнув на стол, она перебила Бедекта:
– Невелика хитрость. – Штелен нахмурилась. – Почему это все так носятся с этим Вихтихом? Он умер еще до того, как началось хоть что-то интересное. – Она фыркнула. – В моих глазах он эту оплошность никогда не сможет искупить.
Целой рукой Бедект ухватился за стол. Комната завертелась, медленно стал наклоняться горизонт, очерченный в его сужающемся поле зрения.
Почему он так и не убрал руку, которую до сих пор держала Штелен? Рука бы ему пригодилась. Он не мог пить, пока ее пальцы лежали на его руке, но если другой рукой отпустить стол, то есть риск рухнуть на пол. Связно излагать свои мысли ему сейчас было очень трудно.
– Мертвым не требуется. Искупать. Оплошности. – Вышло почти то, что он и собирался сказать.
– Ты, как всегда, смотришь на вещи философски. – Штелен махнула рукой, чтобы принесли кружку эля, и трактирщик пришел с двумя. Бедект испуганно охнул. Она убрала руку, напоследок сжав его кисть. – Допивай, тебе это пойдет на пользу.
Бедект пронаблюдал, как Штелен одну за другой осушила шесть кружек, пока сам он сидел с единственной, да еще старался не наблевать и не свалиться со стула.
Ей действительно безразлично, что он ее бросил одну, или это просто напыщенная поза? Он не мог решить. Он не мог даже решить, какой из этих вариантов ему нравится больше. Что лучше – что она обижена на него за предательство или что она сочла его бегство совершенно разумной реакцией на сложившиеся обстоятельства? Если ей действительно безразлично, то это означает, что она от него ничего не ждет, и это было бы мудро. Но это также означает, что он не должен рассчитывать, что она будет рядом в тот момент, когда ему это будет действительно нужно.
«Если ей все равно, то я не могу ей доверять. Подожди-ка». Когда он вообще доверял ей?
Бедект рассеянно слушал болтовню Штелен, которая хвасталась, как убила девушку-териантропа, которая так и не заметила, что Штелен все это время стояла у нее за спиной. Если не считать ее перепалок с Вихтихом, Бедект никогда не слышал, чтобы Штелен так много болтала. От мыслей о молодом фехтовальщике в его груди пробуждалось чувство вины, которое он изо всех сил старался подавить.
«Проклятый гефаргайст. Да они все чертовы пиявки, все до единого». Прицепятся к тебе, повиснут и присосутся к твоей душе, и ты так никогда и не поймешь, что их дружеские объятья похожи на колючую проволоку. Но понимание того, что Вихтих – гефаргайст, не помогло. Как могло случиться, что неотесанный дебил оказался таким благородным? Может, явная бесхитростность Вихтиха и была его хитрой уловкой?
Бедект, у которого перед глазами все плыло, прищурившись, посмотрел на Штелен.
– Ты злишься, что я убежал? – спросил он, прервав ее рассказ о том, какое чувство она испытала, когда нож так идеально вошел меж позвонков, что даже не царапнул по кости.
Желтые зубы клацнули – ее рот захлопнулся на полуслове, – и вот она уже смотрела на него с раздувающимися ноздрями.
– Тебе не все равно, что я думаю?
Бедект взял кружку, чтобы выиграть время, и обнаружил, что эля не осталось.
– У меня ничего не осталось, все пусто.
– И я чувствую то же самое, – грустно сказала она. – Так хочется чего-то большего.
«Сейчас она, наверное, уже не об эле говорит?» Как же трудно ему выразить словами разумный вопрос.
– Чего?
– Чего-то не хватает. Ты тоже это чувствуешь. – Она замолчала и снова положила руку на половинку его руки. Ее крепкие пальцы ласкали толстые хребты шрама на месте его отрубленных пальцев. – Ты бы предпочел, чтобы я злилась на тебя за то, что ты нас бросил, или…
– Я думал, что ты уже убежала.
– … или тебе бы больше понравилось, если бы мне твое поведение было безразлично?
Бедекту очень хотелось, чтобы пивной зал прекратил вот так неторопливо вращаться вокруг. Почему она не отвечает на его вопрос, черт возьми? Так ей плевать, что он тогда убежал, или нет?
Он решил не обращать внимания на ее вопросы и повторить попытку.
– Так тебе безразлично или нет то, что сделал я?
– А тебе бы хотелось, чтобы мне было не безразлично?