Морген наблюдал за Вихтихом, который вел себя все более и более беспокойно. Некоторое время фехтовальщик забавлял себя спорами с воображаемыми Бедектом и Штелен, обнаруживая неотразимое остроумие (иногда с третьей попытки) и потрясая противников в споре своим интеллектом. Затем он начал перепалку с самим собой, в которой почему-то проиграл, после чего снова притих и погрузился в уныние. Выругавшись себе под нос на Бедекта и Штелен за то, что оставили его здесь одного, он наконец улегся и свернулся калачиком в спальном мешке. Через несколько секунд он уже негромко похрапывал, и сон его был как у невинного младенца. «Или как у человека, неспособного испытывать чувство вины», – подумал Морген.
Когда дыхание Вихтиха замедлилось, мальчик выполз из спального мешка и тихонько подобрался к торбе Штелен. Он знал, что нужная ему вещь именно там; пляшущие язычки пламени все ему показали. Вихтих дышал по-прежнему глубоко. Всего за несколько секунд Морген нашел то, что искал. Тише дыхания змеи выскользнул смазанный нож из ножен. Этот клинок воплощал в себе Штелен. Узкое лезвие, острое, как бритва, и очень опасное. Нож поблескивал, безупречно совершенный. Ни одного пятнышка не было видно на клинке. Он легко лежал в руке, готовый совершить быстрый удар. Мальчик представлял себе его потяжелее: ему казалось, что вещь, несущая в себе такую неотвратимость, должна весить больше.
Несколько минут Морген наблюдал за тем, как дышит Вихтих. Должно ли произойти именно то, что он собирается сделать? Уверен ли он в этом?
У него даже не было уверенности в том, что существует некая предначертанность грядущих событий. То будущее, которое виделось ему мгновенными проблесками, – было ли оно определенным, будто высеченным в камне? Оно, конечно, таким казалось. Морген пожалел, что Ауфшлаг не успел научить его многим другим умениям могущественных гайстес-кранкен, которые ему следовало освоить. Возможно, ученый Геборене стремился каким-то образом его защитить, оставляя в неведении? Или Ауфшлаг просто не знал… или были на то темные причины?
«Теперь ты всегда ищешь скрытую истину, верно?» Но то, что пришло Моргену в голову, слишком многое могло бы объяснить. Он не мог отрицать, что его держали в неведении относительно вещей, которые в иных обстоятельствах он наверняка узнал бы. Насколько все могло бы пойти иначе, если бы он умел сомневаться? Если бы он раньше научился не доверять, то, возможно, сейчас бы здесь не находился. Он был бы в Зельбстхасе, с Ауфшлагом и Кёнигом.
Ожидая смерти.
У Моргена замерло дыхание. «Как же я был слеп!» Чтобы Вознестись, он должен умереть. Но никто никогда не говорил ему, как именно наступит его смерть.
«Кёниг желает сделать как можно лучше для Геборене и для всего Зельбстхаса». Он нашел бы для Моргена лучшую смерть, самую безопасную. Кёниг спланировал бы все до малейших деталей. Только даже в этом как-то не сходились концы с концами. Планированием занимался Ауфшлаг, а Кёниг… чем на самом деле занимался Кёниг?
Мальчик снова глянул на Вихтиха. Вопросы порождали новые вопросы, а ответов не находилось. Моргену очень хотелось получить подтверждение того, что он делает правильный выбор, но сейчас он уже не был уверен даже в том, что правильный выбор вообще существует. А вдруг отражения показывали лишь возможности, а в самóм будущем царил хаос? Он вздрогнул, представив себе обширную неупорядоченную массу. Реальность должна быть чистой и аккуратной. Должна подчиняться правилам.
Поскольку собственное будущее увидеть он мог, полной уверенности у него никогда не могло появиться. И все же есть события бесповоротные. Одной из таких вещей, несомненно, было убийство.
Морген глянул на угасающий костер. «Вы уверены?» – спросил он. Его гнев не стих – ни капельки не ослабел, – но обдумывать жестокий поступок и совершить его – не одно и то же.
Пламя снова показало бесконечную череду манипуляций Вихтиха. «Он считает тебя идиотом, – шипело, казалось, пламя. – Он использует тебя. Все используют тебя». В пламени стали появляться почти забытые разговоры Моргена с Кёнигом. «Он тоже не любит тебя. Он не умеет любить». Морген увидел, как Кёниг неуклюже взъерошил ему волосы, а потом обнял, а на лице его изобразилось тщательно скрываемое отвращение.
У Моргена разрывалось сердце. Он начал резкими вдохами ловить воздух, и у него странно закружилась голова. Что это за чувство охватило сейчас его сердце, придушило собой всякие мысли, превратило картину перед глазами в темный туннель, в конце которого мерцает один-единственный красный уголек?
Он ничего не значил для Кёнига и ничего не значил для Вихтиха. Эти люди видели в нем лишь орудие для достижения своей цели. Морген смотрел на спящего фехтовальщика, и слезы застилали глаза.
Вихтих. Эгоистичный ублюдок обманул его доверие, воспользовался его невинностью в своих целях. «Ему до меня нет никакого дела. А есть ли кто-нибудь, кто обо мне действительно беспокоится?»
Грудь у Моргена сжалась, будто пытаясь сдержать колотившееся сердце, и разумные мысли задохнулись. Он никогда прежде не чувствовал ничего подобного, ему не с чем было это сравнить.
Что это за водоворот эмоций?
Печаль?
Нет, не совсем, хотя в этом чувстве были и отголоски отчаяния.
«Они используют меня, все без исключения». Он мысленно произнес эти слова, и зубы у него сжались с такой силой, что заболела челюсть. «Я чувствую…»
Ярость.
Трещал костер, разбрасывая искры, как разлетающиеся брызги крови. Нож в его руке казался горячим. Изголодавшимся.
Морген опустился на колени рядом с Вихтихом.
Действительно ли все должно случиться так, как показывает огонь?
Да не важно.
Я хочу этого.
Штелен легко отыскала Бедекта. Старик не пытался скрыть свои следы; кроме того, если клептик достаточно сильно чего-то желает, чертовски трудно от нее это спрятать. Он развел себе костер и удобно устроился. Он явно не собирался возвращаться в лагерь. «Прав ли был Вихтих – действительно ли Бедект ждет, когда я к нему присоединюсь?»
Она осталась в темноте и наблюдала. Почти как Вихтих, Бедект тыкал в костер палкой. Ей подумалось, что, возможно, потребность во что-нибудь тыкать – чисто мужская дурацкая привычка. Но, судя по всему, в отличие от Вихтиха Бедект хорошо чувствовал себя в одиночестве и в тишине. Штелен позавидовала тому, как ему спокойно.
– Ты могла бы ко мне присоединиться, – сказал Бедект, не поднимая взгляда от огня.
Штелен вышла из темноты.
– Сколько раз за сегодняшний вечер ты это говорил?
– Десятки раз.
Она фыркнула.
– Почему это все считают, что мне уж и заняться нечем, кроме как за ними шпионить?
– Может быть, потому что мы тебя знаем.
Она присела на корточки у костра – подошвы полностью стояли на земле, локти удобно опирались о колени. Она так могла сидеть часами и знала, что у Бедекта от одного ее вида в такой позе колени начинали болеть. Она выбрала место с другой стороны костра, но не точно напротив, а чуть ближе к Бедекту. Ей хотелось видеть его лицо.
– Этой ночью будет прохладно, – сказала она.
Бедект крякнул.
– У нас там в лагере костер большой. – Лицо ее дернулось то ли в ухмылке, то ли в улыбке. – Если этот дебил не дал ему погаснуть. Хотя после последнего раза он…
– Я хотел бы побыть один.
– Да я тоже.
Бедект странно посмотрел на нее.
– Ты чего? – спросила она. – Я подумала, мы могли бы сделать это вместе.
Лоб его нахмурился, но Бедект ничего не сказал.
– Побыть в одиночестве, я имела в виду. А не то, что ты… разве что… если тебе хотелось бы…
– Именно с тобой и ни с кем другим, – сказал Бедект, – мне кажется, мы можем быть вместе и при этом оставаться поодиночке.
Штелен ощутила редкое для нее чувство – в груди будто засветилось тепло.
– Вот это я и подумала.
Он испустил что-то среднее между стоном и вздохом. И что же это значило?
– Мы можем тихо посидеть, верно? – спросил он.
– Конечно же. Раз уж с нами нет Вихтиха. Я же говорю, он…
Бедект нахмурился – казалось, это дается ему с усилием, его покрытое шрамами лицо будто скомкалось.
– Извини, – сказала она.
Несколько минут они сидели в тишине, а потом Штелен встала и что-то пробормотала по поводу того, что для костра нужно набрать побольше веток. Вернувшись с охапкой хвороста и веток, она села поближе к Бедекту. Когда он ничего не сказал, она перебралась еще ближе, бросив что-то насчет того, что ее заднице на прежнем месте было неудобно. Он по-прежнему молчал, и тогда она подвинулась поближе, пока они не коснулись друг друга локтями.
Наконец Бедект взглянул на нее.
– Мне надо отлить, – сказал он.
Штелен посмотрела, как он скрылся за деревьями, и философски пожала плечами. Возможно, он хотел облегчиться, перед тем как… Она мечтательно улыбнулась. Здесь было бы лучше, чем в каком-то темном, заблеванном переулке.
Прошел час, а Бедект все еще не возвращался.
– Тьфу, пропасть!
Морген наклонился над Вихтихом, сжимая нож обеими руками. В какое место ударить эту сволочь? Непонятно. Глядя на Вихтиха и Штелен, можно было решить, что дело – пара пустяков. Он подумал про горло. За какое время человек умирает от удара ножом в горло? В сердце? Там, кажется, ужасно много костей, которые могут помешать. Мягкий живот, там, где кишки, показался ему легкой мишенью. Там много важных органов, да и ни одна кость не помешает вонзить клинок. Морген поднял нож, нацелился на мягкую плоть чуть ниже грудины. Лучше, конечно, нанести удар в самую середину.
– Да что ты делаешь, черт возьми? – протянул Вихтих без всякой тревоги в голосе.
Морген со всей силы всадил нож в лежавшего.
Бедект бродил в темноте до тех пор, пока не убедился, что Штелен его не преследует. Бессмысленное занятие. Если она действительно захочет идти по его следу, он об этом никогда и не узнает. Эта женщина двигалась как паук. На этот раз он не стал разводить костер. «Зачем облегчать ей задачу». Конечно, ему будет холодно и неуютно, но зато он, по крайней мере, останется один.