Желтушные глаза Штелен потускнели, расфокусировались. Она умоляюще протянула руку к нему, будто просила, чтобы к ней последний раз прикоснулся человек перед тем, как она отойдет в следующий мир.
Морген поморщился от вида этой грязной ладони и неровных ногтей с грязью под ними. За много лет эти руки пролили так много крови.
– Нет, – сказал он, пятясь. – Я знаю, что у вас в другой руке нож.
Она умерла, не издав ни звука, со странной улыбкой.
Когда он почувствовал, что она уже мертва, Морген осторожно вытащил нож, который у нее был припрятан; языки пламени все правильно ему показали. Во многих будущих ей удавалось убить его, когда он из жалости подходил поближе. Эти возможности были такими мрачными, что в них не хотелось вглядываться. Жизнь после смерти, которая пройдет в служении человеку, не способному любить даже себя… в этом не найти искупления.
На западе заходило солнце, рисуя прекрасные картины из оранжевых и красных завихрений, нежных пастельных мазков тепла. Его манили красивые холмы Райхвайте, обещавшие ему свободу от его будущего. Морген повернулся спиной к этим обещаниям. Все равно это только иллюзия.
Бедект застонал, но не двигался, и Моргену было радостно думать, что этот великан еще жив. Отражения тогда обещали, что так будет.
– Да эта голова потверже камня, – прошептал Морген.
От непривычных усилий у него болели руки. Его изнеженная жизнь у Геборене Дамонен не подготовила его к физическим нагрузкам. По правде говоря, они вообще почти ни к чему его не подготовили.
«Не имеет значения: мои отражения направляют меня на верный путь».
Морген оставил заходящее солнце за спиной. Небо на востоке потемнело. Там были огонь и боль, рабство и, возможно, – всего лишь возможно, но не наверняка, – искупление. Держа перед глазами клинок Штелен, он смотрел на собравшиеся там отражения.
– Мне нужно идти пешком или взять одну из лошадей? – Он посмотрел, как они беззвучно изобразили ответ, и устало понурил плечи. Он продолжит делать то, что должен.
Оставив Бедекта, Морген ковылял на восток. Ступни будто налились свинцом. Ноги были как из промокшей древесины. Старый воин поднимется и последует за ним. Почему? Морген даже не мог приблизиться к разгадке. Знание будущего не давало ему возможности понять те причины, которые его породили. Он видел только результаты и ничего больше. В этом была его слабость, этого ему не хватало. Значение имеют те решения, которые принимаешь. По крайней мере, им положено иметь значение. Стал бы он реагировать по-другому на возможные варианты будущего, свидетелем которых он был, если бы знал причины, заставляющие действовать людей, которых касается это будущее? Возможно, он уже лишил кого-то надежды на искупление. Этого он не мог знать.
Глава 39
Голоса в моей голове только что сказали мне, что им слышатся голоса. Что те голоса призывают их совершить нечто опасное.
Обыскивая каждую комнатку от пола до потолка, разбивая всякое найденное зеркало, царапая каждую блестящую поверхность так, чтобы в ней ничего не могло отразиться, Беспокойство наконец добрался до самого чрева древней церкви. Он понятия не имел, каким богам здесь прежде поклонялись и служители каких культов некогда шагали по этим залам, он иногда ощущал, что его преследуют призраки мертвых верований. Сегодня был как раз такой день. На самой периферии его зрения плясали тени, но как бы быстро он ни оборачивался, возле него никого не оказывалось. Он бы заподозрил, что сходит с ума, не будь он полностью уверен в том, что его сознание наполняют бредовые иллюзии.
Единственный вопрос был в том, достаточно ли он верит в то, что видит, чтобы это стало реальностью?
Мысль о том, что его бред воплотился, пугала его меньше, чем преследовавшие его в темных залах мертвые боги. По крайней мере он так себе говорил.
– Если вы разгневаны оттого, что мы создали собственного бога, – сказал он кравшимся за ним духам, – разбирайтесь с Кёнигом. Оставьте меня в покое.
Ответа, конечно, не последовало.
В дальней нише самого глубокого подвала Беспокойство нашел вход в какую-то комнату. Толстая дубовая дверь, окованная ржавым железом, громко заскрипела от возмущения, когда он открыл ее.
Полчаса он стоял в ожидании, держа в руке почти развалившийся фонарь. Никто не пришел выяснить, что случилось.
Осмелится ли он надеяться?
Нет. Его страх никогда не позволит ему решиться на такую безнадежную глупость, как надежда. И все же именно страх сохранит его в живых. Это было единственное разумное чувство в безумном мире.
Беспокойство раскрыл ставни на фонаре и осветил зал. У одной из стен были в беспорядке свалены деревянные скамейки и кресла, относившиеся не менее чем к трем разным эпохам. Наполовину скрытая под горой гниющих гобеленов, сломанных стульев и причудливых по форме идолов, внизу затаилась огромная статуя, вырезанная из какого-то темного дерева. Когда Беспокойство набрался храбрости и поднял фонарь так, чтобы разглядеть фигуру получше, освещенное дерево оказалось красным, как подсыхающая кровь. Статуя, изображавшая женщину, у которой из всех мест, из каждой конечности, каждого сустава торчали кривые лезвия, уставилась на него пустыми глазницами.
«Наверное, прежде в глазницах были драгоценные камни», – подумал он. Сейчас она казалась слепой, но ее взгляд так впивался в него, что он засомневался в ее слепоте.
– Я здесь не для того, чтобы еще более осквернить вас, – пообещал он. – Возможно, когда Кёниг окажется мертв, а я стану править, я смогу снова поднять вас в верхние залы, где вы будете на свету. Мне пригодился бы бог, даже такой старый и мертвый, как вы.
Это ее, похоже, устроило, и она оставила его в покое.
Беспокойство проглотил свой страх и вытащил из-под рясы сверток из ткани, немногим больше собственной ладони. Он осторожно развернул материю, и показалось маленькое зеркальце.
Неужели Приятие действительно думает, что Беспокойство спокойно согласится с тем, что единственное зеркало находится у Приятия? Он что, думает, что Беспокойство будет просто ему доверять? «Если это так, то как же он глуп». Беспокойство не доверял никому.
Медленно поворачивая зеркало, Беспокойство заглянул в него, не уверенный в том, что увидит, и готовый разбить его об пол, если что-то покажется ему опасным.
На него смотрело в упор его собственное лицо. Но это было не его лицо. Отсутствовал один глаз, щеки покрывали синяки, а от зубов оставались обломки. Приятие.
«Нет, – понял он, – отражение Приятия; это совсем не одно и то же».
Беспокойство растерянно моргнул, глядя в зеркало. «Разве я могу увидеть отражение Приятия? Если только…»
– Ты стремишься его предать, – сказал он, обращаясь к зеркалу. Отражение кивнуло. – Потому что он разбил зеркало Кёнига и разобьет и это, как только одержит победу. – Отражение снова кивнуло. – Он убьет нас обоих, верно? – Отражение опять кивнуло.
Беспокойство молча сидел и думал. Отражение наблюдало за ним и ожидало.
– Ты знаешь, что я тебе не доверяю, – сказал он зеркалу, и отражение беззвучно засмеялось. – Хорошо. Так что же ты предлагаешь мне сделать? – спросил он.
Отражение показало ему. Он наблюдал, охваченный ужасом.
– Это слишком опасно, – сказал он зеркалу.
Отражение смотрело на него, не мигая.
– Что делать, если не получится?
Оно все так же в упор смотрело на него.
«Какой у меня есть выбор?» Приятие никогда не поделится своей властью, не отдаст даже малейшей ее частицы.
Отражение усмехнулось, обнажив сломанные зубы.
«Да, правильно. Это я его бил». Приятие никогда не простит.
– А как на это отреагирует Кёниг?
Отражение показало ему.
Беспокойство завернул зеркало в тот же кусок ткани и спрятал его под своей рясой.
Глава 40
Я думаю, что большинство людей настолько тупы, что и сойти с ума по-настоящему не могут.
– Ты весь день собираешься тут проваляться?
Штелен подняла взгляд и увидела стоящего над ней Вихтиха. Небо у него за спиной было бледно-серым, хотя никаких облаков она не замечала.
Ей нужно идти на восток.
– А что, у меня есть варианты получше? – спросила она просто потому, что согласиться с Вихтихом было для нее сущей мукой.
– Всегда можно заняться местью, – предложил Вихтих. – Мне казалось, что среди всех причин подняться самая главная для тебя – возможность отомстить, даже в такой день, когда тебя никто не убивал.
Месть. Не так давно она с радостью поклялась бы отомстить за малейшее неуважение к себе – реальное или почудившееся. Но какой в этом смысл сейчас? Она поморщилась, глядя вверх на красивое лицо Вихтиха.
– Просто полежу тут немножко, – сказала она, обращаясь к небу.
Еще один человек подошел и встал рядом с Вихтихом. Он показался ей каким-то смутно знакомым.
– Это кто? – спросил он, брезгливо глядя на Штелен.
– Она мой друг, – ответил Вихтих. Он протянул руку, чтобы помочь ей подняться. – Мы по-прежнему друзья, верно?
Она приняла протянутую руку, и Вихтих легко поставил Штелен на ноги.
– Смерть ничего не меняет, – сказала она.
– Я все так же терпеть тебя не могу.
– Ну и хорошо. Мне бы совершенно не понравилось, если бы смерть сделала тебя мягкой.
Теперь, стоя, она увидела, что вокруг них собрались сотни мужчин и женщин.
– Если бы я знала, что после смерти получу целую армию, я бы давно уже постаралась умереть.
У Вихтиха весело засверкали глаза.
– Помни, что ты не получаешь тут армию. То есть если и получаешь, то ненадолго. Армию получает тот, кто убил тебя.
Ей показалось, что все силы покидают ее. «Мне придется его снова увидеть. Я должна буду служить ему». И это после того, что он с ней сделал.
– Я убью его, – поклялась она.