– Нет. – Гехирн встала и повернулась к поработителю. Она испепелит эту жирную сволочь, пока он не успел…
В ответ на гнев Гехирн Эрбрехен просиял улыбкой, которая казалась детской и невинной.
– Подогрей-ка наше рагу, а?
Гехирн колебалась. «Убить его сейчас же».
– Подогрей-ка рагу, – сказал поработитель уже с напором, и в голосе его не слышалось ни капли тепла.
«Он никогда не любил тебя. Ни одного нежного прикосновения».
Гехирн направила внимание на огромный котел, подвешенный над угасающим огнем. Она подняла руку и выпустила на волю малую долю своего отвращения к себе.
Она ничтожество, у нее ничего в жизни не получилось, как ни крути.
Костер вернулся к жизни.
Морген умрет от руки Эрбрехена, преклоняясь перед поработителем, извращенный под давлением его зловещих стремлений.
Рагу выкипело.
Эрбрехен что-то сказал, но Гехирн не расслышала. Кровь ее кипела от ненависти. Всю жизнь она служила мужчинам, которые использовали ее, а потом не обращали на нее внимания. Она ничтожество. Она не совершила ни одного чистого поступка.
Котел вспыхнул и расплавился, и жидкий металл не успел коснуться земли – обратился в пепел.
– Остановись! – завопил Эрбрехен, и огонь угас. – Хватит! Сиди. Веди себя тихо. Ничего не говори. Ничего не делай, – скомандовал ей поработитель.
Гехирн сидела в горячей грязи.
Сердце Эрбрехена трепетало от страха, с трудом качая кровь по тучному телу. «Едва обошлось!» Если бы он в тот момент не смотрел на хассебранд, обдумывая, что с ней делать, он бы заметил опасность, только когда было бы уже слишком поздно. Эрбрехен глубоко вздохнул.
– Проклят будешь, если сделаешь это, и проклят, если не сделаешь, – пробормотал он.
«Постой-ка! Гениально! Как это я удачно сказал!» Нужно будет не забыть повторить это перед слушателями. Иногда он чувствовал себя единственным сколько-нибудь разумным человеком во всем мире. Он посмотрел на раскинувшийся вокруг лагерь, похожий на груды обломков. У этих людей нет ни капли гордости, никакого желания сделаться лучше. Мерзкие, жалкие. Они полезны тем, что их много, но все равно вызывают только отвращение.
Тот, кому он запретил срать, лежал на земле, свернувшись калачиком, и держался за живот. Эрбрехен захихикал. Наконец есть хоть над чем посмеяться. Его смех разбудил мальчика.
– Над чем вы смеетесь? – спросил Морген.
Он моргал и рассматривал лагерь, будто видит его в первый раз.
– Весь мир – комедия, – напевно сказал Эрбрехен, хихикая, – в нем женщины, мужчины – все актеры, и каждому по-своему здесь пернуть. – У глупого мальчишки на лице изобразилось смущение. – Да ладно, не важно. Ты голоден?
Морген тут же кивнул:
– Очень.
– Ну что ж… – Эрбрехен взглянул на пепел, оставшийся от котла.
«Да и к черту это все!» Покормить мальчика рагу из человечины входило в его планы. Он должен запятнать душу мальчика, ослабить его уверенность в себе. Согнуть его.
Эрбрехен указал на нескольких человек, сидевших рядом. Тощие и грязные, обсыпанные пеплом, который разнесло ветром.
– Вы, все. Разожгите новый костер. Приготовьте мне мое рагу. – Он увидел, что при слове «костер» хассебранд подняла голову. – Нет, друг мой, ты останься, никуда не ходи.
Гехирн бросила ненавидящий взгляд, и Эрбрехен почувствовал, как на него накатила волна тепла.
– Ты сделаешь мальчику больно, – тихо предостерег он ее.
Жар ослаб, и хассебранд ссутулилась и уставилась на размокшую землю.
Чем больше Эрбрехен обдумывал этот вопрос, тем яснее ему становилось, что у него есть одно лишь спасение от Гехирн: мальчик должен умереть, и умереть поскорее. На то чтобы медленно подрывать его личность, времени не было. Эрбрехен должен раздавить его, и побыстрее. Но как это сделать? «Боги, я так голоден, что почти не в состоянии соображать!»
– Поторопитесь там с рагу!
– Все в порядке? – спросил мальчик.
– Нет. – Эрбрехен указал на другую группу мужчин и женщин, сидевших без дела поблизости в надежде получить возможность услужить своему господину. – Вы. – Они сразу же встали, выпрямив спины. – Избейте этого мальчика. Если вы убьете его, то вас всех отправят в котел. Переломайте ему пальцы рук и ног. Причините ему страшные мучения.
Морген вскочил на ноги. На лице у него появилось комичное выражение ничего не понимающего человека, которого предали, рот был открыт.
– Зачем?
– Не беспокойся, – сказал Эрбрехен мальчику. – Как только ты начнешь молить о пощаде, я спасу тебя от этих ужасных людей. Ты будешь благодарить меня. Ты будешь готов на все, чтобы их остановить.
– Я думал… – Мальчик замолк. – Но я же видел огонь.
– Извини, твоя подруга тебе помочь не сможет. Она моя. – Эрбрехен похотливо ухмыльнулся влажным ртом. – И ты будешь мой.
Один мужчина подошел и со всей силы врезал мальчику в лицо, сломав нос. Морген рухнул на землю.
– Черт возьми, следите, чтобы он оставался в сознании. Идиотина, нет смысла пытать после того, как жертва потеряла сознание.
– Простите, – сказал мужчина, пиная Моргена ногой в живот.
Несколько секунд мальчика было не видно – лишь быстро наносившие удары ноги и стремительные кулаки.
– Довольно, довольно, – крикнул Эрбрехен, и они отступили.
По забрызганному грязью лицу Моргена текли струйки крови. Лежа в грязи, он с ошеломленным видом уставился на Эрбрехена.
– Я видел огонь.
Мальчишка оказался покрепче, чем он ожидал. Эрбрехен властно махнул рукой, и мужчины и женщины снова стали бить юнца.
Глава 42
Делать – легко. Трудно принимать решения. Больше всего я сожалею о решениях, которые так и не принял.
Быстро наступала ночь, и Бедект увел Лауниша и двух других лошадей подальше от дороги, под деревья. Теперь, когда он остался один, ему не хотелось попасть в такую переделку, какие часто встречаются на подобных этой дорогах. Когда двое его невменяемых товарищей мертвы, ему незачем бояться альбтраум, облекшихся в плоть кошмарных сновидений безумных людей. Но он рискует стать легкой добычей для бродячих шаек грабителей, шаставших по ночным дорогам.
Привязав лошадей к ближайшему дереву, он развел костерок.
Когда тот разгорелся, Бедект сел поближе и стал греть ноги. Потом плотно подкрепился. Теперь, когда Вихтиха и Штелен с ним нет, у Бедекта столько припасов, что ему и не съесть. Завтра он, пожалуй, унесет с собой то, что сможет, а остальное пусть жрут падальщики.
Было тихо. Не слышно перебранки.
Стало одиноко. Сколько лет он находился в пути с этими двумя кретинами. Он привык к их постоянным препирательствам, будто к жужжанию мух. Да будь он проклят, как ему этого не хватает.
Бедект залез в спальный мешок и стал глазеть на пляшущие огоньки костра.
Конечно же, он увидит Вихтиха и Штелен снова.
Те, кого ты убиваешь, служат тебе в Послесмертии: кредо воина. Штелен будет его ждать. Правда, он не мог представить, что она станет служить ему. «Она придумает, как убить меня». А если у нее не получится, она сделает так, чтобы он сам захотел смерти от ее руки.
– Просыпайся, маленький засранец.
– Чего? – Бедект приоткрыл слипшийся, заспанный глаз. Он что, уснул? Он мог бы поклясться, что только что услышал голос, который узнал бы среди…
– Ты все такой же ленивый засранец. Не изменился. Бестолковая дрянь.
Бедект сел. С другой стороны костра сидел его отец.
– Один раз я тебя уже убил, старик. С удовольствием сделал бы это снова.
Старый ублюдок недоверчиво что-то пробурчал. Он не казался таким огромным и страшным, каким Бедект его помнил. Старик сидел, сгорбившись; глаза его покраснели от усталости, спина согнулась, как случается в том возрасте, до которого он так и не дожил. Это был его отец, но выглядел он так, как если бы Бедект не убил его тогда, несколько десятилетий назад, и он дожил бы до нынешних дней.
Старик махнул рукой, будто желая, чтобы Бедект замолчал, и потыкал веткой в гаснущий костер.
– Я здесь не для того, чтобы отлупить тебя, хоть ты этого заслуживаешь. Я пришел поговорить.
Бедект с опаской смотрел на старика.
– Убирайся, альбтраум.
– А, да ты так и цепляешься за свою хваленую вменяемость, как я посмотрю. Ну что ж, вот я здесь сижу. Может, ты не настолько вменяем, как тебе кажется.
– Я вменяем, – проворчал Бедект.
– Или, возможно, ты слишком вменяем или слишком сильно поверил в собственную вменяемость. От такой убежденности, сынок, кто угодно с ума сойдет.
– Я не твой сын. – Бедект мрачно глянул на духа из сновидений. – Что бы ты ни наговорил, это не заставит меня усомниться в том, что я нахожусь в здравом уме.
– Вот и я об этом толкую.
– Мой отец никогда таким умным не был.
Альбтраум отмахнулся рукой, будто отгоняя эти слова.
– Дело не в тебе. Дело не в твоем отце.
– А в чем же тогда? Что, скажешь мне, что я испытываю вину за то, что убил Штелен? Она не оставила мне выбора.
Его отец плюнул в огонь, совсем как сделала бы Штелен.
– Отличная попытка, дух.
– Я насчет мальчика.
– Моргена? – удивленно спросил Бедект. – Что тебе о нем известно?
– Он скоро умрет.
У Бедекта в груди все сжалось. Мальчик спас ему жизнь.
– Расскажи мне то, чего я не знаю.
– Ты и только ты преследуешь его, не задумываясь о возможности убить в собственных интересах.
– Не совсем верно, – отметил Бедект.
– Вихтих манипулировал мальчиком с самого начала, с того самого момента, как понял, насколько он важен. Даже Штелен, которая любила тебя настолько, что готова была пойти за тобой на край света, планировала убить его.
Бедект неуютно заерзал.
– Штелен не любила…
– Она любила тебя так сильно, что это не позволило ей увидеть ту опасность, которую ты собой представляешь.
– Да ни в жизни.
– Действительно? – Альбтраум насмешливо фыркнул. – И ты думаешь, что смог бы с ней вот так справиться, без оружия? Ты и с оружием ей был не чета. – Альбтраум снова потыкал в костер, подкатил бревнышко к самым красным уголькам. – Все то время, что ты сидел рядом с ней, у нее в руке был нож. Она могла бы за секунду прикончить тебя.