— Ты правильно уловил рождественскую тональность, мой мальчик, — сказал Лейн, пребывающий в превосходном расположении духа. — Впервые встречаю человека, от которого прямо-таки брызжет диккенсовским весельем. Ну а теперь, мой мальчик, разнообразия ради валяй-ка в Уэлби, где сегодня днем состоится выпускное мероприятие религиозного учебного центра. И дай нам по этому случаю небольшой отрывочек из своей бессмертной прозы.
Хью снял с крючка свой плащ и направился в Уэлби. Впервые за все это время он позволил себе признаться в том, что ему наскучила редакционная рутина. Во время ужина он поделился этой мыслью с Майклом.
— Ты заразился лондонской лихорадкой. Говорил я тебе: не забивай себе голову всякими идеями.
— Ты так думаешь?
— Ну-ка, только честно, разве ты не лелеял мечты о том, что тебе предложат работу в Лондоне?
— Может, ты и прав. Но это не всерьез.
— Мы все прошли через это, мой мальчик, все до единого. Помню, какое меня охватило возбуждение, когда «Нью-Стайтс-мен» напечатала мою статью о репертуаре местных драмкружков. Я видел сны, я грезил наяву, и вот я отправился в Лондон. Мне дали отрецензировать книгу, посвященную театру. Написать всего пятьсот слов. Я написал блистательнейшую рецензию, над которой изошел кровавым потом. И что ты думаешь? Забастовка печатников. Моя рецензия так никогда и не увидела света.
Хью вздохнул. Он уже несколько раз слышал эту историю, причем в различных вариантах.
— Может, ты и прав.
— Конечно, я прав. Забудь про дело Гая Фокса. Ты заработал на нем построчно, и больше ничего. Давай выйдем и спрыснем это дело.
— Я готов.
Даже себе он не смел признаться в том, что ему скучно и что он с нетерпением ждет процесса.
Ровно за неделю до рождества Магнус Ньютон и его поверенный Чарльз Эрл почтили своим присутствием город. Они сидели в отдельном кабинете в «Гранд», ожидая Гарднера и его дочь. Магнус Ньютон прошелся на своих коротких ножках по комнате, выглянул из окна на мокрые улицы и недовольно проворчал себе под нос:
— Отец — пламенный лейборист-активист. Верно?
— Говорят.
— Но нам ни к чему путать сюда политику. И без того дело запутанное. Однако, коль папаша член совета, мальчишка должен быть неплохо воспитан. Во сколько у нас с ним встреча?
— В четыре часа.
— Хорошо, что я надел толстое пальто — в наших тюрьмах собачий холод. Здесь тоже. Почему бы им не затопить камин вместо этих проклятых радиаторов?
Поверенный отлично знал причину недовольства Ньютона. В наши дни мало кто из барристеров имеет желание беседовать с клиентом, интересы которого он защищает в деле об убийстве. Они предпочитают посредничество поверенных. В данном же случае «Баннер» настояла на том, что Ньютон должен навестить своего клиента самолично. В отеле ждал фотограф из «Бэннер», который должен был сфотографировать Гарднеров, беседующих с Ньютоном и Эрлом, сделать снимки барристера и солиситора возле тюремных ворот, а также запечатлеть их в Фар Уэзер и в поселке Плэтта. Это будет целый сюжет в картинках, а Ньютон был очень охоч до рекламы. И тем не менее вел себя весьма неучтиво.
Обмениваясь рукопожатиями с Гарднерами, Ньютон постарался составить о них впечатление. Отец ему, в общем, понравился, да и дочка ничего, только уж больно скромна и проста. Ньютон, преклонявшийся перед броской красотой, не удостоил ее особым вниманием.
Минут через пять в комнату заглянул фотограф.
— Ну, можно уже? — спросил он.
— Можно, — сказал Эрл.
— Пожалуйста, сядьте потесней. Мистер Ньютон пусть будет посередине. Занят беседой с мистером Гарднером.
Ньютон стряхнул пепел, который почему-то всегда собирался на его жилетке. Гарднер встал.
— Что все это значит?
— Этот джентльмен из «Бэннер», — пояснил Эрл. — Он будет нас снимать.
— Новый фокус с вашей рекламой?
— Просто он щелкнет пару снимков, вот и все.
— Пару снимков. Они только тем и занимаются, что делают свои бесцеремонные снимки и суют носы в чужие дела. У меня прямо-таки руки чешутся разбить эту проклятую камеру. — Гарднер шагнул в сторону фотографа, и тот в испуге попятился назад. — А я-то думал, это будет серьезное совещание по делу моего сына. На самом же деле мы снова прыгаем через обруч, а «Бэннер» щелкает бичом. Вот что: я не намерен сниматься. Либо он уйдет отсюда, либо я.
— Мистер Гарднер. — Ньютон вскочил со своего места и теперь смотрел на Гарднера снизу вверх — маленький краснолицый бычок, собравшийся поддеть противника рогом. — Вы вступили в соглашение с «Бэннер».
— Да, но я и представить не мог, во что все это выльется.
— Тем не менее вы знали, что это так или иначе повлечет за собой гласность. Если не хотите соблюдать уговор, так и скажите. Мы с мистером Эрлом откажемся от этого дела. Если же хотите, чтобы мы продолжали защищать интересы вашего сына, извольте сесть на место.
Гарднер сел и скрестил на груди руки.
Совещание продолжалось двадцать пять минут. Говорить им было действительно не о чем. Когда оно кончилось, Эрл поздравил Ньютона с успехом.
К тюрьме они подкатили в такси, фотограф ехал следом. Од сделал пару снимков на фоне тюремных ворот: задумчивый Ньютон стоит под дождем с непокрытой головой, а рядом Эрл с портфелем под мышкой.
Ньютон беседовал с Гарднером наедине, в малюсенькой комнате с двумя стульями. Лесли Гарднер был очень бледен и выглядел моложе своих семнадцати. Ньютон уже знал основные моменты его рассказа, однако снова пробежался по ним. Итак, в четверг вечером они поехали в Фар Уэзер, где бросали фейерверки. Он не сбивал никакой девчушки и не боролся ни с каким молодым человеком. Он не кричал: «Всыпь ему, Король!» На следующую ночь, в пятницу, когда убили Роуки, он был освобожден полицией одновременно с другими ребятами, отправился прямо домой и лег спать.
— Теперь, что касается пятен крови на твоей кожаной куртке. Они той же группы, что и твоя кровь. Группы О. Не припомнишь, когда мог их посадить?
— Должно быть, раньше, на той неделе.
— А если точней? Может, в одну из своих поездок на мопеде? Может, ты носишь эту куртку дома?
— Нет. Вроде бы никогда не носил.
— Могла она лежать в таком месте, что, когда ты порезал палец, на нее капнула кровь?
— Могла, наверно.
— Ну, так что же? — Ньютон мысленно обругал себя за то, что позволил разговору направиться в это русло. Реакция Гарднера произвела на него такое впечатление, о котором лучше не вспоминать на барристерском месте.
— Вроде бы не припомню.
— Если вспомнишь, немедленно свяжись с мистером Эрлом. Это может оказаться очень важно для тебя. Понял? — И Ньютон с удовольствием переменил тему: — А теперь я бы хотел поговорить о Гарни.
Мальчик впервые за все время их разговора оживился.
— Король замечательный парень. Он ко мне замечательно относился.
— Он имел на тебя влияние?
— Он на всех влиял, кто его знал. Король все делает лучше всех. Я сам видел, как он запросто спрыгнул с двадцатифутовой стены, глазом не моргнул. И нож он может бросать…
Ньютон кашлянул.
— К чему я и веду разговор. Выходит, в вашей… компании ты был его лучшим другом?
— Ясное дело. Мы с Королем лучшие друзья. А все остальные просто прилипалы.
— Во время процесса тебя, возможно, постараются заставить сказать, как будто бы ты так восхищался Гарни, что мог ради него сделать все, что угодно.
Лесли вскинул на Ньютона глаза и быстро отвел их в сторону.
— Например, мог держать этого мальчика Джоунза, когда Король наносил ему удары ножом. Но мне кажется, ты не похож на подростка, который станет выполнять приказы своего сверстника. Твой отец и сестра воспитали тебя в другом духе.
— Я их ненавижу.
— То есть как?
— Джилл-то ничего, а вот отца я ненавижу. Он покоя мне не дает. День и ночь читает морали про образование, про работу и разное такое. Не хотел, чтобы я школу бросал. А она у меня давно в печенках сидит. Ну, в общем, они обращаются со мной как с младенцем.
— Понимаю.
— В общем, он и дома разговаривает так, будто на митинге выступает. Говорит «ради тебя, твоего блага» и разное такое. А я никогда и ничего не просил делать для меня. Джилл тоже другой раз как заведется, но с ней хоть разговаривать можно. В ней человеческое есть.
— Я виделся сегодня с твоим отцом. Знаешь, ведь это он договорился насчет твоей защиты.
— Я его об этом не просил. А кто Короля будет защищать?
— Ну, это уже не моя печаль, — чопорно ответил Ньютон. — Лучше не забудь про эти пятна на куртке. Это важно.
Он вернулся к Эрлу, и они побрели через тюремный двор к выходу.
— Отвратительная погода, отвратительный город, отвратительные люди. Удивляюсь, почему здесь так мало убийств, — жаловался он Эрлу уже в такси.
На следующий день его снимали на лужайке в Фар Уэзер. Из-за плавающих в воздухе клочьев тумана не получилась задуманная композиция а-ля Наполеон с Ньютоном в главной роли, окидывающим взглядом поле битвы. Другой снимок был сделан в поселке Плэтта. На нем Ньютон указывал пальцем в сторону коттеджа и что-то говорил Эрлу. Затем барристер с солиситором отбыли в Лондон.
Сразу же после рождественских каникул Твикер сделал то самое открытие, которое, как предполагалось, должно было намертво опутать сетью Лесли Гарднера. Он в который раз изучал образцы пыли, взятые с обшлагов брюк мальчика, при этом помня брошенные мимоходом слова лаборанта: «Очень хорошие, модные габардиновые брюки, недавно отутюженные и, судя по виду, только из чистки». Про пыль он сказал, что она необычная, с примесью угольной. На самом же деле она оказалась еще необычней, чем можно было предположить. Она содержала примерно поровну желтых и черных крупинок, и в окончательном рапорте говорилось, что в ее состав входит мелкая угольная пыль и песок. Где можно отыскать песок? На строительной площадке. У Твикера была хорошая зрительная память, и он попытался окинуть мысленным взором лужайку в Фар Уэзер с пятном от костра посередине и буйными зарослями старого мокрого бурьяна вокруг. Никакой угольной пыли и песка. Тогда откуда она? Твикер вынул из памяти этот слайд и заменил его другим, на котором был запечатлен интерьер заброшенного коттеджа в поселке Плэтта. Он прошелся по коттеджу: передняя, кухня, верхние к