По залу прокатился легкий шумок. Ньютон измерил Джо Пикетта свирепым взглядом и медленно вернулся на свое место, откуда и продолжал задавать вопросы. Но эффекта, на который он рассчитывал, не получилось, хотя не исключено, что он заронил в умах жюри зерно сомнения.
Генеральный директор прачечной-химчистки «Быстро и чисто» мистер Бостик, цветущий и с виду добродушный толстяк, встретил гостей крепким рукопожатием, усадил в полукруглые кресла с металлическими подставками, обивка которых была чуть светлей ковра, и открыл бар. Наливая розовый джин для себя и Фэрфилда и «Дюбонне» для Хью, Бостик все говорил и говорил:
— Давненько я не получал весточки от Эдгара Кроли. Мы с ним раньше дружили и все знали со школьной скамьи, что он парень выдающийся. Я помню то небольшое эссе, которое он написал о франко-прусской войне. Вы мне не поверите, джентльмены, но, помню, все мы говорили, что у Эдгара прекрасное будущее. И мы оказались правы. Заметьте, мы все знали, что у Эдгара зоркий глаз.
— Таким он у него и остался, — сказал Фэрфилд.
— Когда я услышал по телефону голос Эдгара, я понял, что раз уж он вспомнил про такого старого труженика, как я, значит, ему от меня что-то нужно.
На этот раз он рассмеялся так безудержно, что Хью с Фэрфилдом были вынуждены разделить его веселье, правда, не так бурно.
— И вы не ошиблись, — сказал Фэрфилд.
— Эдгар сказал, что дело это важное. Значит, оно так или иначе связано с убийством в день Гая Фокса. Угадал?
— Угадали. — Фэрфилд резко подался вперед и расплескал свой джин. — Вы читали отчет о событиях сегодняшнего дня?
— Я занятой человек. И газеты читаю уже дома, у камина.
— А к вам не заходили из полиции по этому делу?
— Нет. А что им здесь делать? — Внезапно его радушие куда-то делось. Хью понял, что Бостик принадлежит к разряду людей, которые от всех ждут подвоха и поэтому стараются первыми его подложить. — Вы Беннет из «Гэзетт»? — в упор спросил он у Хью. — Мне кажется, я вас где-то видел.
— Прошу прощения, но в данный момент мы с Хью проводим неофициальное расследование, — как-то смущенно сказал Фэрфилд.
— Разумеется, для защиты. Я читал, что «Бэннер» поддерживает Гарднера. По-моему, ловко придумано, только парню не выкрутиться. Но, ей-богу, не пойму, какое все это имеет отношение ко мне.
— Часть дела против Лесли Гарднера зиждется на уликах, представленных вашей прачечной.
— Что за улики?
— Касающиеся чистки пары серых брюк.
— У нас?
— У вас.
— И вам бы хотелось знать, кто их представил. Мне тоже.
— Гарднеры пользуются услугами вашей прачечной.
— Да? Что ж, одно могу сказать вам: ко мне полиция не обращалась. — Бостик нажал кнопку на своем столе и сказал в микрофон: — Попросите ко мне мисс Плай. Пожалуйста, срочно. Она управляющая, — пояснил он Хью с Фэрфилдом и не проронил ни слова, пока та не вошла в кабинет. Лишь постукивал кончиком карандаша по зеленой коже стола.
— А, мисс Плай, — приветствовал Бостик вошедшую толстуху издевательски-добродушным тоном демократичного начальника. — Не ответите ли вы на один мой вопросик?
— С удовольствием.
— Не обращалась ли к вам полиция по поводу одного дела, касающегося нашей прачечной? — Он испытующе глядел на толстуху. Ее пухлые щеки покрылись пунцовым румянцем. — Ну так как?
— Я вам все объясню.
— Был бы вам очень признателен, особенно если вы потрудитесь объяснить, почему сочли необходимым скрыть это от меня.
— Они велели хранить это в тайне.
— Кто «они», мисс Плай?
— Человек из Скотленд-Ярда. Сержант Норман. Я думала, он сам с вами свяжется.
— Поэтому и решили хранить это в строгой тайне?
— Естественно, я встревожилась. Но мне не хотелось нарушать данное слово.
— Да что вы говорите? В вашем понимании это называется проявить личную инициативу. Так это у вас называется?
— Я…
— Да? Так это у вас называется? А теперь послушайте, как это называется у меня. У меня это называется предательством по отношению к делу, которое вас кормит и поит. Хотите, я расскажу вам о последствиях вашего поступка? Благодаря вам наша прачечная оказалась замешанной в серьезном деле об убийстве. Вы нанесли ущерб нашему делу, пока трудно сказать какой. — Бостик говорил громко, сжимая своими жирными ладонями крышку стола. Потом резко откинулся в кресле. — Гордитесь содеянным?
Мисс Плай разрыдалась. Фэрфилд, скривясь, смотрел на пустой стакан в своей руке, будто только что проглотил отраву.
— Быть может, еще не все потеряно. Если только вы, мисс Плай, подробно расскажете нам, как все было, — вмешался Фэрфилд.
— Если ее это не очень затруднит. И если это не значит нарушить слово, данное сержанту Норману, — съязвил Бостик.
Всхлипывая, мисс Плай пересказала все дословно. Бостик сидел, скрестив на груди руки, и сверлил ее презрительным взглядом.
— Значит, Норман взял себе книжку Гарднеров, — медленно сказал Фэрфилд. — И на него произвели впечатление даты. Понимаю.
— Он ее не брал — мисс Плай сама любезно вручила ее, — сказал Бостик. — Хотите еще что-нибудь узнать? Все? Тогда вы свободны, мисс Плай. Я побеседую с вами позже.
Когда она вышла, Бостик воздел к потолку руки.
— Ну что ты с ними поделаешь? Только дубиной по шее. Клянусь вам, старина Эдгар не вытерпел бы ее и пяти минут.
— Разумеется, она должна была доложить об этом вам. Но, надеюсь, вы не захотите…
— Не захочу от нее избавляться? Они все кретины, так что какой толк одного заменять другим? Но, уверяю вас, ее ждет несколько черных денечков. — Бостик злорадно потер руки. Хью почувствовал, что ему жаль мисс Плай. Бостик открыл бар, нэ Фэрфилд впервые за все время их с Хью знакомства отказался от выпивки.
Со стен нежилой гостиной на Питер-стрит на них смотрели репродукции картин Ван-Гога и Утрилло. Выслушав рассказ Фэрфилда, Джилл нахмурилась.
— И что все это означает? — спросила она.
— Это означает, что полиция уверена в том, будто она нашла неопровержимое доказательство причастия Лесли к убийству Роуки Джоунза. Брюки были доставлены из чистки в пятницу днем. Вы помните, что получали их?
— Я помню, как подъехал фургон из прачечной.
— И привез пару серых брюк?
— Этого я не помню. С тех пор прошло два месяца. Пропасть у нас ничего не пропадало. Могу справиться с книжкой.
— Она у полиции. Разве вы не поняли, что она утеряна? Ведь вам выдали новую.
— Ах, да. Но я об этом как-то не подумала.
Наблюдая за Фэрфилдом, который с мрачной решимостью дергал за ниточку, медленно разматывая клубок мерзостей, за Фэрфилдом, чей затуманенный взор вдруг прояснился, а на бугристый лоб упала прядка прямых волос, Хью наконец понял, чем этот репортер уголовной хроники обязан своей громкой славе.
— Итак, допустим, брюки были получены в пятницу днем. Полиция взяла Лесли прямо после работы. На нем был старый коричневый костюм. Домой он вернулся после полуночи. В субботу утром его взяли прямо из постели, а обшлага его брюк уже были выпачканы в этой смеси песка с углем. Откуда могла появиться на них эта грязь, если он не надевал их в пятницу ночью?
— Вы считаете, Лесли это сделал, — вдруг сказала Джилл. — Вы считаете, он выходил из дома для того, чтобы убить Роуки Джоунза. Да?
— То, что считаю я, не имеет никакого значения. Я говорю вам, что думают полицейские. Ведь именно из этого мы и должны исходить. Как вы, Джилл, того не поймете?
Джилл спрятала лицо в ладонях. Хью обуревали сомнения. Лесли Гарднера он считал ничтожеством, как, впрочем, и всех уголовников, так к чему мучить себя вопросом, могло ли это ничтожество принимать участие в убийстве чужого человека и своего товарища? «Главное — факты, — любил повторять Лейн. — Остальное — ерунда». Но как быть, если эти факты намертво запутаны?
— А что все-таки думаешь по этому поводу ты? — в отчаянии спрашивал он у Фэрфилда.
Фэрфилд, сидевший под автопортретом Ван-Гога, которого отдаленно напоминал своей житейской умудренностью, вещал точно оракул:
— Я ведь сказал, что в данный момент это не имеет никакого значения. Играя в игру, мы должны придерживаться ее правил. Иначе нельзя в нее играть, иначе нельзя выиграть.
— Вы еще надеетесь, что мы можем выиграть? — спросила Джилл.
— Конечно, мы можем выиграть. А теперь, Джилл, я бы хотел, чтобы вы описали мне одежду Лесли, что он носит, когда, как часто отдает ее в чистку. Одним словом, все, что вспомните. Ничего не упускайте, даже мелочей.
— Постараюсь. — Из кухни послышался свист. — Это чайник. Сейчас я заварю чай.
Хью вышел за ней в кухню. Джилл прижалась к нему, крепко поцеловала.
— Хью, ведь это не конец?
— Если кто и сможет нам помочь, то только Фрэнк.
Он и сам понимал, как уклончив его ответ.
— Да. Хью, я так беспокоюсь за папу. Он переменился. На прошлой неделе пропустил собрание — я такого не припомню.
— Может, это из-за зубов?
— Это еще до того, как он сломал протез. Он теперь ведет растительный образ жизни: ходит на работу, ест, пьет и спит. Он взял отпуск на эту неделю, но, мне кажется, его не больно интересует процесс, то есть я хочу сказать то, что там происходит. Сегодня вечером он поужинал и сразу же лег спать. Хью, что я ему сделала?
— А нас когда-нибудь напоят чаем? — спросил Фэрфилд, просунув в приоткрытую дверь голову. Они вернулись в гостиную, и он с терпеливой неумолимостью продолжил свои расспросы.
— Итак, что Лесли обычно надевал, отправляясь в тот заброшенный коттедж?
— Откуда мне знать? Я понятия не имела, что он туда ходит.
— Ну, скажем, когда он не садился на свой мопед, а говорил, что идет к ребятам?
— Главным образом свой коричневый рабочий костюм. Если мне не изменяет память.
— А сколько у него пар серых брюк?
— Две. Одни шерстяные, другие габардиновые…
Они ушли уже за полночь, и Хью чувствовал, что ничего полезного разведать не удалось.
Майкл, облаченный в красный в зеленую полоску халат, сидел с ногами в кресле.