В дальней комнате Норман орал па худого, болезненного вида подростка лет семнадцати. Мальчик плохо владел английским и не всегда понимал вопрос. Это был Поляк, Жарков. Лэнгтон с Твикером постояли несколько минут за дверью, потом вызвали Нормана в коридор.
— Ну, что плетет этот?
— Он говорит, что с работы пошел прямо домой, напился чаю и отправился к Эрни Богану смотреть телевизор. Но не помнит ничего из того, что показывали, хотя проторчал там полтора часа. Потом вроде бы Эрни сказал, что идет на танцы в «Ротор», а наш мальчик сказался больным и пошел домой. Проклятые иностранцы. И что их не вышвырнут туда, откуда они понаехали?
— Ага, это уже кое-что, — сказал Твикер. Норман с любопытством посмотрел на своего начальника. — Займитесь немного Гарни. Мы ничего не сумели добиться от него. Пусть еще раз изложит свою версию. Мы скоро придем.
Норман ушел, а Твикер с Лэнгтоном занялись Поляком.
— Когда ты приехал из Полыни? — спокойно поинтересовался Твикер.
— Десять лет назад. С отцом и матерью.
— Тебе здесь нравится? — В глазах Жаркова был испуг. — Если ты не скажешь нам правду, мы можем посадить тебя в тюрьму. Или отправить назад, в Польшу. — Жарков задрожал. — Тот, кто убил в Фар Уэзер человека, попадет в тюрьму.
— Это не я. Я этого не делал.
— Но ты помогал.
— Нет, нет. Никогда не помогал. Пожалуйста, верьте мне.
Жарков упал на колени. Твикер не испытывал сострадания к его унижению, как не испытывал восхищения перед самообладанием Гарни.
— Тогда у тебя единственный выход — честно рассказать, что там произошло. Встань. Итак, ты готов дать показания?
— И после этого вы меня отпустите?
— После этого мы тебя отпустим.
Жарков, запинаясь, продиктовал свои показания.
— Гарни, — сказал он, — был главарем ватаги с Питер-стрит, и это он предложил поехать в Фар Уэзер и отыскать Корби. Он сказал: «Мы с ним позабавимся», — рассказывал Жарков, переводя исступленный взгляд с одного лица на другое. Он утверждал, что у него не было с собой ножа, но у других ребят ножи были.
— У кого именно были ножи? — потребовал Твикер.
— Не знаю. Не уверен точно. О, прошу вас.
— Отвечай. У Гарни был нож?
— Думаю, что да. У Короля всегда при себе нож.
— А ты видел у него нож? Ты видел у Короля нож? Отвечай. Он что, достал и показал его тебе?
— Нет. Я ничего не знаю. Прошу вас, не спрашивайте меня.
На выяснение вопроса с ножом ушло минут тридцать. Под конец Жарков сказал, что ножи были у Гарни, Эдвардза, Богана и Гарднера, но он их не видел. Он сказал, что все они, и он в том числе, бросали в Корби фейерверки. Но он не участвовал в свалке вокруг Корби и не видел, что там случилось, а когда кто-то крикнул: «Поехали!», сломя голову бросился к своему мопеду. Когда они вернулись в город, Гарни сказал, что все они должны обязательно прийти в «Ротор», а также приготовить алиби на первую половину вечера. На случай, если у них спросят. Ему ясе сделалось плохо, и он не пошел в «Ротор».
— Это все. Клянусь вам, это все. Можно я пойду домой?
— Попозже.
— Но ведь вы сказали, что отпустите меня домой.
— Когда ты скажешь нам правду, может, и отпустим. У тебя плохая память насчет ножей.
— Я сказал вам правду. Сказал все, что знаю.
— Дадим ему время остыть, — предложил Лэнгтон. — А пока займусь кем-нибудь другим.
Твикер заглянул к сержанту Стерлингу, который давно и безрезультатно бился с Гарднером, потом направился в комнату, где допрашивали Гарни. Увидев Твикера, Норман многозначительно пожал плечами.
— Ладно, Гарни, мы все уже знаем от Жаркова, — сказал Твикер. — Он нам сказал, что вы вшестером поехали в Фар Уэзер и что у четверых из вас, в том числе и у тебя, были ножи. Вы все кидали в Корби фейерверками, а потом вы с Боганом на него напали. Он видел, как вы ширяли в него ножами. И ты и Боган. Добавишь что-нибудь?
— Да. Этот Поляк жуткое трепло. Или вы.
Твикер со злобой ударил его по лицу.
— Наш супер большой оригинал — не любит, когда его обзывают треплом, — сказал Норман. — На-ка закури.
Гарни с недоверием взял протянутую сигарету.
— А теперь послушай меня. Пока супер вытягивал из Жаркова этот донос, я поимел кое-что от Гарднера. Но его рассказ не во всем совпадает с рассказом Жаркова. Ты мог бы навести кое-какую ясность. Для своего же блага.
— Убирайтесь к черту.
— Боган ударил Корби или кто-то другой? У Богана был нож, верно? Так кто же все-таки ударил Корби?
— Я ведь уже сказал вам, что с работы пошел прямо домой, попил чаю, немного поболтался дома и двинул в «Ротор». Не был я ни в какой Фар Уэзер.
Так продолжалось еще минут пятнадцать.
— По-моему, хватит, — не выдержал Твикер.
Он встал. Норман тоже встал и потянулся. И Гарни вскочил на ноги.
— Я могу идти? — спросил он.
Полицейские с удивлением уставились на него.
— Быть может, к утру у него появится настроение говорить, — заметил Норман.
— К утру? Вы хотите меня арестовать? Но вы не имеете права держать меня здесь всю ночь без ордера на арест. Я свои права знаю.
— Послушай, Гарни, ты мне не нравишься, — низким грудным голосом сказал Твикер. — Ты мерзавец. А у мерзавцев нет никаких прав. Ясно?
— Нет, у меня они есть! — крикнул Гарни. — Вы продержали меня в участке несколько часов и не дали ничего поесть. Я хочу домой. Вы не имеете никакого права держать меня здесь.
— Вот что я скажу тебе, Гарни. Ты обратил внимание на тот коридор, что снаружи? — Гарни исподлобья смотрел на Нормана. — Так вот, он скользкий, как настоящий каток. Усек? На нем можно поскользнуться и получить любую травму. К тому же на дворе коварная погода. Когда мы с супером поднимались по ступенькам, я сказал ему: «Здесь можно оступиться и сломать ногу». Знаешь, я бы тебе не советовал идти домой. Не ровен час, оступишься и сломаешь ногу. — Норман сел. — А теперь, сынок, ответь-ка нам на несколько вопросов, и мы, быть может, угостим тебя чайком. Но учти, нам нужны только правильные ответы.
Все это было старо как мир. Твикер перевел взгляд с лоснящейся физиономии Нормана, пытавшегося играть в дружелюбие, на лицо Гарни, где выражение высокомерия постепенно сменялось страхом. Какая тоска. Ложь и всякие увертки, угрозы и обещания — вот те методы, к которым обычно прибегают в полиции. Наверно, это неизбежно — от таких, как Гарни, иначе ничего не добьешься.
От других они тоже невесть сколько добились, пока дело не дошло до Роуки Джоунза. Припертые к стене признанием Жаркова, Эрни Боган, Тэффи Эдвардз и Лесли Гарднер согласились с тем, что они были в Фар Уэзер, но не совершили никакого преступления, а лишь бросали фейерверки. Все до единого отрицали, что у них были ножи. И не имели ни малейшего представления о том, кто зарезал Корби.
Около полуночи сержант Стерлинг, допрашивавший Роуки Джоунза, приоткрыл дверь в комнату, в которой Твикер бился с Эдвардзом, и вызвал суперинтенданта в коридор.
— Мой готов дать показания, — сообщил он. — Не хотите ли им заняться?
Джоунз, высокий светловолосый парнишка с чертами ласки, заерзал на стуле под пристальным взглядом Твикера.
— Сколько тебе лет?
— Девятнадцать.
— Вполне достаточно, чтобы пойти за убийство на виселицу.
— Я ничего не сделал.
— После того, что нам рассказали остальные, вполне можешь туда попасть.
— Кто… что они вам сказали?
Твикер взял в руки листок бумаги.
— Жарков, Эдвардз, Гарднер — они все дали показания.
— И что они вам рассказали?
— Нам вполне достаточно. К тебе вопросов нет. Уведите его.
— Нет, нет, прошу вас, не надо. Я должен вам сказать…
— Нас это больше не интересует, — отрезал Твикер.
— Заинтересует. Если они сказали, будто его зарезал я, это неправда. Потому что его зарезал Король.
Лэнгтон облегченно вздохнул.
— Ладно уж, — смилостивился Твикер. — Говори.
Показания Джоунза подтвердили многое из того, что сказал Жарков. Джоунз утверждал, что вчера вечером у него не было с собой ножа, но он видел нож у Гарни и знал, что они есть у Богана и Гарднера. Гарднер был закадычным дружком Гарни и ради него мог сделать что угодно. Когда они выехали за город, Гарни начал полосовать ножом воздух, приговаривая: «Тренировка может сгодиться». Когда бросали фейерверки, Джоунз стоял рядом с Корби, а рядом с ним Гарни, Боган и Гарднер. Корби набросился на Богана, и тогда Гарни вытащил нож. Кто-то еще, кажется Гарднер, тоже вытащил свой ноле. И кто-то, кажется Гарднер, крикнул: «Всыпь ему, Король!» Джоунз видел, как блеснул в воздухе ноле, и слышал вопль Корби. Потом раздалась команда «поехали», и они умчались.
Потребовалось три четверти часа, чтобы привести в божеский вид бессвязный лепет Джоунза. Ему принесли чашку чая и сандвич. Он забился в угол и тихонько хныкал.
— Кто следующий? Лэнгтон взглянул на Твикера. — На основании показаний Джоунза мы можем спокойно задержать Гарни и…
— Они все преступники, — хрипло бросил Твикер.
— Тогда, сэр, давайте задержим их всех как подозреваемых в убийстве, — предложил Норман. — Оснований для этого достаточно. А утром разберемся.
— А их родственники тем временем, узнав, что они арестованы, уничтожат все улики. Нет, их нужно отправить по домам. А завтра мы их всех возьмем.
— Гарни следует оставить здесь. Если он узнает, что Джоунз рассыпался, я парнишке не завидую, — возразил Лэнгтон.
— Если у Джоунза есть мозги, он никому ничего не скажет. Пусть они все думают, что перехитрили нас.
Итак, всех шестерых подростков отпустили по домам. Твикер с Норманом вернулись в гостиницу в час ночи.
— Ну и денечек, — вздохнул сержант. — Я ног под собой не чую.
Твикер молчал. Уже сквозь сон Норман услышал из соседней комнаты скрип пера. Утром он проснулся от какого-то назойливого жужжания и понял, что оно доносится из соседней комнаты. Твикер брился электробритвой. Норман взглянул на часы. Было шесть пятнадцать.