Всю пятницу Хью просидел над заметками для центральных газет — нужно было поддержать в читателях интерес к убийству и, конечно же, заработать на построчной оплате. Он был по горло занят делами и поэтому не смог съездить в Фар Уэзер, как на то рассчитывал. Он поднимался в свою квартиру на Пайл-стрит, вдыхая надоевший до тошноты запах капусты, которой несло из лавки зеленщика. В его душе вскипало раздражение.
Из гостиной доносились голоса.
Майкл восседал на продавленном диване, а девушка устроилась в единственном удобном кресле.
— Хью, это Джилл Гарднер, — представил девушку Майкл. — А мы ждем тебя. Что нового в связи с убийством Корби?
Это была «куколка». Она не поднялась с кресла, и он видел лишь широко расставленные синие глаза, курносый нос и стройные ноги.
— Мы пьем пиво, — пояснил Майкл. — Напиток, заменяющий бедному человеку алкоголь. Оказывается, брат Джилл замешан в этом деле.
— Ваш брат?
— Они вызвали его на допрос, — пояснил Майкл.
— Мой брат Лесли дружит с подростком по имени Джек Гарни. Они называют себя «ватагой с Питер-стрит».
Девушка говорила с придыханием, и Хью это показалось милым.
— А среди них есть парень по прозвищу Король?
— Они называют так Джека Гарни.
— Он их вожак?
— По-моему, да. Они, как дети, играют во всякие игры. Что будет с Лесли, мистер Беннет?
— Думаю, ему придется ответить на несколько вопросов: был ли он там, что видел и так далее.
— Одним словом, его подвергнут допросу с пристрастием.
— У полиции не может быть пристрастий, — сказал Хью с уверенностью, которой вовсе не чувствовал. — Но одного из тех, кто был там, зовут Королем — я сам слышал, как кто-то выкрикнул: «Король!» А у вашего брата до этого были неприятности с полицией?
— Он и подросток по фамилии Боган полтора года назад угнали озорства ради машину. Их избили. На нашей Питер-стрит нравы жестокие. Но Лесли не способен на насилие. Он тихий мальчик.
— У него есть нож?
— Я ведь сказала вам, что он не способен на насилие.
— Извините, только этот вопрос ему обязательно зададут в полиции, если узнают, что он тоже там был.
— Вы правы. С тех пор как пять лет тому назад умерла наша мать, я все время пытаюсь уберечь Лесли от дурных… влияний, что ли. Меня на Питер-стрит не любят. Я школьная учительница, а у нас их не жалуют. Поэтому им не нравится, что я пытаюсь повлиять на Лесли.
— Ваш брат был вчера вечером в Фар Уэзер?
Девушка пристально посмотрела на Хью.
— Не знаю. Но если он там и был, могу сказать одно: Лесли не имеет никакого отношения к убийству. Могу в этом поклясться.
В дверь позвонили. Майкл, пробормотав извинения, побежал вниз. Девушка встала и неприязненно посмотрела на Хью.
— Если Лесли оказался в беде, я его спасу. И не побрезгую ничьей помощью.
На лестнице раздались шаги, громкие голоса. На пороге гостиной появился Майкл.
— Перед вами пресса с большой буквы, так сказать, человек из столицы, журналист экстра-класса, Фрэнк Фэрфилд из «Бэннер».
В комнату шагнул не человек, а какая-то развалина, обломок чего-то некогда красивого. Красота давно поблекла, а на ее месте торчал красный в прожилках нос, за очками в роговой оправе поблескивали воспаленные глаза. На могучем костяке вошедшего болталось поношенное тряпье, на плаще не хватало пуговицы, коричневые туфли на толстой подошве нуждались в починке. Мужчина заморгал и огляделся по сторонам.
— Только, ради бога, не надо из-за меня менять планы, — сказал он. — Мне дали этот адрес в вашей редакции. Надо же иметь наглость вломиться к людям домой. Вы Хью Беннет.
— А это Джилл Гарднер. Ее брата вызвали на допрос. Фрэнк Фэрфилд — король репортеров уголовной хроники, — отрекомендовал Майкл, обращаясь к девушке. — Выпейте с нами пива.
Дрожащей рукой Фэрфилд поднял стакан. Хью обратил внимание, что его большие продолговатые ногти обведены траурными каемками.
— Я здесь благодаря капризу моего бога и хозяина, — извиняющимся тоном пояснил Фэрфилд. — А когда он приказывает, не в моем характере задавать вопросы. Признаться вам, я не очень-то в курсе дела. Может, просветите меня?
Такая постановка вопроса сразу же располагала к себе. Хью пустился в подробности дела, и Фэрфилд поначалу внимательно его слушал, но вдруг предложил:
— Пройдем-ка лучше в ближайший бар и выпьем во здравие «Бэннер».
— Во здравие «Бэннер»? Прекрасная идея, — подхватил Майкл.
— Мне, наверно, все-таки следует выяснить, что с Лесли, — сказала Джилл Гарднер. — Его взяли прямо с работы.
— Сейчас только четверть девятого. Так что он еще у них, — со знанием дела сказал Фэрфилд. — А я бы очень хотел поговорить с вами, мисс Гарднер. Может, вам это и покажется странным, но не исключена возможность, что «Бэннер» может оказать вам услугу.
— Каким образом вы бы могли помочь моему брату?
Они вчетвером сидели в «Короне и якоре».
— Гласность. — Фэрфилд сделал долгую паузу. — Пусть ваш брат все расскажет. Пусть остальные ребята последуют его примеру. А мы это напечатаем.
— Не знаю, право, не знаю…
— Моя дорогая мисс Гарднер, а что вам терять? От этого парню не будет никакого вреда. Кстати, он завтра работает?
— Завтра… О, завтра же суббота. Нет, он свободен.
— В таком случае, можно я загляну к вам часиков в десять?
— Ммм… Думаю, что да. Простите за нерешительность, но все дело в том, что мой отец не любит журналистов. А у меня сейчас в голове такая путаница. И все-таки мне пора.
Джилл Гарднер попыталась встать.
Фэрфилд поднял свою дрожащую руку.
— Пусть Хью сперва позвонит в участок. Если верить моим воспоминаниям из провинциальной жизни, у Хью есть в полиции знакомый. Так вот, если Хью ему позвонит, мы, быть может, узнаем, что они делают с Лесли.
Хью прошел в телефонную кабину на втором этаже. Его приятель, констебль Пикеринг, очень удивился, что ему известна фамилия Гарднер. Фамилии остальных допрашиваемых он не назвал.
— Против них выдвинуто обвинение в убийстве, — сказал Пикеринг.
— Ты не назовешь фамилии остальных?
— Больше ничего не могу тебе сказать.
— Спасибо и на том. Гарднер еще у вас?
— Они все пока у нас.
— А как ты думаешь, когда…
Их разъединили. Пикеринг был явно не один. Когда Хью доложил новости, Джилл встала. Майкл был увлечен беседой с Фэрфилдом и не заметил, как она собралась уходить. Но Фэрфилд заметил.
— Спокойной ночи, мисс Гарднер, — сказал он. — Значит, в десять утра.
Хью проводил ее на улицу.
— Куда вы сейчас?
— Пожалуй, в участок мне ехать без толку. Расскажу обо всем отцу. Он расстроится.
— Я думаю.
— Да, но вы не представляете… Ладно, в общем, это неважно. Вы были так добры.
— Пока я для вас ничего не сделал. Постойте, я могу прийти к вам завтра утром вместе с Фэрфилдом. Если, конечно, мне удастся выбраться из редакции и если вы ие возражаете.
— Буду рада вас видеть. — Не успел он сообразить, искренни ли ее слова, как она сказала: — Мой трамвай, — махнула рукой и уехала.
Он вернулся в бар. Майкл, раскрасневшийся и с блестевшими глазами, рассказывал сплетни, которые он уже нс раз слышал, — злобные, не лишенные остроумия анекдоты про их редакцию, в которых Клэр, Фермер Роджер, Грейлинг и все остальные представали в смешном и довольно бледном виде. Хью даже возмутился — ведь Майкл, можно сказать, предавал тех, с кем работал. А если бы его не было здесь, что бы Майкл говорил о нем? Фэрфилд слушал, осушая пинту за пинтой пиво и переводя свой затуманенный взор с Майкла иа Хью. Они просидели до самого закрытия. По пути домой Хью сказал:
— Задали вы ей проблему.
— Кому? Нашей мисс Гарднер? Надеюсь, она найдет дорогу домой? В противном случае ее не следовало отпускать одну. А я-то решил, что вы к ней неравнодушны.
— Она мне понравилась.
— Она ваша, мой мальчик. Для меня она слишком резва. Старину Фэрфилда уже укатали крутые горки. Верно?
Хью промолчал.
С виду Питер-стрит казалась вполне обычной улицей, хотя, ясное дело, жизнь здесь была унылая. Питер-стрит, Меланта-стрит, Филидор-стрит, Бью-стрит — благодаря этим названиям, приклеенным наугад, отличали одну от другой улицы, которые на самом деле ничем друг от друга не отличались. Дети, сверкавшие двадцать лет назад голыми пятками, теперь были умыты и обуты, однако по-прежнему играли на тротуарах в ту же чехарду и рисовали на стенках виселицы. Фэрфилд с Хью приехали сюда на трамвае и теперь шагали под серым ноябрьским небом к дому Гарднеров.
— Беда в том, что благосостояние дало им слишком много и в то же время ничего не дало, — философствовал Фэрфилд. — У рабочих нынче водятся деньжата, но что им делать с ними после того, как в доме стоят телек с холодильником? Взгляните в ту сторону. — Фэрфилд указал пальцем на длинноволосых юнцов, хихикающих у фонарного столба. — Одеты-обуты, в карманах шуршат деньги, а податься-то и некуда. Так и создаются банды. Возьмем этого парнишку, Гарни, который во всех отношениях настоящий вожак. Он демонстрирует перед остальными свою силу и смекалку. Из таких во время войны получаются отличные офицеры. Многие даже идут в десантники и возвращаются домой увенчанные славой. А в мирное время они, как правило, оказываются не у дел.
— А я думал, «Бэннер» газета тори.
Фэрфилд расхохотался.
— Так оно и есть, мой мальчик. Я и сам тори. Но тут дело не в партийной политике, а в здравом смысле. Здравый смысл — это то самое, что прекрасно помогает нам в жизни. Кстати, догадываетесь, почему мы приехали сюда не на такси, а трамваем? Потому что нам, судя по всему, придется беседовать с местными жителями. А подкати мы на такси, они бы стали глядеть на нас косо. Вы слышали про Твикера?
— Это тот, которого нам прислали из Скотленд-Ярда? Нет, никогда не слышал.
— Он странный человек. Я мог бы о нем много рассказать. Ну, вот мы и прибыли.
Железная калитка отворилась со скрипом. Фэрфилд взялся за молоточек. В верхнем этаже соседнего дома колыхнулась тюлевая занавеска. Дверь отворилась, и на пороге появился здоровенный мужчина с волосатыми руками.