— А где его найти, этого слесаря?
— Он работал в мастерской возле Центрального рынка, — Ласкин полистал длинный узкий телефонный справочник. — Фамилия его Ющенко Дмитрий Тарасович… Я угадываю ход ваших мыслей, — сказал Ласкин.
За все время Джума не проронил ни слова, он понял, ему придется разыскивать этого Ющенко, и сейчас Джума вспоминал, сколько в городе слесарных мастерских и где они расположены…
Когда они вышли из музея, Джума сказал:
— Значит я ищу слесаря, обхожу соседей по балкону, может видели, кто выходил из двери музея через балконную дверь. Что еще?
В понедельник поедем беседовать с любовницей Чаусова Непомнящей.
— Понятно. Значит до понедельника…
13
В субботу утром Кира с мужем собрались на два дня на базу отдыха военного округа. Это были прекрасные места: смешанный лес, большие искусственные, но с проточной водой, пруды в лесу, перегороженные дамбой, деревянные двухместные домики.
Набив сумки едой и термосами с кофе, надев спортивные костюмы, они сели в свой беленький «Москвич» и отправились на «Малый Майдан» — так называлась база отдыха. Было девять утра, когда они туда прибыли, взяли у коменданта ключи от свободного домика, сложили вещи, муж надел плавки, Кира купальник и босые, с наслаждением ощущая траву под ногами, пошли они по лесной тропе к прудам, захватив надувные матрасы и три бутылки — две с пивом и одну с минеральной водой. В лесу уже раздавались громкие голоса, где-то на поляне слышны были удары по мячу, в прудах уже кто-то плескался. Устроились на лесной прогалине, сквозь деревья просверкивала вода. День обещал быть жарким. Полежав какое-то время на матрасах, они искупались, затем снова улеглись загорать.
— Смотри, не обгори, — сказал муж.
— Я осторожно, — она перевернулась на спину.
Они долго лежали молча, он на животе, уткнув лицо в скрещенные руки, она на спине, смежив веки, лежали расслабленно, бездумно, в какой-то полудреме. Затем муж сел, закурил.
— Хочешь сигарету? — предложил.
— Нет, все! С сегодняшнего дня бросаю.
— Что у тебя с делом Гилевского?
— Движется. Если выстроить последовательно даты и события, картина получается странная, но обретает логику, — она принялась рассказывать. — В письме Сэма Шобба, адресованном Диомиди, Шобб высказывает надежду, что по каким-то эскизам Диомиди дело его может быть продолжено. Вопрос: кем, каким образом? Кроме того, анализируя даты, сопоставляя их и разные цитаты, я пришла к мысли, что пакет существовал, что он не исчез, а кем-то был припрятан. У меня сложилось впечатление, что это сделано с далеко идущей целью. Кто-то побывал в кабинете Гилевского и ушел через дверь, которую обнаружил Джума. Пройти в нее мог только очень худой человек. Это могли быть трое: родственник Гилевского Пестерев, Чаусов или Жадан.
— А ты бы пролезла там? — засмеялся муж.
— Сейчас еще да, через три-четыре месяца уже нет, — улыбнулась Кира.
— Он осторожно положил большую руку на ее живот, сказал:
— Расти…
Кира ждала ребенка. Первая беременность окончилась трагически: ребенок родился мертвым. Об этом они никогда не говорили — слишком больно.
— Открой водичку, — попросила Кира.
Он открыл ей бутылку воды, себе — пива. Откуда-то потянуло вкусным дымом и жарившимся мясом.
— Кто-то уже шашлыки варганит, — сказал муж.
— Хочешь есть?
— Нет еще, пойду прогуляюсь к рыбакам. Пойдешь со мной?
— Нет, полежу.
Он ушел. Стало жарко, она перебралась в тень, легла набок, прикрыв ноги от мошкары и прочей лесной живности куском ткани, и задремала.
В понедельник с утра Джума входил под высокую арку гулкой подворотни — общей для здания музея и жилого дома. По внутренней лестнице поднялся на балкон третьего этажа, подошел к двери первой квартиры, поскольку звонка не было, постучал. Никто не отозвался, но из соседней квартиры с тазом белья вышла женщина. Заметив Джуму, сказала:
— Их нет дома. Виталий в больнице, Маруся пошла к нему.
— Тогда я у вас кое-что хочу спросить, — Джума достал удостоверение. — Скажите, вы не видели недели три назад, чтоб кто-нибудь выходил из этой двери? — он указал на железную дверь, ведущую в хранилище музея.
Женщина опустила таз с бельем на доски балкона, вытерла о передник руки, задумалась.
— А у них через эту дверь вообще никто никогда не ходит, — сказала она. — Нет, ничего такого я не видела. — А когда могли ходить, в какое время?
— Часов в пять-шесть, может чуть позже.
— Тут у нас кухня, — показала она на свою дверь. — В это время мы обедаем. Если уж не увидела бы, то, может, услышала, если б кто ходил.
— Спасибо. До свидания, — Джума направился к лестнице, спустился этажом ниже, вышел на балкон второго этажа. Обе квартиры были расположены также, как и на третьем. Он постучал. Открыли сразу, вышла старуха.
— Вам кого? — спросила.
— Я из милиции. Вы часто бываете на балконе?
Оглядев подозрительно Джуму серыми выцветшими глазами, она спросила:
— А вам-то что?
Видимо, услышав голоса, на балкон вышел паренек лет пятнадцати, он жевал.
— Тут из милиции, — сказала пареньку старуха.
— Я действительно из милиции, — сказал ему Джума и показал удостоверение.
— А кто вам нужен? — спросил парень.
— Видишь ту дверь, — Джума задрал голову и указал на обитую железом дверь музея. — Скажем, двадцать первого июня не видел ли ты кого-нибудь входящего или выходящего оттуда?
— Видел, — просто, словно это происходит ежедневно, ответил парень. Я учусь во вторую смену, у нас было два «окна», химичка заболела, я пришел раньше, сел на балконе почитать, у нас тут во второй половине дня солнце. Он и вышел тогда из этой двери.
— Кто? — не веря своим ушам спросил Джума.
— Молодой дядька. Низенький, щуплый. Хромал он.
— Какого числа это было? Месяц?
— Не помню. Весной, кажется в апреле.
— А время?
— Я же говорю, я пришел из школы рано. Было, наверное, часов пять-шесть. Солнце еще не зашло за крышу…
Джума спускался по лестнице в хорошем расположении духа: щуплый, маленький, хромал. Пестерев! «Он вышел из хранилища. Но как вошел в музей? Купил билет? — раздумывал Джума. — Но Пестерев и не скрывал на допросе, что по просьбе Гилевского встречался с ним. Но может, была еще одна встреча, о которой он умолчал?»
Выйдя из подворотни, Джума стал думать, что делать в связи с открывшимся новым обстоятельством. «Ладно, — решил он, — пусть это прокачивает дальше Паскалова, а мне на сегодня еще хватит беготни, пока найду этого слесаря, специалиста по сейфовским замкам». И он зашагал к Центральному рынку, около которого, по словам директора музея, была мастерская, где работал слесарь Ющенко Дмитрий Тарасович…
У рынка было много грузовых машин, фургонов, ларьков, лотков, шла бойкая торговля. Возле весовой немолодая женщина в оранжевой безрукавке с метлой и совком в руках убирала мусор. Джума обратился к ней.
— Вы не знаете, где тут слесарная мастерская?
— А ее уже нет, — сказала женщина, — закрыли, вместо нее обувной кооператив, — и она указала на дом, где висела табличка «Сапожок».
— А куда мастерскую переселили?
— Где-то на Привокзальной вроде.
Вздохнув, Джума сел на трамвай и поехал на Привокзальную. Мастерскую он нашел за хлебным магазином. У входа висела табличка «Ремонт замков, изготовление ключей и прочие услуги». Он вошел. За барьером стоял молодой человек в синем халате, в глубине виднелись две комнаты с верстаками, токарный станок.
— Завмастерской на месте? — спросил Джума у молодого человека.
— Сейчас позову, — он отошел в глубину, крикнул: — Владимир Карпович, вас клиент просит.
Вышел пожилой человек в зеленой заношенной военной рубахе, с которой давно были спороты погоны, в засмальцованных брюках.
— Вы ко мне? — спросил он Джуму.
— К вам. Может поможете. Я ищу Ющенко Дмитрия Тарасовича. Он работает у вас?
— Уже нет, ушел на пенсию, стар. Что, сейф барахлит?
— Барахлит. А домашний его адресок не дадите?
— Он обслуживал вас раньше?
— Да.
— Иногда он еще соглашается пойти к старым клиентам. Подождите, поищу, — он отошел к шкафу, стал рыться в бумажках, затем вернулся: Запишите: улица Кривоноса пять, квартира семь.
— Спасибо, — кивнув, Джума вышел. Он знал: Кривоноса находится в новом жилом массиве, ехать туда троллейбусом. Ехать далеко. Еще десять-пятнадцать лет назад там было поле, стадион какого-то завода и ипподром. Джума сидел у окна, смотрел. Теперь поле было вдоль и вглубь застроено новыми высотками, лишь кое-где меж ними, как гнилые зубы среди здоровых торчали старые однои двухэтажные развалюхи. Дом пять он и нашел среди этих доживавших свой век строений. Квартира семь была на втором этаже. Позвонил. Дверь открыла пожилая женщина.
— Вам кого? — спросила она нелюбезно.
— Ющенко Дмитрий Тарасович здесь живет? — спросил Джума.
— Здесь, здесь, оставили б его в покое уже, на пенсии он.
— Я из милиции, по важному делу.
Она недоверчиво оглядела Джуму — его безрукавку, живот, вывалившийся из брюк, затем крикнула куда-то в глубину квартиры:
— Дед, к тебе, вроде из милиции.
Джума несмело вошел в переднюю. Навстречу ему вышел старик в теплой байковой сорочке, поношенных брюках и шлепанцах на босу ногу.
— Из милиции говоришь? — он смотрел на Джуму сквозь очки в плохонькой оправе. — Проходи. Когда-то я один сейф твоему начальнику доводил до ума. Садись.
Джума сел на шаткий простой стул.
— Я к вам по другому делу, Дмитрий Тарасович. В свое время вы обслуживали сейфы в музее декоративного и прикладного искусства.
— Было такое. Там в секретном кабинете строгий профессор работал.
— Работал. Профессор Гилевский, — уточнил Джума.
— Во-во! Сейф у него древний, но сильный, венский «Густав Шлезингер».
— Когда вас Гилевский приглашал последний раз?
— Дайте-ка подумать, — он притронулся к дужке очков, и Джума увидел большие, некогда сильные пальцы с темными трещинами у ногтей. — Давно, очень давно, годов пятнадцать-двадцать назад, если не более.