— Сказала, что Володя Лаптев. Поедут, мол, на его машине.
— А вы знакомы с ним?
— Нет, видела пару раз, он старше Оли лет на пять. В детстве жил в нашем селе, потом уехал.
— Где они познакомились?
— Он иногда приезжает сюда, тут у него тетка. В один из таких приездов он зашел в магазин и познакомился с Олей.
— Часто они встречались?
— В общем, да.
— Вы знали, что она беременна?
— Беременна?! О, Боже! Нет, она мне ничего не говорила.
— А что-нибудь Оля говорила вам о нем, как-нибудь характеризовала?
— Говорила, что внимательный, что хотела бы выйти за него. Я ей только сказала: «Не спеши, приглядись». Как говорится, «и гусь вкусный линяет».
— Что ж, спасибо вам, Аня, — поднялся Скорик. Пригнувшись, отодвинув низкую яблоневую ветку, пошел к калитке. Она провожала его. У калитки спросила:
— Что дальше будет?
— Поживем — увидим… Как мне лучше добраться до райцентра?
— От церкви автобус ходит, — она вышла с ним за калитку и показала, как пройти к церкви…
Автобуса он ждал долго. В райцентр Рубежное приехал в начале двенадцатого, узнал, где сельпо и головной магазин.
Завсельпо, молодой пышноволосый парень, растерянно посмотрел на Скорика, когда тот представился.
— У меня к вам несколько вопросов, — сказал Скорик. — Четвертого мая из Борщово к вам приезжала Оля Земская сдавать выручку?
Подумав, парень ответил:
— Четвертого мая мы не работали, взяли отгул за второе.
Она регулярно сдавала выручку?
— Чего ее сдавать, ездить? Ольга по почте переводом отсылала.
— Это точно, что вы четвертого не работали?
— Абсолютно. Четвертого я уезжал даже на крестины в Вишняковку, это тридцать километров отсюда.
— Понятно. Спасибо. До свидания…
Из сельпо Скорик пошел в головной магазин. Заведующей не было. Старший продавец, немолодая степенная женщина протирала витрину, окуная губку в ведро с водой. Выслушав Скорика, она бросила губку, вытерла руки.
— Четвертого мая Ольга Земская должна была получать у вас товар. Она была одна или заходила с кем-нибудь?
— Четвертого она ничего не могла получить, после праздников, третьего, мы закрылись на ревизию.
— Она знала, что вы должны закрыться?
— Конечно. Перед праздниками она звонила, разговаривала с завмагом, я присутствовала при этом, и завмаг сказала, чтоб до шестого она не приезжала… Жалко девку, красивая, серьезная… Господи, что делается!..
Скорик ничего не ответил.
— Вы-то хоть разберитесь, чтоб ему, паразиту, на всю катушку, добавила она.
— Спасибо вам, вы мне очень помогли, — попрощавшись, он вышел и направился к автобусной остановке…
Частный парфюмерный магазин Александра Витальевича Андрусова назывался «Нега». Джума стоял перед входом, разглядывая витрину, где красиво были разложены коробки с духами, туалетной водой, лосьоны, губная помада, банки с кремами, дезодоранты в разноцветных емкостях. Он вошел внутрь. Мягкий свет ламп, упрятанных дизайнерами, освещал стойки-витрины со множеством коробок, коробочек, флаконов. Две красивые девушки за прилавком вежливо отвечали на вопросы покупателей; был здесь и праздный народ, просто любопытствующий, наверное, с завистью думавший о тех, что имел возможность выложить немалые деньги за крохотный флакончик французских духов или набор шампуней. Джума прошел в подсобку. Высокий грузный лысеющий мужчина лет сорока, стоявший у открытого сейфа, обернулся на звук шагов Джумы. Взгляд его серых навыкате глаз сразу стал презрительным, едва он оглядел с головы до ног Джуму.
«С ним придется покруче», — тут же подумал Джума и спросил:
— Андрусов Александр Витальевич?
— Да, я.
— Моя фамилия Агрба. Майор Агрба из угрозыска, — Джума достал удостоверение.
Андрусов долго разглядывал, как бы сличал майора на фотографии с этим, одетым, как замухрышка, мужиком. Возвратив удостоверение, сказал:
— Налоговая инспекция — понятно. Но угрозыск — это к чему бы?
— В связи с убийством и ограблением в музее, хочу задать парочку вопросов.
— Поня-я-тно, — усмехнулся Андрусов. — «Где вы были, что вы делали, нет ли связей со старыми знакомыми? Так, что ли?»
— Почти так. Раз уж вам хочется в таком порядке, давайте в таком: где вы были двадцать первого сего месяца, скажем, между семнадцатью и двадцатью одним часом?
— До восьми тридцати здесь, в магазине. В полседьмого приезжал инкассатор забрать выручку. Вот я ее и считал. Помогали мне продавщицы. Ушли мы все вместе, — понимаете, вместе, в восемь тридцать, потому что готовили витрину, обновляли… С этим вопросом все ясно? — с издевкой спросил Андрусов. — Может позвать девочек моих, чтоб подтвердили?
— Пока не надо. Когда потребуется, с этим я управлюсь сам… Второй вопрос вы уже сами сформулировали: из старых знакомых никто не объявлялся до двадцать первого или после с каким-нибудь предложением?
— Отвечаю. Я только влип по-дурости. Что-то закружило голову — полез. Дали срок, отсидел исправно, сказал себе: «Синяк этот останется на всю жизнь. Не набей себе, дурак, еще один». Понятно говорю?
— Вполне.
— Значит, старых друзей побоку. Нужно заняться серьезным делом, сегодня самое время. Можно зарабатывать десятки миллионов без хлопот с уголовкой. Резонная мысль?
— Вполне.
— Теперь ответьте мне: красивый магазин?
— Очень.
— Знаете, какой у меня оборот?
— Не знаю, — сказал Джума, — наверное большой, но это, видимо, коммерческая тайна.
— Если вы очень хотите, могу назвать.
— Не стоит, — ответил Джума.
— Итак, я легально процветаю. Видели, сколько покупателей? Так на кой черт мне при таком деле лезть в какой-то пыльный музей, кого-то грабить, а потом дышать парашей и кормить вшей на нарах или, чего доброго, пойти по «расстрельной»? Есть смысл?
— Никакого, — согласился Джума.
— Коньяку хотите? — по-барски предложил Андрусов.
— Нет, я бесплатно не пью, а у вас, как понимаю, на разлив коньяк не продается. Будьте здоровы, — круто повернувшись, Джума вышел. «Алиби твое я, конечно, проверю, — подумал Джума. — Ты, конечно, подонок по сути своей, по рассудил правильно: лучше нюхать запахи в этом магазине, нежели в лагерном бараке…»
До оговоренной встречи с Паскаловой у дома, где жил Гилевский, оставалось много времени, и Джума отправился по намеченному на сегодня маршруту…
Рядом с антикварным магазином находился пункт скупки драгоценных металлов на лом. Тут всегда вертелся разный люд, пытавшийся заработать: перехватывали шедших в скупку, предлагали цену за грамм, скажем, серебра или золота, повыше, нежели в скупке, делали таким образом бизнес. Милиция махнула на них рукой: сейчас разгонишь, а через час они снова тут, как мухи на мед. Дельцы посолидней кучковались у антикварного. Среди них топтался и крепкий мужичок в желтой сорочке с распахнутым воротом, в растоптанных широкой ступней видавших виды туфлях и в давно неглаженных брюках, которые он то и дело подтягивал, пытаясь натянуть на живот. Это был Джума Агрба. Он не был похож на любителя и знатока антиквариата, его никто не принимал всерьез, даже сторонились, поскольку знали друг друга, знали, кто чем интересуется: кто иконами, кто бронзой, кто старинным чугунным литьем, кто старым русским фарфором или немецким с голубыми или хотя бы с зелеными мечами на обороте.
К нему, отделившись от толпившихся и сновавших, подошел хорошо одетый парень, на лице светозащитные очки, и наклонившись, спросил:
— Видать с Кавказа?
— Раз видать, значит с Кавказа, — ответил Джума, чья внешность — чуть выпуклые глаза и дугообразный нос редко кого вводили в заблуждение.
— Что-то привез или интересуешься чем? — спросил парень.
— Сперва сними очки, глаза хочу увидеть, не люблю втемную.
— Ну даешь! — засмеялся парень, но очки снял. — Так что?
— Ищу.
— Что?
— А что предложишь? У нас в Сухуми любят красивые вещи.
— Дак у вас же стреляют! Голод, нищета.
— Сейчас не так уж стреляют. Постреливают. Но богатый народ еще есть… Что предложишь?
— Каминные бронзовые часы. Начало XIX века.
— А почему в магазин не сдаешь?
— Там ставят мало да еще двадцать процентов комиссионных сдирают.
— А посмотреть можно?
— Идем.
Он повел Джуму в подъезд рядом с магазином. Там стоял другой парень с большой красивой спортивной сумкой.
— Достань ходики, — сказал ему первый.
Тот извлек каминные часы. Под стеклянным колпаком мерно двигался маятник. Джума повернул в руках часы, пощелкал языком, сказал:
— Это ж надо такое чудо сделать!.. Сколько хочешь за них?
Продавец назвал цену.
— Только мне нужно посоветоваться с корешом, без него не могу, он часть своих вкладывает и толк в вещах знает, а потом торговаться будем.
— А где твой приятель?
— В гостинице рядом.
— За полчаса управишься?
— Я бегом.
— Давай, чеши.
Джума быстро зашагал, свернул за угол, оттуда — к музею. Замдиректора Реброва застал у себя, объяснил в чем дело.
— Вряд ли это наши. Экспозиция часов у нас временная, развернули на полгода, я ее на память знаю, сам комплектовал. Идемте посмотрим.
В небольшом зале находилась выставка старинных часов. Это были уникальные работы часовых дел мастеров XVII–XIX веков. Такого количества и красоты часов Джума никогда не видел. «Темный ты, Агрба, человек», сказал он себе.
Ребров прошелся вдоль стен, где были выставлены часы, увлекая за собой Джуму, потом решительно сказал:
— Нет, тут все цело.
— Ну и слава Богу, — вздохнул Джума. — Извините, что побеспокоил…
Продавец часов ждал его.
— Ну что, где ж твой приятель? — спросил.
Джума извинительно развел руками:
— Не захотел, сказал, что в часы боится вкладывать бабки.
Парень махнул рукой, выматерился, куда-то слинял. До закрытия антикварного магазина на перерыв оставалось минут пятнадцать. Джума вошел. Заведующий сидел у себя в маленькой конторке, что-то считал, тыча пальцем в калькулятор, увидев Джуму, приветственно поднял руку. Они были знакомы. Джума не раз приходил сюда, когда случались ограбления квартир. Войдя, Джума притянул за собой фанерную дверь, взял ее на крючок.