— Будьте добры, мне нужен Вадим, — сказала, когда там отозвался женский голос.
— Какой Вадим?
— У вас что, их несколько?
— А кто спрашивает?
— Знакомая.
— Нет, у нас один драгоценный Вадим Пестерев. Но он уехал на байдарке.
— На какой байдарке?
— Он с друзьями каждое лето уходит на байдарке, когда в отпуске.
— А давно он в отпуске?
— С двадцать третьего июня.
— А когда должен вернуться?
— Слушайте, девушка, что вы мне допрос устроили? — трубку положили.
«Итак, некто Вадим Пестерев, уехал в отпуск через два дня после убийства Гилевского, — механически отметила Кира. — Кто же он, кем работает в банке, почему в кармане пальто Гилевского оказался его номер телефона?..»
Одну за другой Джума обходил нотариальные конторы. И только в четвертой он наткнулся на то, что искал. Старший нотариус, повертев в руках удостоверение Джумы, откровенно сказал:
— Вас только мне не хватало. Вы видели, какая очередь в коридоре?
— Видел. Даже меня к вам пускать не хотели, еле пробился.
— Вам это срочно?
— Конечно, иначе бы просто письменно обратился.
— Хорошо. Можете пойти погулять часок-другой. Это надо искать. Вы ведь даже не знаете, есть ли эта бумага у нас, что за бумага, не знаете, когда сдана нам.
— Я зайду через час-полтора, — покорно согласился Джума, прикидывая, что за это время он успеет сбегать в ОВИР, там будет попроще…
В ОВИРе он прошел сразу к начальнику. Знакомы они не были, но Джума еще с порога достал свое удостоверение и это решило исход дела, потому что начальник, вскинув голову, в упор и недовольно уставился на Джуму, едва тот вошел. Сегодня у него был неприемный день.
— Ты сядь, — сказал он Джуме, выслушав его просьбу, и по внутреннему телефону сказал кому-то: Зайдите ко мне.
Через минуту вошла толстая немолодая женщина в форме майора.
— Валя, поройся у себя, — сказал ей начальник, — поищи Гилевский Модест Станиславович, гостевая поездка. Сдавал ли документы, получил ли и когда?
— Это сейчас нужно? — спросила толстая Валя.
— Да. Это майор Агрба из уголовного розыска, — кивнул он на Джуму.
— Понятно, — Валя вышла.
— Ты себе сиди, майор, а я займусь своими бумагами, — сказал начальник Агрбе, указав на высокие стопки бумаг, паспортов по обе стороны стола.
— Я думал, у нас больше этого добра, — сказал Джума.
— А в приемный день вообще спятить можно. И с каждым надо вежливо, выслушать, осушить слезы… — и он принялся за свои дела, а Джума сидел обок, ждал и тоскливо смотрел в окно, где виднелась верхушка дерева и последний этаж жилого дома.
Ждал он минут сорок, когда вошла Валя и, не глядя на Джуму, доложила начальнику:
— Был такой. Документы по приглашению от некоего Кевина Шобба из США он сдал двенадцатого февраля. Когда они были готовы, послали ему извещение, в мае. Но он пришел и отказался, зря только испортили паспорт. Почему отказался, не помню. Все?
— Спасибо, Валя, — сказал начальник. — Все.
Она вышла.
— Все ясно, — поднялся Джума. — Извини, что отнял время.
Начальник махнул рукой, мол, не ты первый, не ты последний. С этим Джума и удалился…
В нотариальной конторе народу поубавилось — до перерыва оставалось минут двадцать. Старший нотариус пребывал в той же степени любезности, с какой встретил Джуму, но был уже поспокойней, сказал:
— Нашли мы. Гилевский заверил у нас завещание и оставил на хранение. Вот, если угодно познакомиться, — он протянул страничку.
Джума неторопливо читал, чтоб запомнить, ибо понимал, что Паскалову это заинтересует. Прочитав, возвратил нотариусу.
— Будете производить выемку? — спросил нотариус.
— Это уже как следователь решит. Благодарю…
Он шел домой. В прокуратуре был перерыв, Джума не знал, застанет ли Паскалову. Да и есть хотелось. Нади дома не оказалось, ушла куда-то с детьми. Он поочередно открыл крышки кастрюль на плите, полез в холодильник. Нагрел свиные щи с большим куском мяса, на сковородке подогрел вареную фасоль, развел в мисочке польский грибной соус и сел обедать. Во время еды размышлял и пришел к выводу, что в деле Гилевского не очень-то продвинулись, невесело подумал, что еще надо будет отработать восемь фамилий тех коллекционеров, которые дал ему «Сладкий». Восемь человек! Та еще работенка… В коридоре хлопнула дверь, послышались детские голоса. Вернулась Надя.
— У тебя ничего не подгорело на плите? — спросила. — Что-то запах подозрительный.
— Все, что могло сгореть, уже у меня в животе.
Вбежали дети, окружили его.
— Папка пришел!
— У него в животе!
— Па, когда на аттракцион пойдем?..
В СИЗо Скорик ждал, пока приведут Лаптева.
Вошел он в своей аэрофлотской форме. Выбрит, но лицо осунулось, бледен.
Скорик предложил сесть, сказал:
— Я новый следователь по вашему делу. Зовут меня Скорик Виктор Борисович.
Тот молча кивнул.
— Нужно прояснить несколько моментов. Итак, четвертого мая вы посадили в свою машину Олю Земскую?
— Да.
— С какой целью?
— Она попросила подвезти ее в райцентр.
— Зачем?
— Ей надо было сдать деньги в сельпо, а в головном магазине получить товар.
— Вы приехали в райцентр. Что было дальше?
— Мы зашли в головной магазин, я купил себе тюбик крема для бритья.
— Какой?
— «Жиллет».
— И потом?
— Мы попрощались, и я уехал, а она осталась заниматься своими делами.
— Вы что, очень спешили?
— Да. Мне нужно было заехать в отряд. У нас через неделю был рейс в Нью-Йорк. Потом я собирался с приятелем в бильярдную в Дом офицеров.
— В котором часу?
— В пять. Так мы уговорились.
— Вы точно помните, что четвертого мая в головной магазин Рубежного вы заходили с Ольгой Земской и купили там крем для бритья?
— Точно.
— Однако не получается: в тот день ни сельпо, ни головной магазин не работали. Это я проверил сегодня… Как вы объясните это несовпадение?
— Не знаю.
— Вы что, собирались жениться на Ольге?
— Да.
— А вы знали, что она беременна?
— Нет.
— Она могла быть беременна от вас?
— Исключено.
— Значит из Рубежного, попрощавшись с Олей, вы отправились в аэропорт, а затем в бильярдную?
— С бильярдной не получилось. Приятель не смог, у него было какое-то срочное дело.
— Кто этот ваш приятель?
— Вадим Пестеров.
— Чем он занимается?
— Он шофер на инкассаторской машине.
— Итак, вы говорите, что поехали с Земской по ее делам в Рубежное, затем отправились в ресторан, потом повезли ее домой, но по дороге что-то у вас случилось с машиной, уже темнело, вы проголосовав, остановили самосвал, заплатили шоферу, чтоб он довез Земскую до Борщова. Было это в трех километрах от лесопосадки, где затем обнаружили труп Земской. Так?
— Так. Я об этом говорил и предыдущему следователю.
— Не получается, Лаптев: в тот день в Рубежное Земская ехать не собиралась, поскольку знала, что сельпо закрыто и денег она не сдаст. Это, во-первых, а во-вторых, знала, что головной магазин на ревизии, и товар она не получит. Есть этому и еще одно подтверждение: выручка, которую по вашему утверждению она должна была везти в сельпо сдавать, как выяснилось, лежала в целости и сохранности у нее дома.
Лаптев опустил голову.
— У вас есть хороший адвокат, — сказал Скорик. — Можете поведать ему о нашей беседе, — Скорик вызвал конвоира.
Лаптева увели…
Паскалова и Скорик сидели у себя в кабинете, когда вошел Джума. Увидев Скорика, поприветствовал, спросил:
— Ты где пропадал, дорогой?
— По вашей милицейской милости все приходится делать заново. Вы портачите, а мы расхлебываем, — подмигнул Скорик Паскаловой.
— Это не про меня. Правда, Кира Федоровна?
— Еще не знаю, — подхватывая игру, улыбнулась Кира.
— Дай пива, — попросил Джума у Скорика. — Оно у тебя в правой тумбе.
— Смотри, ты действительно сыщик, насквозь видишь. Что, вкусно пообедал?
— Вкусно.
— А пиво заслужил сегодня?
— Если не у тебя персонально, то у прокуратуры вообще — безусловно.
— Так и быть, — Скорик извлек из правой тумбы стола бутылку пива. На.
Джума привычно сдернул крышечку обручальным кольцом, взял стакан, стоявший на сейфе. Выпив, вздохнул, утер губы, уселся возле Паскаловой, спросил:
— Можно закурить?
— В коридоре, — сказал Скорик.
— Да ладно тебе! — Джума все же закурил. — Значит был я и в ОВИРе, и в нотариальных конторах, — обратился он к Паскаловой. — Документы для гостевой поездки в США Гилевский сдавал. В феврале, двенадцатого. Когда они были готовы, он вдруг отказался. Причина неизвестна. В нотариальной конторе номер три имеется его завещание на имя некоей Долматовой Людмилы Леонидовны. Завещано: приватизированная квартира, вся недвижимость, иконы, картины, библиотека. Одним словом — все.
— Почему же он не поехал в Америку? — как бы спросила себя Кира.
Джума пожал плечами.
В это время в кабинет вошла Катя, тихо обратилась к Скорику:
— Витенька, экспертиза готова. Ты обедать придешь?
Паскалова поняла, что это и есть та самая Катя — жена Скорика.
Женщины незаметно, оценивающе оглядели друг друга, прежде, нежели Скорик стал их знакомить. Обе сказали: «Очень приятно».
— Минут через десять я приду, — сказал Скорик.
Ее научно-исследовательская лаборатория судебных экспертиз находилась рядом с прокуратурой, сотрудницы обедали вместе: еду приносили из дому, складывали, кто что принес, в общий котел. Скорик ходил туда обедать, встречали его женщины гостеприимно, подкладывая, как падишаху, самые лучшие и вкусные куски.
Катя направилась к двери, когда она открылась, на пороге возник Щерба.
— Иду по коридору и вдруг слышу милые голоса, дай-ка, думаю, загляну, послушаю, о чем щебечут, — Щерба, держа в руках папку с надписью «Надзорное производство», посторонился, пропуская Катю, прислонился к дверному косяку. — Какие радостные новости, господа? — обратился он сразу к обоим — к Кире и Скорику, затем уточнил: — Что у вас, Виктор Борисович?