Нижний туннель оказался крутым, уходящим резко вниз.
Спускаться было тяжело, приходилось цепляться за выступы в стенах.
Но когда мы достигли дна этого уклона, сканер в моей руке внезапно ожил, издав настойчивый, требовательный писк.
Сигнал был не сильным, но четким, стабильным.
– Здесь! – я посветил фонарем на стену в конце тупикового забоя. Порода здесь отличалась – более темная, плотная, с отчетливыми синеватыми прожилками. – Смотри! «Синяя кровь»! И жила… она неплохая! Не арконит, конечно, но… это уже кое-что!
Надежда вспыхнула с новой силой, придавая энергии.
Мы быстро вернулись к кораблю за буровым модулем.
Снова мучительный спуск по крутому уклону, установка скрипучей, но все еще живой машины.
Я взялся за рычаги, Сарра встала рядом с контейнерами.
Бур взревел и на этот раз легко вошел в породу.
Синяя крошка посыпалась густым потоком.
Жила была действительно неплохой – не самой богатой из тех, что мне доводилось видеть, но для ручной добычи в заброшенной шахте это была настоящая удача.
Мы заработали с удвоенной энергией, подгоняемые азартом и перспективой наконец-то получить реальную отдачу от наших усилий.
Контейнеры наполнялись один за другим.
Мы шутили, подбадривали друг друга, забыв на время об усталости и боли.
Удача наконец-то улыбнулась нам!
Я вел бур все глубже, стараясь не перегреть модуль, когда луч моего фонаря случайно скользнул по стене чуть в стороне от забоя.
На гладкой, отполированной временем поверхности камня я заметил что-то странное – ряд тусклых, полустертых символов.
Не просто царапины – это были знаки.
И я их узнал.
Язык Атлантов.
Тот самый, что теперь жил в моей голове благодаря кристаллу Кайроса.
Я остановил бур, прислонив его к стене и подошел ближе, стер пыль со стены скафандром. Символы были простыми, стандартными предупреждающими пиктограммами.
Круг, перечеркнутый волнистой линией. И рядом – три коротких вертикальных черты с точкой внизу. Я сосредоточился, пытаясь вспомнить значение. Словарь в голове услужливо подсказал перевод.
«Внимание. Повышенная концентрация газа. Метан».
Метан! Здесь, в замкнутом пространстве… Бурение могло высвободить его из породы. А любая искра от нашего старого модуля, от неисправной проводки скафандра… могла привести к взрыву.
Холодок пробежал по спине. Я быстро взглянул на газоанализатор, встроенный в интерфейс моего шлема. Индикатор горел ровным зеленым светом – «Воздух в норме».
Но… что-то меня насторожило. Последний раз я проверял его при входе в шахту. Неужели за столько часов работы концентрация не изменилась? Я активировал ручной сканер, направил его на анализатор скафандра. И увидел то, чего боялся.
Батарея. Она была почти на нуле.
Индикатор на шлеме врал – он просто застыл на последнем безопасном значении, потому что сам прибор уже не работал.
А анализатор Сарры? Я быстро проверил ее показания через наш внутренний канал связи. То же самое. Батареи сели на обоих приборах. Мы работали здесь несколько часов, в потенциально опасной атмосфере, даже не подозревая об этом.
– Сарра! – позвал я ее тихо по рации. Она обернулась от контейнера, который почти наполнила синей рудой. – Прекращай работу. У нас проблема.
Я показал ей на символы на стене, потом на показания разряженного газоанализатора на моем сканере.
Она смотрела то на стену, то на сканер. Она все поняла без слов. Мы стояли посреди богатой жилы, которая могла бы решить часть наших проблем. И одновременно – посреди метановой ловушки, которая могла взорваться в любой момент.
Мы замерли в тишине, нарушаемой лишь нашим собственным дыханием и шипением почти бесполезных систем жизнеобеспечения скафандров.
Продолжать добычу? Рискнуть всем ради этой синей руды? Или бросить все, отступить, признать очередное поражение? Решение нужно было принимать немедленно. Тикающий таймер нашего кислорода неумолимо приближал нас к черте.
***
Мы замерли, словно два ржавых механизма, внезапно лишившихся питания.
Тишина в шлемах стала оглушающей, прерываемая лишь нашим собственным сбивчивым дыханием.
Перед глазами – синеватая россыпь добытой руды, наша хрупкая надежда.
Позади – темный, манящий выход из туннеля. А вокруг – невидимая, но смертельная угроза метана.
Что делать? Рискнуть и попытаться забрать хотя бы часть добытого? Или бежать, пока не поздно?
Я лихорадочно просчитывал варианты.
Воздуха в баллонах оставалось критически мало – может, на пару часов, не больше. Путь наверх, к кораблю, был долгим и тяжелым. Успеем ли мы вынести хотя бы пару контейнеров? И стоит ли этот риск?
И тут я заметил его.
Небольшое облачко пыли, висевшее над самым полом у стены, недалеко от того места, где мы прислонили буровой модуль после работы. Странное облачко – оно не оседало, а словно медленно клубилось, стелясь по коридору, выходя из едва заметной трещины в породе.
Пыль? Нет. Это был газ. Бесцветный, невидимый, он струился из трещины, медленно наполняя забой. Я только сейчас это понял – концентрация, должно быть, уже была критической. Мы работали в пороховой бочке, сами того не зная. Несколько мелких пузырьков вынырнули из трещины и устремились к потолку.
Я проследил за ними взглядом – луч фонаря вырвал из темноты воздушный карман. Здесь, на огромной глубине.
И в этот самый момент буровой модуль, старый, скрипучий МБ-3, прислоненный к стене под небольшим углом, начал медленно… заваливаться. Он медленно кренился, его тяжелый металлический корпус приближался к камням на полу. Прямо к тому месту, где клубился газ и все больше пузырей вырывалось из трещины.
– Сарра! Ложись! – заорал я в рацию, инстинктивно пытаясь оттолкнуть её подальше от опасной зоны.
Но было поздно.
Модуль рухнул.
Его металлический корпус с оглушительным скрежетом ударился о камни на полу. И высек сноп искр.
Время словно замедлилось.
Я видел, как эта искры летят по полупрозрачному облачку пыли у пола. Сталкиваются с пузырями. Видел, как вспыхивает…
А потом мир взорвался.
Оглушительный рёв и вспышка ослепительного пламени заполнили тесный забой. Горячая ударная волна ударила с силой кувалды, швырнув меня, как тряпичную куклу. Я почувствовал резкий удар спиной о стену тоннеля, треск то ли скафандра, то ли моей спины, а потом – грохот падающих сверху камней.
Тоннель стонал, содрогался, потолок рушился, погребая нас под собой.
И наступила темнота.
Полная, абсолютная, звенящая в ушах.
Сколько я был без сознания? Секунды? Минуты?
Не знаю.
Я очнулся от дикой боли во всем теле и удушья.
Шлем треснул, но, к счастью, не разгерметизировался.
Я лежал на боку, придавленный камнями и обломками породы. Попытался пошевелиться – тело отозвалось новой вспышкой боли.
Но я был жив.
Оглушен, контужен, засыпан, но жив.
Скафандр, пусть и старый, спас меня от худшего – от огня и ударной волны.
– Сарра! – прохрипел я в микрофон шлема. – Сарра, ты меня слышишь?!
В ответ – тишина.
Только треск помех и мое собственное тяжелое дыхание.
Сердце ухнуло куда-то в пропасть.
Неужели?..
– Сарра! Ответь!
– Гром… – слабый, едва слышный стон пробился сквозь помехи. – Я… я здесь… Завалило… Ногу… придавило… Не могу… выбраться…
Она была жива!
Это главное.
– Держись, Сарра! Я иду! – крикнул я, пытаясь определить направление ее голоса.
Я начал разгребать завал вокруг себя.
Камни были тяжелыми, руки дрожали от слабости и боли, но адреналин гнал вперед.
Я отбрасывал обломки, расчищая себе путь, постоянно крича в рацию, чтобы подбодрить Сарру и не дать ей потерять сознание.
Наконец, луч моего уцелевшего фонаря выхватил из темноты ее фигуру. Она лежала на боку, почти полностью погребенная под грудой камней. Видна была только ее голова в треснувшем шлеме и одна рука.
Большая плита породы прижала ее к стене.
– Сарра! Я здесь! Сейчас вытащу! – кричал я, лихорадочно разгребая камни вокруг нее.
Она тихо стонала от боли, но держалась.
Мы работали вместе – я разбирал завал сверху, она пыталась отталкивать камни изнутри.
Это было похоже на кошмарный сон – темнота, боль, удушье, грохот осыпающихся камней и отчаянная борьба за жизнь.
Наконец, мне удалось расчистить достаточно места, чтобы она смогла выползти из-под плиты.
Ее скафандр был сильно помят, но цел.
Ноги, к счастью, тоже были целы, хоть и сильно ушиблены.
Мы сидели рядом, прислонившись к стене завала, пытаясь отдышаться.
Тишина снова окутала нас, но теперь она была враждебной, давящей.
Мы были отрезаны.
Взрыв завалил ту часть тоннеля, через которую мы сюда попали.
Обратного пути не было.
Я посмотрел на индикатор кислорода на своем шлеме. Потом на ее. Цифры неумолимо уменьшались.
Два часа. Примерно два часа у нас оставалось, прежде чем воздух закончится окончательно.
Мы были заперты в темной, газовой ловушке, глубоко под землей, отрезанные от корабля, от мира.
Раненые, почти без кислорода, с призрачной надеждой на спасение.
Ситуация была хуже, чем когда-либо прежде.
***
Два часа.
Всего два часа кислорода в баллонах, которые шипели все тише и тише, отмеряя последние минуты нашей жизни в этой каменной гробнице.
Паника снова начала подступать, холодная и липкая.
Сдаться? Лечь здесь и ждать конца?
Соблазн был велик.
Тело болело, силы были на исходе, надежды почти не оставалось.
Но взгляд упал на Сарру.
Она сидела рядом, бледная, искусанные губы, но в ее глазах горел тот же упрямый огонек, что и на арене.
Она не собиралась сдаваться.
И я не мог.
– Бур… – прохрипел я, кивая в сторону завала, под которым скрывался наш старый МБ-3. – Если мы сможем его откопать… Может, им удастся пробиться?
– Ты думаешь, он еще работает? – с сомнением спросила Сарра. – После такого взрыва…