– Вы ведь не из храма? – нервно сглотнула Кагами под моим внимательным звериным взором, сама она смотрит мне за спину. Не иначе как хвосты считает. Сам не знаю, сколько их у меня и важно ли это вообще. Скорее всего один, я же по меркам кицунэ даже не подросток, а почти младенец, наверное.
Я молча смотрел на нее, тем самым особенным взглядом, каким Акира и Амацу-сенсей передавали смыслы без слов. И в глазах моих читалось отчетливое “ГОВОРИ”. Совсем необязательно быть лисицей, чтобы понять. Любой бы догадался, что мне нужно от женщины. Не знаю пока, как к ней относиться. Причин для теплых чувств к ней нет, но мудрая Китагава-сан ведь не зря попросила дать ей объясниться до того, как судить. Вот, это ее шанс.
В глазах Кагами вдруг застыл немой испуг. За кого она меня вообще приняла? Не за своего сына ведь? В этом случае ожидалась совсем иная реакция. Я просто сидел на снегу и смотрел, не спеша становиться обратно самом собой. Быть лисом с теплой шерстью во время зимы оказалось неожиданно приятным. Хотя, может быть, это всё внутренний жар.
– Послушайте, мне не нужны неприятности. Никто из Храма не узнает, что я вас видела, честно-честно, без обмана, – либо все мои идеальные актерские способности унаследованы по материнской линии, либо она по-настоящему честна в данный момент.
Наверное, это не очень правильно – вот так вот подшучивать над испуганной женщиной, какой-никакой, но собственной матерью. Однако, я продолжал сидеть и молча на нее смотреть. Ну разве что широко зевнул, пробуя морозный воздух на вкус.
– Послушайте, Цукино-сама, я ничего плохого не хотела – просто увидеть своих детей. Я не собиралась вредить вашему внуку! Я люблю его! Пожалуйста, не убивайте меня! Я никому не скажу, что вас встретила! Ни одна живая или неживая душа не узнает! Клянусь священным именем Инари, Луной, и своей Ки! Своими хвостами клянусь! – добавила женщина под моим укоризненным взглядом. – Я вообще только недавно узнала о вашей родственной связи! В храме, где меня держали, сказали, что вы погибли при бомбардировке. Я хотела всего лишь посмотреть на своих детей и попросить у Хиро-сана прощения за то, что пропала!
Мама любит папу. Это было настолько внезапно и столь же приятно, что я чуть было не поддался искушению вернуться в человеческий облик и признаться в том, кто я такой. Невероятно ошеломительная новость, отодвинувшая на задний план даже тот факт, что меня приняли, судя по всему, за Хидео-сана, учитывая использованную фамилию. Да это едва ли не важнее, чем то, что мой кристально честный отец – внук пройдохи и мошенника Макото. Если я верно понял слова Кагами и при условии, что ее саму не обманули. О лицемерная богиня Инари, да даже информация о том, что где-то в храмах, судя по всему, держат взаперти кицунэ, им чем-то не угодивших, и то второстепенна по сравнению с тем, что у меня может быть двое родителей. А у Тики-тян есть шанс получить не только отца, но и мать.
Буря эмоций пронеслась в моей голове, но я им не поддался. Махнул хвостом, показывая легкое недовольство, и передал через зрительный контакт “РАЗРЕШАЮ, ОНИ ЗДЕСЬ”, а затем добавил “НАБЛЮДАЮ” и “ТАЙНА”! Кагами меня поняла, судя по тому, что низко поклонилась и прошептала “Спасибо”.
Уместно ли это – манипулировать собственной матерью, степень вины которой перед своими детьми вдруг стала крайне неопределенной? Добрый и честный Ниида Макото решительно сказал бы “нет”, обнял и утешил женщину. Жизненный опыт Хидео-сана принес в мой характер элементы цинизма. Пусть сначала докажет, что достойна доверия, и только затем я готов буду ей открыться. Развернулся на месте, махнул пушистым хвостом и пошел обратно, наступая в свои старые следы. Нужно забрать из клиники Китагавы-сан свою обувь. Не в тапочках же мне за рулем ехать.
Глава 21
– Пожалуйста, не говорите Кагами, кто приходил сегодня в вашу клинику. Отвечайте, что не тот человек, о котором ей стоит знать, – попросил я Китагаву-сан, забирая свои ботинки. – И спасибо за совет дать ей выговориться. Вы очень мудры, Китагава-сама.
– Засмущал старуху, – удивленной моей просьбе медсестра не выглядела. – Проверку ей устраиваешь? У таких, как ты, сплошь интриги. Думай да решай сам. Я-то и не знаю, кто ко мне приходил, много всякого народа тут ходит. И запахи после дезинфекции все пропадают, – по мне, так любые попытки использовать нос в ее логове заранее обречены на провал, обоняние начинает сходить с ума еще по приближению к клинике. Но вдруг Кагами еще более чуткая, чем я? Поблагодарил, поклонился, получив очередной раз пожелание так не делать, и уехал. Задержался уже!
По пути домой передумал сотни мыслей, связанных с новой информацией. Пытался понять, потомками кого именно из детей Хидео-сана мы с папой и Тикой могли бы являться. Вспомнил сразу две подходящих семьи, брошенных подлым многоженцем в центральной Японии. Размышлял о том, почему Кагами назвала именно имя Цукино Тенкая, а не одну из других личностей старого Макото. Строил догадки о том, почему она вообще испугалась мошенника, который при всех своих отрицательных качествах к жестокости склонен не был. Представлял, как матушка снова подходит к ферме и ее опять прогоняет верный страж Дандо-сама. Мыслей много – выводов никаких. Без точки опоры мир не перевернуть – как-то так высказывался древний гайдзинский ученый. А фактов, на которые возможно опереться, мне как раз и не хватает.
Спросить о кицунэ и храмах у Акиры или Ёрико? Нет, интуиция твердит, что признавать перед лисицей свою неосведомленность хоть в чем-то не стоит. В самом благоприятном случае перестанут уважать. Есть еще один источник информации – Ёсида Кайто. Но звонить ему поздно вечером с просьбой рассказать о лисах и храмах как-то неуместно. Ямада-сан еще… не отец и сын полицейские, а Ямада Томо. Фамилия одна из самых распространенных в стране, наверняка за то девятихвостая ее и выбрала. Вот кто однозначно в курсе всего, но право у меня задать только один вопрос.
Что дальше будет с мамой, папой и Тикой-тян? Вот за это хочется переживать. Все-таки у отца сердце. А сестренка довольно несдержанная особа. Не будет ли правильным взять отпуск и переехать на ферму, пока ситуация не разрешится? Пожалуй, нет. Кагами не врала, когда говорила, что не желает зла папе и любит его. Соврет матушка что-нибудь о том, где была все эти годы – отец добрый, простит её. Тика немного побунтует, а дальше все зависит от самой Кагами, сможет ли та найти подход к дочери.
Надо же… коварная кицунэ влюбилась в обычного фермера. С другой стороны – а такая ли это редкость? Лис-обманщик, полюбивший простую девушку из отдела кадров, ведь уже есть. Ну ладно, ладно, девушку потрясающе красивую, умную, добрую и обладающую тысячей иных достоинств, в том числе интуицией, позволившей разглядеть в нелепом толстяке кого-то большего.
И заботливую. Цуцуи дважды позвонила, чтобы уточнить, что со мной все в порядке и я не застрял нигде в сугробе, заметаемый снегом на горной дороге. Тут я сам несколько виноват. Знакомство с Кагами вынудило потерять время и выехать позже, чем собирался.
Ну а дома я выкинул все тревоги из головы. Мияби, хоть и должна была задержаться на работе, успела вернуться раньше меня, приготовила чудесный ужин, получивший самое логичное и правильное продолжение.
Ночью же Хидео-сан как специально решил испортить мне настроение и показал сны о том, как он страдал, всеми брошенный и забытый, почти полностью ослепший. Почему он не обратился за помощью к Акире? Специалист по травам и зельям, та могла бы что-то сделать. Как минимум, облегчить боль. Или нет? Лучевая болезнь – достаточно новое явление в мире. Средства против нее кицунэ наверняка не знают. Может быть, тот прежний Макото не желал отбирать у своей женщины надежду, раз та по-прежнему его любит и ждет? Не верил в то, что его примут больным и истощенным? Но это глупость. Хотел, чтобы его запомнили молодым и энергичным, а не враз постаревшим и изможденным? Это уже ближе к истине? Или…
Под конец тяжелого сна я ощутил эмоциональное состояние хитреца. Полная уверенность в том, что всё будет как задумано. Ощущение собственного превосходства, куда более сильное, чем когда он дурил простаков лотерейными билетами или продавал подделки. Принятие болезни, граничащее с безразличием. И рвущееся наружу веселье, которое он не смог бы продемонстрировать при всем желании, выходил лишь надсадный кашель, после какого во рту оставался неприятный привкус крови. Хотел бы и я когда-нибудь быть столь же уверенным в себе, как он в тот момент. Догадки о том, что все это значит, тут же зашевелились уже в моей голове, но я не захотел их обдумывать. А заставить кицунэ делать то, чего он не хочет – это уже задача из разряда непростых.
В большинстве западных стран двадцать пятое декабря – важный религиозный праздник и выходной день. Но не у нас в Японии. Мы приняли так называемое Рождество как часть мировой культуры и даже начали делать небольшие подарки окружающим в этот день. В торговых центрах можно встретить толстяков в красных шапочках и с бутафорскими бородами. Но это не повод не работать. Утром мы с Цуцуи, как всегда, сели в машину, подобрали Ёрико и поехали в деловой центр Кофу. По пути девушки щебетали о грядущем грандиозном мероприятии.
Боненкай – традиционный годовой корпоратив, проводимый в декабре. Никогда не любил эти массовые пьянки и редко когда мог избежать их. Прислушался к себе. Может быть, озорная лисья сущность что-то переменила внутри? Нет, ничего не поменялось. Все еще считаю корпоративный праздник пустой тратой времени, какую разве что вкусная еда скрасить способна.
– В этом году банкет будет в большой столовой на сорок втором этаже, – рассказывала Цуцуи. – Начальница хочет, чтобы я выступила от имени отдела кадров вместо нее, так как в речи придется благодарить отличившихся сотрудников по именам. А с именами у нее сложные отношения.
– Смотри, так в итоге и останешься главной, – хихикнула Ёрико.
– Я подозреваю, что ОНА к тому меня и подводит, в перспективе нескольких лет. Но разве это плохо? Высокая должность и карьера – это хорошо. Я уже сейчас понемногу жизнь сотрудников улучшаю. Вчера относила на подпись Окане-саме документ об окончальной отмене запрета на близкие отношения. Он же очень глупый, этот запрет. И приставать к кому-либо, как Такада-сан, я уже точно никогда не буду.