Американское посольство в Токио — огромное семиэтажное здание, вполне возможно, что и в глубину на то же количество уровней закопавшееся. Семидесятых годов постройки, стекло и бетон, буквально в двух шагах от национального парламента и резиденции премьер-министра. Я уже получил целую кучу сообщений от Такахаси, посвященных их акции протеста. Всё согласовано. У властей не было причин запрещать безобидным фрикам высказаться в защиту несуществующего снежного человека. Разве что от самого дипломатического объекта их в ближайший сквер отодвинули.
Оставив его величество Короля Марка на платной парковке, уязвившей меня своей стоимостью в самое сердце, направились к посольству. Подходить к манифестантам совсем не хотелось. Но, во-первых, путь лежал как раз через занятый ими скверик, а во-вторых — пройти мимо и сделать вид, что мы незнакомы, станет совсем невежливо, даже откровенно грубо. Неприятный факт — у всех протестующих оранжевые галстуки и очки, включая женщин. Такой вот флэшмоб переодевания мной. Всего собралось человек пятьдесят. Это не очень много, но даже такая толпа всегда кажется более значительной, чем на самом деле.
— Я говорил, что он придет и он пришел! — издалека заметил меня Такахаси, завопивший так, что обернулись не только его соратники по протестной акции, но и случайные прохожие. — Ниида, иди сюда! Я тебя со всеми познакомлю! Друзья, вот он, наш лидер! Человек, которому минамигон отдал золото, поверив в его честность. Ниида никогда не врёт!
Не стушевался под требовательными взглядами и даже взгромоздился на подставленный кем-то пластиковый ящик, ставший своеобразной трибуной. Зачем я вообще к ним полез? Сейчас в посольстве решат, что я заодно с этими странными людьми и передумают меня пускать не только к манифестантам, но и к Саммерс-сан картины сдать. Те, к слову, тоже мешаются, обе руки заняты.
— Друзья! Вы поступаете благородно, защищая нашу культуру и наших родных японских криптидов! Никто не должен на них покушаться. И Минамигон, и Хибагон наше достояние! Сейчас я войду в посольство и добьюсь хотя бы части ответов о том, что гайдзины сделали с нашим дружелюбным соседом из гор Минами! Я озвучу наши требования и как американцы, так и наше правительство их примет! Я потребую полного запрета огнестрельного оружия для всех американских туристов, находящихся в Японии! Полного запрета пейнтбольных и духовых ружей! Полного запрета холодного оружия! Они не должны привозить в нашу мирную страну свою гайдзинскую жестокость! Вы согласны со мной?
Легко обещать то, что и так существует. У нас очень суровые законы относительно оружия. Все упомянутые мной запреты уже действуют. И заметная часть собравшейся небольшой толпы об этом в курсе, просто не задумывается. А если кто-то все же сообразит — всегда сумею сказать, что я не больше, чем бухгалтер и не разбирался в оружейных законах. Поблагодарю за информацию.
Мой спич был встречен бурными овациями. На меня смотрели как на героя, готового дерзнуть и бросить вызов системе.
— Такахаси-сан, помоги мне донести материалы, — проклятые картины, в упаковке по пять штук, замотанные в упаковочную бумагу и перевязанные экологичным шпагатом, уже чересчур сильно оттягивали мне руки.
— А что там, Ниида? Твои плакаты? На картины больше похоже. Почему ты их бумагой закрыл? Там что, обнаженная натура? Оу… Цуцуи-сан, вы ему позировали?
— Ты так считаешь? — программист слегка стушевался под пристальным взглядом Мияби. Она, в свою очередь, внешне ничуть не смутилась. — Узнаешь на выставке, прав ты или нет, — мне почудилось, что сейчас последует одно из прозвищ, придуманных «алой загадкой». «Кодзилла», например. Но нет, моя невеста удержалась и не стала морально уничтожать Ичиро-сана, хотя его вопрос и был верхом бестактности.
Я же, освободив руки, набрал номер телефона Саммерс-сан, оставленный мне как раз для этого случая и сказал о том, что готов передать картины.
— Ниида-сан, я вас жду не только ради картин, — отозвалась американка после всех взаимных приветствий. — Вам знаком Ватанабе Масато-сан? Это старинный японский друг предыдущего посла. И мистер Роджерс, действующий посол США, также тепло к нему относится. Ватанабе-сан ходатайствовал о вас перед моим начальством, сказал, что у вас есть важное дело, касающееся поведения граждан США в вашей стране. Жду вас с объяснениями, мистер Ниида.
«Мистер» у американцев — это почти аналог нашего вежливого суффикса «сан».
Конечно же, после подобного вступления меня и Мияби пропустили. Я, дабы вопросов не возникло, снял оранжевый шарф, галстук же надежно скрыт под верхней одеждой. Эти городские сумасшедшие чуть было не заставили меня усомниться в любимом цвете и вынудили его прятать.
Передача картин — ничего серьезного. Нас встретил у калитки крупный мужчина-мулат с военной выправкой, проверил документы и принял «драгоценный груз» предметов искусства, художественная ценность среди которых, положа руку на сердце, есть только у работы Амацу-сенсей.
Затем по каким-то совершенно бесконечной длины коридорам и трем лестницам мы добрались-таки до кабинета Рэйчел-сан, где нас шумная американка и встретила. В деловом наряде, без облегающего платья и вызывающего декольте женщина выглядит совсем иначе. Старшей гайдзинской сестрой Асагавы-сан. Строгой и не склонной к развлечениям.
Впрочем, когда дело дошло до демонстрации искусства, настроение культурной атташе сменилось на умеренной восторженное. Ей понравились рисунки.
— Какая прелесть. Настоящая японская классика! Обожаю живопись по шелку! Тоже ваша работа? Ох, а посмотрите, что за прелесть, — принялась щебетать женщина, разглядывая мою мазню. — Цуцуи-сан, это ваш портрет? Черты лица вроде бы не те, но взгляд как будто бы точно такой же, — в виду имелась самая приближенная к понятию искусства моя работа «Белое на белом».
— Это Кагуя-химе, персонаж японской сказки, — подсказала Мияби. — Я не позировала для нее, но вы не первая, кто отмечает легкое сходство со мной.
— О да, да, я читала историю и была на премьере замечательного, очень милого аниме, — подтвердила Рэйчел.
Свою минутку внимания получило каждое полотно. Это было вежливым вступление к теме, которую блондинка на самом деле желала поднять.
— Не обидитесь на меня, если я, как принято у нас в Техасе, перейду сразу к делу? — все-таки перешла к основному Рэйчел. — Посла упрашивают разрешить вам взять интервью у американских граждан, находящихся под домашним арестом. И вроде бы это вопрос юридический, но все эти мифические йети и хибагоны… его сочли касающимся тематики культуры и переправили ко мне.
— Позвольте просто поговорить с вашими соотечественниками, из-за которых вас осаждают манифестанты.
— Адвокаты не рекомендовали им соглашаться на беседу, однако мистер Ли сказал, что готов встретиться с вами при условии, что не будет вестись записи и разговор без свидетелей.
Ли, очевидно, тот азиат, в итоге попросивший у «минамигона» пощады. Китаец или кореец? Не так уж важно, на самом-то деле.
— Вы знаете, мой английский очень плох…
— Я могу переводить, — вызвалась Мияби. Как же хорошо, что я посвятил ее в свои мистические тайны! Хотя, конечно, рассчитывать на то, что разговор не будет подслушан и записан американским ЦРУ наивно.
Еще полчаса на согласование и мы с Цуцуи оказались в небольшой квартирке напротив долговязого Ли. Сейчас, в нормальных условиях, я бы оценил его возраст на двадцать пять или двадцать семь. На голову выше меня, широкоплечий, плосколицый. Мигом вызвавший у меня легкое раздражение тем, как посмотрел на красавицу Мияби.
Моя невеста очень бодро начала диалог. Насколько хватает моих знаний иностранного языка, представила нас обоих и сказала, что мы по просьбе токийского телевидения, после чего выжидающе посмотрела на меня.
— Его зовут Джек Ли, он из Невады, — перевела мне девушка краткий результат знакомства. Как-то имя и фамилию она несколько с запинкой произнесла, как будто бы нахваталась у начальницы привычки обходиться без имен. — И ему очень стыдно, что так получилось. Макото, мне кажется, что американец-сан не врет, по-настоящему раскаивается. Он узнал тебя, как победителя Минамигона.
Ли-кун протянул мне ладонь, пришлось ответить на его крепкое рукопожатие.
Языковой барьер очень мешал моему детектору истины, но в целом да, не заметил читаемых признаков неискренности. В то же время припомнилось, что он семь раз стрелял в Акиру! Пусть дротиком со снотворным, а не пулей, все равно. Но тот факт, что он согласился на интервью, несмотря на запрет адвокатов, уже некоторое смягчающее обстоятельство.
— Мы пришли по просьбе канала NHK, — сказал я, тщательно подбирая слова. — Ведется работа над документальным фильмом о минамигоне и ваша история столкновения с ним может стать эффектным финалом.
Переводила Мияби сбивчиво, она далека от знания английского на уровне носителя.
— There’s no minamigon. We must have run into a bear (Никакого Минамигона не существует, должно быть мы столкнулись с медведем), — лгать как следует молодой мужчина не умеет. Он в существовании монстра уверен и очень бы сейчас удивился тому, насколько прав, заявляя обратное.
Блокнот у меня забрать не догадались. Достал его и крупными печатными буквами написал на страничке, собрав все свои зачаточные знания английского «He is exist. Hi send us» (Он существует, он нас отправил). Наверняка напортачил с грамматикой, но это неважно, судя по тому, как округлились глаза собеседника. Я прижал палец к губам, показывая жестом, что нужно молчать и продолжил писать, беспощадно издеваясь над иностранными словами: «He not monster. He brained» (Он не монстр. У него мозги). «Tell all for us. He forgive you. Belive us» (Расскажи нам все. Он простит тебя. Поверь нам).
Мой собственный мозг чуть не вскипел, вынужденный подбирать фразы. Но вроде бы получилось. Слова сами потекли из американца. Я понимал в лучшем случае через одно. Мияби больше моего, хотя тоже не совсем всё. Джек Ли родом из Невады, сын китайских иммигрантов. В какой-то сотне миль от его дома находится Зона 51. Однажды, еще будучи подростком, юноша увидел странные огни и уверился в том, что инопланетяне существуют. Начал общаться на профильных форумах, очень увлекся. Познакомился с Хэнком Фростом, обещавшим настоящее приключение. Еще двое участников экспедиции — такие же. А дальше поездка в Японию, ночь у костра и арест, какого ни один из браконьеров не ожидал.