— Хорошо, — повторил Морозов, задумчиво кивнув. — Сколько войск мы можем собрать?
— У нас в распоряжении — сорок шестой пехотный легион, две сотни гарнизона Южно-Монеронска, три сотни погранцов и пять сотен полицейских, — немного подумав, ответил Осип, вспоминая числа, называемые покойным Авериным на утреннем совещании. Что-что, а на числа память у бургомистра была всё такая же крепкая, как и в молодости.
— Хм, смотрю, со времён начала моего заключения количество войск особо не менялось. Тогда, думаю, стоит рассчитывать и на пограничников с северного побережья, потом ещё собрать гарнизоны малых городов — это ещё сотен пять… — вслух подумал Аристарх, обхватив подбородок левой ладонью. — А как насчёт ополчения?
— Евстафий уже начал созывать людей, но цифры нам неизвестны — мы же невоенные… — пожал плечами бургомистр.
— Ну, на тысяч восемь-девять можно рассчитывать… Но я думаю, что есть ещё одно место, где можно набрать хороших солдат.
— И где же это место? — удивился Осип. — И почему полковник не обмолвился о нём? Это что-то секретное? Хотя нет… Конечно же, нет — откуда вам тогда это знать…
— Такое место всё же существует, но полковник не мог взять его в расчёт, — не стал томить слушателей Аристарх. — Я предлагаю поставить под копьё заключённых.
В кабинете начлагеря повисла звонкая тишина — все пытались переварить и воспринять безумную идею генерала, но получалось у них это неважно.
— Предложить им в обмен помилование или сокращение сроков, — продолжал Морозов. — Монеронские лагеря — практически чисто политические. Контингент здешний я хорошо знаю — здесь в основном бывшие бойцы коалиции, некоторые даже служили под моим командованием…
— Я против этого, — резко произнёс начальник лагеря. — Вы хотите дать свободу этим уголовникам? Нам тогда и никакого десанта не потребуется — эти молодчики разнесут половину острова к едрене фене!
— Прежде всего, они — солдаты! — рявкнул Аристарх, вновь почувствовавший в своих руках власть, и уже спокойнее добавил: — И многих я знаю лично — на них можно положиться.
— В самом деле, Аристарх Борисович, стоит ли идти на столь крайние меры? — неуверенно произнёс бургомистр. — Всё же эти люди — преступники, осуждённые по приказу Верховного суда…
— Может, вам стоит напомнить, что моё отличие от этих… преступников — лишь только более мягкий приговор? — звенящим от гнева голосом проговорил Морозов. — Кажется, ещё минуту назад вы говорили, что я могу делать всё, чтобы повысить обороноспособность острова, — а теперь вы противоречите сами себе… — Кулаки генерала сжались. Он очень не любил, когда люди начинали юлить и идти на попятную. — Быть может, вы чересчур поспешили со своим предложением? У вас, я смотрю, имеется своё собственное мнение относительно того, как надлежит оборонять остров… Так я могу вам и не мешать со своими идиотскими идеями и отказаться от вашего…
— Успокойтесь, Аристарх Борисович, — примирительно поднял вверх руки бургомистр. — Да, мы действительно погорячились — не стоило перечить вам в этом вопросе. Если уж мы сами, по своей инициативе, попросили у вас помощи… Делайте всё, что посчитаете нужным.
Повисла неловкая пауза.
— Ладно, закрыли эту тему, — первым нарушил тишину генерал. — Василий Петрович, сколько заключённых в лагере? — обратился он к лейтенанту.
— Тысяча двести, — нехотя ответил тот. — Но знайте, лично я против…
— Ваше мнение мне уже известно, — холодно сказал Морозов. — Давайте лучше перейдём к обсуждению вопросов, непосредственно связанных с постановкой под копьё новых солдат.
— Вот именно, что постановкой под копьё, — бросил Василий. — Где вы собираетесь взять столько оружия, чтобы вооружить всех этих зэгов? Ой, простите, солдат, — последние слова капитан выговорил с нескрываемой ехидцей.
— Ну, насколько мне известно, — усмехнулся генерал, — в любом мало-мальски крупном городе Рардена на всякий случай имеется резервный арсенал. И, как я знаю, после революции эти склады никто не расформировывал. Да, конечно, оружие там не слишком хорошее, зато его достаточно.
— Знаете, генерал, — недоумённо проговорил Осип, — для человека, приговорённого к изгнанию, вы проявляете поразительную информированность…
— Земля слухами полнится, — вновь усмехнулся Аристарх. — Ладно, не будем отвлекаться. Считаю, что пора переходить непосредственно к действию. Лейтенант Симонов, — обратился Морозов к начальнику лагеря, — объявляйте общий сбор.
— Есть, ваше высокопревосходительство. — Симонов нехотя поднялся, отсалютовал Аристарху и пошёл к двери.
— Брат Аристарх, — обратился к генералу отец Пётр. — А почему бы не привлечь к сему богоугодному делу заключённых и других лагерей? Конечно, они не столь велики, как Синегорский, но ещё пару тысяч человек можно под копьё поставить.
— Отличная мысль, ваше преосвященство, — кивнул генерал. — Я и сам обдумывал её. У нас ещё три лагеря… — Аристарх задумался. — Хм, кому-то из вас придётся совершить две поездки.
— А почему бы не взять каждому по одному? — недоумённо спросил бургомистр.
— Да вы что! — улыбнулся Морозов. — Кто меня станет слушать с таким бредом-то? Не-ет, тут нужны люди с полномочиями…
— Аристарх Борисович… — в свою очередь улыбнулся Осип и укоризненно покачал головой. — Вы, право же, плохо думаете о наших умственных способностях. — Шеин полез за пазуху своего простенького дорожного камзола и достал ещё один свиток в кожаном футляре. — Мы готовились ко всякому.
С этими словами бургомистр протянул тубус Морозову.
Генерал откинул крышку, достал свиток и погрузился в чтение. Минуту спустя Аристарх поднял глаза и удивлённо произнёс:
— Вы точно знали, что я соглашусь?
— Иначе мы бы и не ехали, — ответил Осип.
Павел вместе с остальными зэгами в недоумении топтался на площадке перед домиком Хозяина. Даже общими усилиями не удалось найти внятную причину, какого демона их всех сорвали с работы средь бела дня. Перерыв уже был, эксцессов не происходило, а по графику — ещё четыре часа работы.
Тем не менее их всех согнали сюда, и вот уже добрую четверть часа двенадцать сотен зэгов (заключённых-горняков) стояли и ждали невесть чего.
Поморщившись, Павел оттянул натирающий шею металлический ошейник.
…Нет, всё-таки маги — порядочные уроды, это надо же было придумать такое западло! Вот ещё полвека назад из тюрем бежать было сложно, но можно. А теперь, с введением в обиход смерть-ошейников, — просто невозможно. И это при минимуме охраны, отсутствии стен… А зачем? Ведь есть же «замечательные» артефакты, которые при пересечении границы лагеря просто отрывают голову человеку водяным клинком или чем-то подобным.
Вот так-то — дёшево и сердито.
Конечно, оставалась ещё возможность перебить охрану и попытаться отключить внешний охранный контур с пульта управления, но для этого требовался или маг высокого уровня, или знание кодов блокировки…
В любом случае побег оставался чем-то из разряда ненаучной фантастики.
Между тем по толпе уже начали ходить нехорошие перетолки, из разряда «этот «шмяк» — неспроста» и «выведут сейчас нас, братва, в чисто поле…». Павел, правда, был абсолютно спокоен — а чего кипешить, если им, таким ценным кадрам, ничего не угрожает? Каторга — вещь для государства невероятно ценная, сколько труда всего-то за хавчик! Кое-кого заключение так вообще особо и не напрягало. Вот, например, те же орки — они у себя дома-то ели через раз и всякую дрянь, а тут хотя и еда тоже не фонтан, но зато сытная и трёхразовая.
Другой вопрос, что батрачить Павлу до конца этой гребаной жизни было, вообще-то, не в кайф. Безумно хотелось вернуться в родные места, в Приозёрные степи, дочку увидеть, отца обнять или, на худой конец, опять оказаться в армии. На войну, ларистанским демонам в пасть — сдохнуть хоть как мужик, а не загибаться на этом руднике!
Но нет же, у капитана Бондаря в графе «Приговор» значилось: «Пожизненная каторга, без права помилования».
Эта бесконечная серость, это беспросветное бытие настолько остохренело Павлу, что он порой даже задумывался о том, чтобы сделать шаг, всего лишь один шаг…
За границу лагеря.
И получить наконец долгожданный покой…
Хорошо тем, кто вообще не заморачивается собственным безрадостным существованием. Как вон, например, старые знакомцы ещё со свободной жизни Павла — Дарин и Утхаг. Сейчас эти два великовозрастных обалдуя азартно резались в «камень-вилы-бумага» на щелбаны. Треск стоял такой, что казалось, будто бы молотом дробят камни, а им хоть бы хны — черепушки что у дварфа, что у орка были будь здоров, не каждый болт пробьёт.
Между тем по рядам зэгов прокатилось оживление. Из своей скромной юдоли соизволил выгрестись его благородие начлагеря. Причём в сопровождении весьма колоритной компании — старик, поп и генерал Морозов. Генералом его тут все называли чисто по привычке — на самом деле он был таким же осуждённым, как и они. Только на более привилегированном положении — каторга Аристарху Борисовичу была заменена на пожизненное изгнание. Но упрямый генерал каждый день приходил в лагерь из своей избушки в лесу и вкалывал как проклятый.
Павел такой поступок уважал, хотя и не мог понять до конца — ему, сыну простого крестьянина, такие понятия, как офицерская и дворянская честь, казались пустым звуком.
…Начлагеря тем временем начал переговариваться с сопровождающими. О чём шёл разговор, Бондарю было не слышно, но его благородие был чем-то явно недоволен. А потом вообще махнул рукой и отошёл в сторону.
И тут, удивив всех собравшихся зэгов, вперёд выступил генерал Морозов.
— Здравствуйте, бойцы! — зычно произнёс Аристарх.
Толпа, состоящая на девять десятых из бывших солдат, ошеломлённо рявкнула:
— Здрав желаем, ваше высокпревосходство!
Рефлексы оказались очень въедливы — обычно к зэгам обращались «граждане заключённые», но, услышав знакомое приветствие со знакомыми интонациями, бывшие солдаты ответили так, как их и учили когда-то.