— Ну что, прапорщик, готов к войне?
— Так точно, ваше высокопревосходительство! — с жаром воскликнул пилот.
«Мальчишка, — с грустью подумал Аристарх. — Сколько ему — двадцать, двадцать два? Выживет ли он? Ведь скоро придётся драться насмерть… Если выживет — станет асом, а если нет…»
Генерал поспешно оборвал чёрную мысль.
Вновь, как и в далёком прошлом, Павла и его товарищей подхватила обычная суета армии.
Разместили прибывших на каких-то пустующих складах. Туда мобилизованные под это дело мастеровые в срочном порядке притащили свежесколоченные, но такие знакомые двухъярусные нары, снабдили всех матрасами, одеялами и подушками, показали места, где можно умыться и справить естественные потребности… В общем, можно было даже назвать эти помещения казармами, если бы не несколько сотен ментов, охранявших склады. Защищали ли они зэгов или от зэгов — так и осталось неизвестным.
После не слишком спокойной ночи сигнал к подъёму в шесть утра прозвучал очень даже неприятно, но привычные к распорядку бывшие зэги не роптали по этому поводу — ведь сегодня им выдавали оружие и доспехи.
После быстрого построения всю толпу погнали к главной рыночной площади, находившейся за городской стеной. Там царила извечная суета, но теперь отнюдь не мирного характера. Привычные торговцы отсутствовали, а за крепкими деревянными прилавками стояли легионеры-интенданты, занятые каждый своим делом.
Ещё на входе полицейские, выполнявшие привычные функции регулировщиков движения, разбили все двенадцать сотен человек на несколько более мелких потоков и направили их к прилавкам, стоявшим в одном из концов площади. В другой, дальней, части до сих пор сгружали с телег какие-то свёртки — по-видимому, вожделенные клинки и броники.
Павел, немного прихрамывая на раненую ногу, подошёл к интенданту за прилавком. Нога уже почти зажила — на месте глубокой колотой раны теперь был участок новой розоватой кожи, но несильная боль до сих пор доставляла неудобство.
При виде легионера за прилавком Бондаря так и подмывало спросить «чем торгуешь?», но капитан себя сдерживал.
— Имя, звание, военно-учётная специальность.
Немолодой уже, лет сорока, дядька в форменной лорике и с нашивками старшины, видимо, был в курсе, что это за подкрепление, поэтому и не стал тянуть кота за хвост.
— Капитан Павел Терентьевич Бондарь. Мечник тяжёлой пехоты.
В груди что-то тонко кольнуло — как же долго он уже не произносил этих слов, как же долго…
— Так, — старшина что-то записал пером в здоровенном гроссбухе. — Мечник, налево.
В течение следующего получаса Павел был нагружен полным комплектом легионера — меч, кинжал, щит, шлем, лорика, поножи, тяжёлые сапоги, перчатки, штаны, куртка-поддоспешник, два комплекта нательного белья, ножны для оружия, рюкзак, плащ, столовые принадлежности… В общем, вскоре Бондарь чувствовал себя несколько одуревшим от всей этой суматохи, но и чрезвычайно довольным. Он даже не сетовал на то, что всё снаряжение было очень старым — железки железками, но главное на войне — это дух воина.
Началась эта процедура часов этак в семь, но уже к двум часам дня (всё-таки сказывалась въевшаяся дисциплина) двенадцать сотен ЛЕГИОНЕРОВ были построены на главной площади Южно-Монеронска. Наибольший беспорядок в ряды «новобранцев» вносили настоящие уголовники — убийцы, разбойники, воры. Не привыкшие к такому снаряжению, они здорово тормозили весь процесс выдачи обмундирования, да и, получив его, копались дольше всех. Подчас уголовники даже не знали ни своего размера, ни своего роста, чем здорово бесили интендантов, — на глазок они эти параметры, конечно же, умели определять, но делать это очень не любили.
После построения всех зэг-солдат погнали на легионный плац, находившийся за чертой города. Там их уже ожидали несколько походных кухонь, но в преддверии выяснения остаточных боевых навыков кормили их не слишком плотно. Хавчик был немудрёный — гречневая каша с вяленым мясом, но солдаты, привыкшие к ещё более скромной лагерной баланде, искренне радовались.
Следующую пару часов их усиленно гоняли по строевой и индивидуальной подготовке, заставляя вспоминать всевозможные приёмы.
Молодой, лет двадцати пяти, лейтенант, неторопливо прохаживаясь перед строем, отдавал команду за командой:
— …Нале-во! Напра-во! Щиты сомкнуть! Пики к бою! Отражение конной атаки!..
— …Стрелы! Щиты уступом!..
— …Угроза с воздуха! Рассыпаться!..
— …Выпад! Блок! Сшибка! Добивание!..
По итогам занятий, у ста с лишним человек подготовку признали недостаточной и их немедленно списали в ополчение. В основном это оказались обычные преступники, никогда особых навыков и не имевшие, но были среди них и солдаты, которых слишком подкосила каторга и старость.
Слава Сотеру, Павел не попал в их ряды. После занятий началось формирование и комплектация вновь создаваемого подразделения — в соответствии с прошлыми званиями и заслугами были назначены командиры рот и взводов. Бондарь, как и много лет назад, снова стал ротным, Утхаг, дослужившийся лишь до лейтенанта, стал комвзводом-1, здоровенный светловолосый мужик Септимий Котов — вторым комвзводом. Всех своих новых подчинённых Павел хорошо знал по лагерной жизни, и только Дарина среди них не было — его перевели в формируемый инженерный отряд.
Это было естественно — дварфы в армии служили в большинстве своём именно в инженерных войсках, из-за врождённых наклонностей этой расы к строительству, кузнечному делу и возне с механизмами. Из боевых подразделений Павел смог припомнить лишь только несколько их национальных формирований — хирдов, являвшихся одними из самых боеспособных и элитных подразделений Рардена, но на фоне гигантского числа практически чисто человеческих легионов это было совершенно несерьёзно. В линейные войска дварфов почти не брали — виной всему был их не слишком высокий рост. В среднем дварфы были не выше полутора метров, а в боевом строю всегда старались подбирать воинов примерно одного роста, чтобы не создавать опасных мест. Да и обычное пехотное вооружение для них было немного великовато — нет, вес дварфов ничуть не смущал, но вот длина… Бойцы в хирде, например, пользовались исключительно гладиусами — своим коронным оружием. Эти короткие мечи не очень подходили для рубящих ударов, но в качестве колющего оружия были просто великолепны. Правда, на взгляд Павла, они были слишком неудобны, но дварфы считали иначе. Другим излюбленным оружием подгорного племени были алебарда и бердыш, которыми дварфы и компенсировали свой невысокий рост и недлинные руки — силы-то, чтобы управиться с этими дурами, у них было хоть отбавляй.
В общем, с такими боевыми характеристиками-наклонностями дорога в легионы этой расе была закрыта, но, как говорится, «каждому — своё», и в качестве инженерного обеспечения они оказались незаменимы.
В армии Рардена, да, пожалуй, и всего мира, присутствовало чёткое разделение военных специальностей, в том числе и по расовому признаку. Никакой дискриминации или национализма в этом не было, просто некоторые рода войск и некоторые расы в принципе не сочетались. Так что дварфы и гурры служили в инженерных войсках, гоблины и хоббиты — в лёгкой пехоте, а гарпии — в авиации.
…Вот и рота капитана Бондаря состояла почти из одних людей, исключение составляла лишь дюжина раздолбайского вида орков и угрюмого вида кобольд. Что служило причиной его недовольства, можно было даже и не узнавать — чем-чем, а фирменным недовольством и ворчливостью эта раса славилась всегда.
На примере этой отдельно взятой сотни можно было рассматривать и весь состав каторжан (да и страны). В большинстве своём в лагере отбывали наказание люди, немного орков, ещё меньше кобольдов и дварфов, и пара огров, но этих без всяких разговоров сразу же загребли в штурмовую роту легиона — слишком ценными кадрами они были.
Не было только эльфов.
Павел знал, что эти козлы просто-напросто отмазались от наказания. Да, на войне они дрались со всеми наравне — в дивизии, где когда-то служил капитан, был целый батальон ушастых стрелков. Не остались они в стороне и с началом Гражданки, но вот после поражения… Кто-то (позорище!) слинял за бугор, кого-то спасли высокопоставленные родственнички, а в большинстве своём эльфы получили вместо пожизненной каторги лет по двести изгнания. Конечно, пожизненное наказание для бессмертного — невероятно жестокая участь, но уж каторгу-то им можно было и не отменять — не соломенные, не переломились бы. Но нет же — их отправили в изгнание, причём в… родные леса! А там уже ищи ветра в поле, беги за эльфом в соснах…
А ведь нельзя сказать, что все остроухие были поголовно снобами и гордецами, нет, среди них были и нормальные парни, а вот, гляди ж ты…
Что-что, а эльфов в народе не слишком любили, даже в очень толерантном в этом плане Рардене. За их заносчивость, за то, что считали всех и каждого ниже себя. Не понимают эти глупцы, что с таким отношением скоро полностью выродятся и превратятся в изгоев. А ведь с ними почитай серьёзных войн даже и не вели. Нет, конечно, было дело — сражались, не без этого, но не так, как с теми же орками. Тысячу лет назад орков, пришедших из Великих степей и с Крайнего Севера, ненавидели сильнее некуда, тогда решалась судьба молодого государства Рарден — но ничего, выстояли же, и эльфы, надо признать, тогда нехило помогли. Но…
Прошла тысяча лет, а перворождённые не могут забыть, как первые правители ныне самого великого государства в мире униженно молили их о помощи. Тогда был зенит величия их расы, и они сочли возможным помочь молодому людскому княжеству. Да и не против своих же сородичей или союзников, а против извечных врагов-орков…
Но прошла тысяча лет, и теперь покорённые и замирённые орки верно служат Империи на полях битв, а кое-кто из эльфов до сих пор пытается что-то себе вытребовать.
Но ничего — время покажет, чья правда верней.
— …Рота! Нале-во! Ша-гом, марш! — Павел отвлёкся от своих глобальных мыслей и отдал приказ сотне выдвигаться на стрельбище.