Но в то же время драконов можно было достаточно быстро привести в бодрствующее состояние — на это требовался максимум час. Конечно, для боевого корабля это было довольно много, но авианосцы никогда не шатались по океану без прикрытия, а в случае возможности боевых действий режим анабиоза можно было настроить и на ещё меньшее время пробуждения. Минусом такого являлось ускорение обмена веществ в организме драконов, так что держать авианосцы на боевом дежурстве было весьма накладно — ящеров-то приходилось время от времени будить и кормить.
Так что только теперь, когда все драконы были пробуждены и подняты со своих спальных мест, мог быть проведён профилактический осмотр важных артефактов. Во время их работы это было бы слишком рискованным мероприятием — существовала высокая вероятность того, что при осмотре может быть нарушена тонкая настройка устройства и дракон из спячки уже бы никогда не вышел. Поэтому такие осмотры и происходили или при заходе на базу, или в то время, когда весь авиаполк (или же его часть) поднимался в воздух.
Двое техников обстоятельно выполняли свою работу.
Покончив со второй по счёту установкой, ниаронцы двинулись дальше по коридору, проходящему сквозь всю ангарную палубу. Он был хорошо освещён ярко-жёлтыми хрустальными магическими шарами-светильниками и весьма широк — метров десять примерно. Как раз чтобы по нему могла пройтись колонна драконов, по два в ряд. Тяжёлые двери анабиозных отсеков — драконьих стойл были открыты, уйдя по специальным рельсам куда-то вниз, под палубу, так что техникам не пришлось возиться со сложными замками.
Проверяющие вошли в один из отсеков, подошли к дальнему от двери углу, где и покоился нужный артефакт. Выглядел он, нужно сказать, не слишком впечатляюще — так, какая-то двухметровая серая колонна, испещрённая символами — то ли рунами, то ли иероглифами.
Один из техников отцепил от пояса тонкий стальной магический жезл с большим серебристо-зеркальным шаром возле ребристой части, являющейся, по-видимому, рукоятью, и передал другому. Затем присел на корточки около артефакта и начал, следуя какой-то определённой системе, крутить три металлических диска и нажимать на клавиши с рунами-иероглифами.
Второй техник пока топтался без дела — его черёд должен был наступить лишь при проверке самого главного — настройки. Был он достаточно молод, а ещё ему было скучно стоять без дела.
— Юки, а Юки…
— Чего тебе? — буркнул второй техник, постарше, который набирал код.
— Юки, ты как думаешь, чего это наши учения такие масштабные устроили? Может, чего серьёзное затевается?
— А с чего это ты взял? — Техник Юки уже набрал нужный код, но вот крышка, закрывающая внутренности артефакта, отчего-то никак не хотела поддаваться.
— Так наш авианосец уже пару лет не выходил в море со всей свитой! — с жаром воскликнул молодой техник. — Я тебе говорю, Юки, точно будет что-то важное!..
— Затевается… и… ладно. — Крышка наконец поддалась, обнажив малопонятные непосвящённым внутренности устройства — какие-то провода, колбы, металлические цилиндры и прочее, прочее. — Фу-у… — устало утёр пот на лбу техник. — И вообще, нечего голову себе всякими посторонними вещами забивать — не твоего ума это дело. Давай лучше за работу, болтун.
Молодой проверяющий надулся, но немедленно полез внутрь артефакта, время от времени проверяя жезлом какие-то узлы устройства и пристально вглядываясь в россыпь разноцветных огоньков, вспыхивающих на шаре.
…Тяжёлый авианосец «Асикага» по-прежнему шёл вперёд, а в небе над ним время от времени проносились драконы, ведя учебный бой, который, естественно, клонился в их пользу.
Но очень скоро их всадники поймут, что война и учения — это очень разные вещи.
Империя Ниарон, г. Хайлар,
19 апреля 1607 г. от Р. С., 18:21
Генерал Акамацу Абэ во главе полка тяжёлой кавалерии направлялся к месту расквартировки — городу-крепости Хайлару. Всю последнюю неделю, согласно приказам метрополии, Акамацу усиленно муштровал собственное подразделение, буквально до потери сознания. Солдаты выматывались, но не роптали — генерал пользовался в полку огромным уважением и его приказам подчинялись беспрекословно.
Возвращение с учебного плаца, расположенного в семи километрах от города, было ещё одним испытанием — пятитысячный отряд всадников поднимал на этой отвратительной дороге настоящую пыльную бурю. Солдаты чихали и кашляли, им приходилось заматывать лица форменными шёлковыми шарфами, но они были ещё в благоприятных условиях по сравнению с несчастными лошадьми.
Солнце, хоть и клонившееся к закату, палило по-прежнему с невероятной жестокостью, и этот факт тоже не добавлял радости уставшим бойцам.
Генерал, ехавший во главе колонны, был ограждён от пыли. Его конь ровно ступал по сухой дороге.
Акамацу в очередной раз с ненавистью огляделся.
Как же его уже достало это проклятое место! Полупустыня, будь она неладна…
И почему его не отправили дальше на север, в нормальные степи?..
Ровная, как стол, равнина до самого горизонта тянулась слева и справа от дороги, и лишь где-то вдали, в туманной дымке, маячили горы. Атмосфера этого места была спокойной, но одновременно гнетущей — пыльная дорога, пыльная равнина, обжигающий ветер, бросающий эту самую пыль в лицо. В полупустыне у Хайлара не было столь же жарко, как в песках Цемескана, но вот дух пустыни здесь присутствовал — одиночество, пустота и чувство, что ты такая же песчинка, что тебя окружают.
Болезненно искривлённые тонкие скелеты неизвестных животных, лишь по глупому недоразумению названные деревьями, стояли, ощетинившись рядами острых колючек и пряча за ними маленькие иссохшиеся листья. О да, эти организмы наверняка были плодом извращённого разума древних магов, безжалостными машинами убийства, скрывающимися под маской немощи и беспомощности — не могут же благородные деревья выглядеть так ужасно…
Они тихонько перешёптывались, злобно протягивали шипастые ветки, норовя вцепиться в людей, расцарапать лицо, выколоть глаза…
В небе кружили ящеры-падальщики, перекрикиваясь хриплыми голосами. Они наверняка ждали, когда кто-нибудь отстанет, потеряется и станет их лёгкой добычей. На падальщиков злобно смотрела пара больших песчаных варанов, расположившихся на крупном плоском камне. Они делали вид, что просто греются на солнце…
Но нет! Они все, все до единого, были верными слугами смертоносной пустыни, её глазами, оружием, частичкой чего-то большего…
О, как долго пустыне не приносили жертв! Кровь, кровь, как ей нужна была свежая кровь…
Одумайся, смертный, или будет только хуже.
«Приди ко мне сам, — шептала пустыня. — Или я заставлю тебя».
Ровный топот копыт. Пыль, скрипящая на подковах.
Всё это буквально гипнотизировало, причём ничуть не хуже шипения аспида-пересмешника. Твои глаза закрываются, тело слабеет, миг — и ты падаешь под ноги собственного коня. А потом по тебе равнодушно проходят, одна за другой, тысячи лошадей. Но тебе уже всё равно, ты уже ничего не чувствуешь.
Пыль не знает чувств.
Ни боли. Ни гнева. Ни радости.
«С-с-с-стань песчинкой, Акамацу.
Останься здес-с-с-сь, на дороге — так будет лучш-ше.
Для вс-с-с-се-е-е-ех… Для вс-с-с-се-е-е-ех…»
…Генерал даже и не заметил, когда его собственные мысли сменил какой-то странный, нечеловеческий голос. Акамацу помотал головой, отгоняя наваждение, и шипящий голос, шептавший что-то бессвязное, умолк.
Фу-у, привидится же такой бред… Видать, переутомился за эту неделю, да и солнце голову напекло — и никакой климат-контроль доспехов не спас.
«Не с-с-спас-с-с…»
Тьфу ты!..
Ну, пустыня, чего тут такого? Просто песок, просто животные — ничего смертельного, просто природа…
Не добрая и не злая, просто такая, как есть.
Акамацу достал из чересседельной сумки плоскую металлическую фляжку, открутил пробку и с наслаждением глотнул тёплой, с металлическим привкусом воды.
Уф… Хорошо…
В любой пустыне, даже в такой недоделанной, как эта, самая главная ценность — вода. Хорошо, что рядом с городом протекала полноводная круглый год речка, и ни жители города, ни ниаронские солдаты никогда не испытывали недостатка в воде. Вода — это жизнь, и с этим никак не поспоришь…
Она приносила на эту унылую землю настоящую красоту — в ураганном темпе начинали расти и, что самое главное, цвести мириады самых разных цветов. Всего за несколько дней раскалённая равнина превращалась в цветущий луг, ветви кривых уродливых деревьев украшали поразительные по своей красоте грозди роскошных белых цветов, по странной прихоти Неба похожих на розы.
Генерал как истинный ниаронец умел ценить красоту. Настоящий воин мог найти прекрасное во всём — в стремительном росчерке меча, в последнем стоне врага, в пламени истребительного пожара, но вот в полупустыне после дождя искать ничего не требовалось. Она навевала покой, желание любить, созидать — этого ведь порой так не хватало…
…Минуты и шаги таяли, словно невиданный в этих широтах снег, и вот уже вдали показался город. Чёткие квадраты полей, очерченные ирригационными каналами, убогие домишки крестьян, стоящие вне крепостной стены, сама стена — низкая и старая, повидавшая на своём веку немало завоевателей, — всё это был Хайлар. Город с почти пятидесятитысячным населением. Крепость, закрывающая путь в глубь материковых территорий Империи, и как это ни странно — жуткая дыра.
Поначалу Акамацу был просто в ярости, когда его и весь 4-й отдельный засунули сюда. И это после того, как он так хорошо проявил себя в Кайтунском сражении!.. Но потом, поразмыслив, генерал решил, что всё это имеет какую-то важную причину, и смирился. Теперь же, когда из Генштаба стали один за другим лететь приказы по усилению боеготовности подразделения, генерал понял — что-то затевается.
Полк приближался к Южным воротам. Здесь, в отличие от всей дороги, уже начали попадаться крестьяне, а также другие люди — естественно, хаты.